Мои люди
Сергей Тимошенко, поэт, краевед, коллекционер, Челябинск
С Сергеем Александровичем Тимошенко я познакомился, когда работал над книгой «Планета Южный Урал. Живая энциклопедия народов Челябинской области». Он, как заместитель председателя Челябинского областного общественного фонда культуры, участвовал в круглом столе, а затем, как человек из многонационального Дагестана, помогал мне понять этно-культурное своеобразие некоторых народов. Я горжусь дружбой с таким человеком. Сергей Александрович очень тонкий и внимательный собеседник. Он всегда элегантен и подтянут, это мужчина, на примере которого молодых людей можно учить культуре поведения в обычных жизненных ситуациях. Поэма «Петр и Феврония» поражает своей глубиной и изысканной простотой, автору удалось придать известной канонической истории человеческое звучание.
***
29 ноября 2013 года Сергей Александрович подарил мне свою новую книгу стихов «Осенний букет».
————————————————————————————————————————————————————-
Петр и Феврония
17.11.2011
Пролог
В славном Муроме стояли
Церкви — дивная краса!
А вокруг тянулись дали
И дремучие леса.
Башни, барские хоромы,
Терема ласкают взгляд.
А над ними, как короны,
Ввысь флажки, гербы глядят.
Избы, прочные ворота,
Всюду крытые дворы,
Горожан слышны остроты,
Смех и говор детворы.
Княжил в Муроме достойный
Павел со своей женой.
Жизнь вели они пристойно,
Зная — краток путь земной.
В храм они всегда ходили,
Соблюдали все посты.
И сограждан своих чтили,
Были в помыслах чисты.
Здесь повсюду Русь дремала —
На погостах и крестах.
И незримо время ткало
Память в сказочных местах.
Князь, чтоб беды не мешали,
Правил вотчиной своей.
Но не знал: незримым жалом
Боль ему наносит змей.
Вступление, или СКАЗ о кознях дьявола в образе коварного змея
Как бес бояться перестал,
Никто и не узнает,
Но змей к княгине прилетал
И похотью был занят.
Он поначалу приходил
В обличие супруга,
Простые речи говорил,
Казался близким другом.
Поэтому его жена,
Как и всегда, стеснялась,
Была пред ним обнажена,
На ласки соглашалась.
Но скоро змей, насытясь злом,
К бедняжке той явился
В обличье мерзостном своем
И близости добился.
Он страхом брал ее теперь
И тайной злою силой,
Как может расправляться зверь
С живой косулей милой.
А всем другим являлся он
С женой сидящим князем.
Жизнь становилась страшным сном,
А свет был мраком связан.
Она, супружеству верна,
Беду раскрыла князю.
А Павел, хоть и весть дурна,
Жене поверил сразу.
Он в той беседе вопрошал:
«За что ты так несчастна?
Тебя, мне знаешь, очень жаль.
Так связь эта опасна!»
Но только ты можешь спасти,
Презрев души усталость,
Узнай (почти его, ульсти)
Сколь жить ему осталось?
И если сможешь разузнать
Причину его смерти,
То прекратится та напасть,
Что навязали черти.
Ты сделаешь своим судьей
Христа, что всех спасает.
А я узрю, как муж святой
Злодея покарает.
***
И вот, когда явился змей,
Княгиня без кручины
Сказала: «Ты ведь всех умней.
Что знаешь о кончине?
Какою станется она
И от чего случится?
Ты знаешь все. Тебе ясна
Судьба, что вдаль стремится».
«Смерть от Петра плеча придет, —
Прельститель змей ответил.
— Меня мечом князь и убьет,
Тот меч один на свете».
Змей, так умевший всех прельщать,
Сам был прельщен, обманут.
На ком злодейская печать —
В погибель будет втянут.
***
Князь брату своему Петру
Сразу решил открыться.
Знал: он, приверженный добру,
С злодеем будет биться.
«О, брат любезный, я в беду
Попал теперь большую
И не пойму, что обрету.
Помочь тебя прошу я.
Одно я знаю — Бог велит:
Убить мерзавца надо.
Как поступить, как отомстить,
Не задохнувшись смрадом?»
Петр сразу в мыслях осознал:
«Убить сумею змея.
Но как же быть мне без меча?
Его я не имею.
Не знаю, где хранится меч,
Искать мне будет сложно,
Но должен змея я рассечь,
Чтоб враг погиб безбожный».
***
Петр издавна любил бродить
По весям Муром-града
И у икон святых просить
Душе своей отраду.
Так он в раздумьях прибрел
В женскую обитель,
Там в церкви пел чудесный хор —
Печали исцелитель.
Молился в церкви этой князь
Пред ликами святыми,
Тянулась сокровенно связь,
Являя Божье имя.
Горели свечи, что хранят
Молившегося взгляды,
И веял тонкий аромат
От радужной лампады.
И вдруг ему явился лик,
Князь молвил: «Это отрок!
Откуда, милый, ты возник?
Я вижу, как ты кроток».
Ответил ангел: «Правда. Я
Служу извечно хворым,
Вселяю кротость, радуя,
Всех исцеленьем скорым.
Я знаю, ищешь дивный меч,
Которым Агрик дрался,
Им богатырь мог жизнь сберечь
Тем, за кого сражался.
Князь, хочешь, место укажу,
Где этот меч хранится?
Иди за мной, я разгляжу,
Где он в стене таится».
И Петр, не чувствуя себя,
Пришел к стене секретной,
И в нише (помогла судьба)
Увидел меч заветный.
Он взял его, поцеловал
И устремился к брату,
А Павел, видно, почевал,
Печалями объятый.
Брат меч священный показал,
И Павлу стало легче,
Своим он слугам приказал
Зажечь в хоромах свечи.
А Петр с воспрянувшей душой
Старался выбрать время,
Чтоб сбросить с близких груз большой
И пагубное бремя.
Он волос вившийся имел
И бороду овалом.
В глазах небесный свет синел,
Казался князь усталым.
Петр во дворец с утра ходил
К снохе своей и брату,
Но мысли без конца будил
О праведной расплате.
В тот день, проведав Павла, он
Пришел к снохе в покои
И был чрезмерно удивлен —
Сидел там князь с снохою.
Петр тут же к Павлу поспешил,
А тот был занят делом,
И уж, конечно, подтвердил:
Не раздвоялся телом.
«Палату я не покидал,
С чего ты так взволнован?
Жену сегодня не видал —
Визитами был скован».
Петр Павлу сразу же сказал:
«Вот где пронырство змея!
Он мне тобой являться стал,
Ведь знал — убить не смею».
«Мой брат, прошу, не выходи,
Останься здесь без страха.
Сомнений нет, ты подожди,
Теперь змей близок к краху».
Захлопнув дверь, Петр вынул меч,
Вбежал к снохе в палату,
В обличье брата змей привлечь
Хотел ее к разврату.
Князь со всего плеча сразил
Врага людского рода,
В своем обличье он сносил
Кончину. В пене своды.
Он извивался и издох,
Обрызгав кровью князя.
Когда ее поток истек,
Петр был в плену заразы.
Все тело в язвах до волос,
В ужасных струпьях ныло,
Но излечить не удалось,
Врачи бессильны были.
Петр, видя бледное лицо
Снохи, сказал устало:
«Погибло дьявола яйцо,
И змея злое жало.
Сподобил Бог меня, сноха,
От зла тебя избавить,
Ты, не желавшая греха,
Достойна страх оставить.
А то, что мне не повезло,
Скажу я без обиды.
Порою мстит за правду зло,
Но то никто не видит.
Но с верой в Бога остаюсь
И не ропщу за хворость.
Святым целителям молюсь —
Взойдет надежды поросль».
СКАЗ ВТОРОЙ
Чудесное обретение князем Петром своей благоверной жены Февронии
Петр слышал, много есть врачей
По всей земле рязанской.
Его везли пять дней-ночей
В повозке мягкой царской.
Он на коне сидеть не мог
В силу великой боли,
Но помогал страдальцу Бог
Помимо его воли.
Его посланцы уже шли
По весям всей округи,
А одного из них свезли
В село Ласково слуги.
Приблизясь к дому, молодец
Просил впустить, стучался.
Никто не встретил, жеребец
В подворье отозвался.
В дом юноша вошел, и там
Предстало вдруг виденье:
Девица ткала от души
И пела с вдохновеньем.
Свет озарял ее станок,
Лик милый и румянец,
А рядом, возле статных ног,
Все время прыгал заяц.
Лежало рядом полотно,
Она его соткала,
Через мгновение одно
Она Петру сказала:
«Вот видишь, путник: без ушей,
Без глаз дом днем и ночью».
А он, не понявший речей,
Спросил: «Где мать и отчий?»
Февронья с грустью изрекла
Всю правду очень скоро,
И речь ее легко текла,
Печаль была во взоре.
«Отец и мать мои взаймы
Ушли в деревню плакать,
А брат подался для семьи
На смерть глядеть сквозь лапоть».
Нежданный гость ответил ей:
«Смысл слов твоих не ясен».
Она промолвила: «Точней
Я рассказать согласна.
Если б у дома пес лежал,
А в доме был ребенок,
Тогда бы уши и глаза
Имел наш дом. Слух тонок.
Умрут и мать с отцом в свой час,
И по ним плакать станут,
Это и есть заемный плач,
Которым люд наш занят.
Отец и брат мои давно
Лесные древолазцы,
Мед собирать им суждено,
Они деревьям братцы.
И всякий раз им с высоты
Смерть открывает очи,
И коль сорвутся, не снести
Увечий всех и порчи».
«Девица, очень ты мудра,
Скажи свое мне имя,
К тебе я прибыл от Петра,
Мой князь весь в хворе ныне».
Она ответила ему:
«Февронией зовусь я,
Скажи мне, князь твой почему
Приехал в захолустье?»
«Он струпьями покрылся весь,
И мучат язвы князя,
От крови змея та болезнь
В него вселилась сразу.
Такая, видно, уж судьба —
Убить сумел он змея,
Но только не сберег себя,
Опасно беса семя.
Коль кто-то вылечит болезнь,
То обретет богатство».
Она сказала: «Грустна песнь,
Но не сули мне царство.
Ты князя привези сюда,
Я не прошу оплаты,
Пройдет легко его беда,
Прибудут если сваты.
Коль стану я его женой,
То излечу все хвори.
Скажи Петру, пусть жребий свой
Он выберет без спора».
***
Посланник князю своему
Был вынужден признаться.
«Как в жены, — тот сказал, —
Возьму я дочку древолазца?..»
Но Петр подумал и решил:
«Скажи, что я согласен,
Но мало уж осталось сил -
Больному брак напрасен».
***
Черпнула девушка в сосуд
Закваски хлебной свежей,
Подула, чтоб не мучил зуд,
И не вмешался леший.
Февронья наказала: «Здесь
Готовьте баню князю,
Он должен быть покрытый весь
Целительною мазью».
Но только струп один пусть он
Совсем сухим оставит.
Поверьте, будет князь спасен
И жизнь свою прославит«.
Петр выполнил ее наказ
И струп один не смазал.
К утру болезнь изгнала мазь,
Исчезли раны сразу.
Был он тому безмерно рад,
Хоть и осталась ранка.
Князь думал о цене наград
Волшебнице-крестьянке.
Она умела лен чесать,
Ловко ткала для близких,
Читать умела и писать
Красиво, без описок.
Икон любила святость чтить,
Им поклонялась часто,
Могла Февронья честно жить
И побеждать напасти.
Она в девичестве была
Целителем известным,
И добрые ее дела
Служили людям местным.
Князь рвением ее святым
В леченье восхищался.
С предубеждением своим
Он все же не расстался.
Февронья, чувствуя отказ,
Подарки отослала,
И в Муром устремился князь,
Но вновь болезнь пристала.
***
По телу струпы разошлись
В пути уже, как прежде,
И язвы омрачали жизнь,
Пришел конец надежде.
Вельможу к деве князь послал.
В Лесково возвратился.
За то, что слово не сдержал,
Сердечно извинился.
Февронья, вовсе не сердясь,
Посланнику сказала:
«Пусть станет моим мужем князь,
Я с ним судьбу связала».
Петр слово дал, что он готов
Быть верным ей навеки,
И сразу же пошлет сватов
В Ласковские засеки.
Леченье повторив, она
Вновь князя исцелила.
Он знал: Феврония сполна
Любви открыла силу.
А ее синие глаза
И волосы льняные,
Простая русская краса
Петра влекли отныне.
***
Вернулся Петр в город свой
Здоровым и счастливым,
С Февроньей, верною женой,
В дворец большой, красивый.
Жизнь в благочестии вели
Там князь с младой княгиней,
Законы Божии блюли,
Считали брак святыней.
СКАЗ ТРЕТИЙ
Возвращение на княжение Петра и Февронии и их неустанные труды во благо земли Муромской
В спокойном Муроме в те дни
Тучи беды сгущались,
А Петр с супругою одни
Побыть тогда старались.
Князь Павел вскоре отошел
От жития земного,
Он отдохнул от многих зол,
Но жизнь — во власти Бога.
По смерти брата своего
Стал Петр самодержцем.
И то, что власть важней всего,
Он понимал всем сердцем.
И потому он укрепил
Княжения основы,
Чтобы народ спокойно жил,
Дела нужны и слово.
Но только Бог судьбой вершил,
Готовил испытанья.
Беда незримая спешит,
Чтоб принести страданья.
***
Февронья, ставшая теперь
Супругой венценосной,
Стала печальной от потерь
И зависти несносной.
Ее, по наущенью жен,
Бояре невзлюбили,
И каждый был так обозлен,
Иные уже мстили.
Февронье не могли простить
Ее корней крестьянских.
Ей не хотели приносить
Поклонов своих барских.
***
Один из них пришел к Петру
Оклеветать супругу:
«Она здесь всем не по нутру,
И ропщут даже слуги.
Княгиня стол, стыдно сказать,
Бесчинно покидает,
И всякий раз, прежде чем встать,
Все крошки собирает.
Февронья, словно голодна,
В ладонь их зажимает.
Зачем? Она ведь не бедна?
Никто не понимает».
Петр сам проверить все решил,
Жена сидела с князем,
Когда обед он завершил,
Разжал ей пальцы сразу.
В ее руке увидел он,
Глазам своим не веря,
Ливан и редкий фимиам,
Чему был рад без меры.
***
Все успокоились, но вновь
К Петру пришли бояре
И начали без лишних слов
Навет вещать свой старый.
Петра все начали просить
С Февроньею расстаться:
«Мы все хотим тебе служить.
Как с нами не считаться?
Ты, если ценишь с нами связь,
Спаси нас от напасти,
Возьми жену другую, князь,
Поверь, узнаешь счастье.
Жену свою ты отпусти,
Дочь бортника — смех курам.
А коль оставишь — нас прости —
Ты сам покинешь Муром.
Княгиня, пусть приняв казну,
Уйдет, куда наметит».
Князь повелел спросить жену:
«Узнайте, как ответит».
***
И вот, чтобы ускорить цель,
Бояре пир созвали,
На нем все те, кто пил и ел,
Княгиню призывали:
«Лишь князь нам только господин,
Тебя мы не выносим,
И потому выход один —
Отдай нам то, что просим.
Возьми достаточно богатств
Да и покинь нас с миром».
Княгиня, видя груду яств,
Испила квас с имбирем.
И молвила: «Я так решу:
Отдам, что вы хотите,
Дайте и мне, что попрошу,
И Бога не гневите.
Всего ценнее для меня —
Быть рядышком с супругом.
Я не смогу прожить и дня
Без милого мне друга».
Бояре в злобе поклялись
Исполнить ее волю,
Она сказала: «В князе жизнь,
Люблю его до боли».
Случилось так — враг помутил
Их мысли и расчеты:
«О, если б князь власть уступил,
То отбыл бы с почетом».
Гордыня стала распирать,
Здесь каждый себя видел,
Способным скоро князем стать,
И ближних ненавидел.
Бояре дали свой ответ
Блаженнейшей княгине:
«Коль от Петра отказа нет,
Свободны вы отныне».
И скоро князь свой дал ответ:
«Предивная супруга
Дороже мне, чем белый свет,
Не жить нам друг без друга».
***
Вот так же в княжествах иных
Рождались часто смуты.
Народ нес иго полчищ злых
И вековые путы.
Так было часто на Руси,
Так к нам пришли монголы.
Проснулся вольный крик души
На Куликовом поле.
***
Два струга плыли по реке,
К Оке склонялись ивы.
Был слышен голос вдалеке
Женщины красивой.
Февронья пела о судьбе
И даль обозревала,
Платочек, вышитый себе,
На шею повязала:
«Когда-то инок мне сказал,
Что стану я счастливой,
Знать, с князем ангел нас связал
Молитвой молчаливой.
Случаться стали чудеса,
И Петр ко мне явился,
У нас дремучие леса,
А он не заблудился.
И почему? То знала я,
Что жить мы станем вместе.
Я удостоюсь, как жена,
Такой высокой чести.
Тернистый путь мой муж прошел,
Чтоб отыскать невесту,
Меня он власти предпочел,
Чтоб быть навеки вместе.
Спасибо Господу за то,
Что жизнь нам осчастливил,
На путь и верный, и святой
Сквозь испытанья вывел.
И может быть, случится так,
Что в один день дождливый,
Если тому найдется знак,
Покину землю с милым.
Ну а пока печали нет,
Потерю не жалею,
Ценить волшебный Божий свет
Я сызмальства умею».
Плыла Февронья по Оке
И даль обозревала.
Платочек, вышитый в руке,
Молясь, она держала.
К ней приближались берега,
Кусты, деревья, рощи,
Деревни, церкви и луга
До самой поздней ночи.
***
День ясный всех на струге грел,
Княгиня была рада.
Боярин на нее смотрел,
Не отрывая взгляда.
Февронью явно он смущал
Заметным вожделеньем.
Она сказала, чтоб он знал,
С глубоким осужденьем:
«Черпни ведерком здесь воды
И выпей ее сразу,
Теперь на этот край приди».
Он следовал приказу.
«Ну вот, все снова повтори,
Испей водицы справа,
Ее познал ты изнутри -
Сужденье будет здравым.
Скажи, едина ли вода?
Или одна послаще?»
Ответил он: «Вода одна,
Не может быть иначе».
Февронья праведной была
И рассуждала честно.
А разговор она вела
С грешником нелестный:
«Я назову твою вину.
Зачем по воли беса
Оставил ты свою жену,
Явив себя повесой?»
Тот, кто княгиню возжелал,
Увидел в ней прозренье.
И больше взор не посылал
С бесовским вожделеньем.
***
Когда вновь вечер наступил,
Сошли все спать на сушу,
Князь вновь раздумья допустил
В свою большую душу.
Не знал, что дальше ждет семью,
С Февронией что будет?
Жена сказала: «За свою
Жизнь Бог нас не осудит.
Ты знаешь, что порой слова
Подобны фразам вещим,
Знать, заболела голова,
Пройдусь, заняться нечем».
Февронья медленно пошла
Вдоль берега речного
И что-то тайное нашла
Средь лагеря ночного.
К палкам черным у реки
(на них котлы держались)
Княгини воли вопреки
Руки прикасались.
Она шепнула: «Будет так,
Чтоб чудо здесь свершилось».
И ей явился зримый знак —
Поляна осветилась.
Февронья сразу же ушла
Ночь провести в палатке.
Блаженная ее душа
Ждала молитвы краткой.
***
Свой лагерь не могли узнать
Проснувшиеся люди.
И не успел никто понять
Случившееся чудо.
Везде царил еще покой.
Там, где котлы висели,
Увидели, что над Окой
Дубы листвой шумели.
А позже разожгли костры,
Чтоб пищу приготовить.
О чуде утренней поры
Все продолжали спорить.
***
Как только стали уносить
Имущество на струги,
Принять послов пришли просить
Их муромские слуги.
Петр с судна медленно сошел
К посланцам. Те с поклоном:
«Князь, возвратись на свой престол,
Дай выжить детям, женам.
От всех посадских и вельмож
Тебя мы слезно просим
Простить. Нас всех бросает в дрожь,
Мы муки болью сносим.
Нашли мы в граде много тел
Людей — жертв смерти лютой.
Знай, каждый, править кто хотел,
Убит был злою смутой.
Скажем еще: княгиню впредь
Любить мы вечно будем,
Не дай нам, княже, умереть,
Себя мы сами судим».
***
С женою князь в кратчайший срок
В Муром возвратились,
Как властолюбия порок
Ужасен — убедились.
Пришлось супругам исправлять
Случившиеся беды,
И стали люди замечать
Их мирные победы.
Чадолюбивы, как отцы,
Щедры, честны, правдивы.
Но богатели их дворцы,
И колосились нивы.
А город пастырей имел,
Росла казна от Бога,
Всех тех, кто зло познать посмел,
Судили очень строго.
И помогали править им
Лишь истина и кротость,
Их труд был с подвигом сравним,
Он отрицал жестокость.
Петра сравнить с временщиком
Язык не повернется,
Он знал, что Русь спокон веков
О благе всех печется.
А край ему — родимый дом,
Что строился веками.
Богатства созданы трудом
И честными руками.
В нем странники могли гостить,
Паломники — молиться,
Калек под кров могли впустить
И с бедными делиться.
И потому, князя с женой
Святыми называли,
Не зная, сколь большой ценой,
Они преуспевали.
СКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ
Во един день, или Земная кончина святых Петра и Февронии
Супругов жизнь, словно река,
Текла, не истощаясь,
Но все ж судьба издалека
Свой знак подать пыталась.
Просили Бога князь с женой
В одно и то же время
Покинуть вместе мир земной,
Оставив жизни бремя.
Велели камень отыскать
И сделать в нем два гроба,
Чтобы в них рядом пребывать,
Мечтали они оба.
***
Однажды трудный разговор
С мужем вела супруга,
Она сказала: «С этих пор
Спасать надо друг друга.
Давай подумаем с тобой,
Как жить мы дальше будем,
Иль сдаться старости слепой,
Как и другие люди?
Служенье Мурому прошло,
Тому причина — годы,
Чтоб нас в печаль не унесло,
Отыщем к Богу броды.
Чтоб бытие наше текло,
Мы в церкви обвенчались,
Конечно, нам с тобой тепло,
Мы век не разлучались.
Служили мы нашей семье
И княжеству служили,
А ныне, хоть близки к земле,
Мы долг свой не забыли.
Ну а теперь, в конце пути
Нам выбор сделать надо,
В монашество должны уйти,
В служении — отрада».
С улыбкой нежной князь сказал:
«Я точно так же мыслю,
Нас к послушанью Бог призвал,
Чтоб в путь мы дальний вышли.
Одно печалит лишь меня -
Разлука злою станет,
Я без тебя не жил и дня,
Мысль эта сердце ранит».
Февронья с теплою тоской
В ответ ему сказала:
«Себя ты, милый, успокой,
Нам жизни было мало.
Но верю я: на небесах
С тобой мы будем рядом,
Я вижу боль в твоих глазах,
Тебя вновь ждать я рада.
Я знаю, муж мой, в нужный срок
Мы встретимся навечно,
Вот только перейти порог
Нам надо, друг сердечный».
***
Супруги скоро облеклись
В черные одежды,
Монашьи бденья начались
Во имя их надежды.
Супруги впредь решили жить
Во иноческом чине,
В монастырях Бога молить
До дня своей кончины.
И назван был блаженный князь
Послушником Давидом,
И в келье узкой каждый час
Молился с кротким видом.
Когда жизнь инока познал
И встретил в келье зиму,
Путь к Богу верным князь признал
И принял старец схиму.
Ну а Феврония с тех пор
Назвалась Евфросиньей,
Могла создать любой узор,
Жила трудом посильным.
Игуменья велела ей
Для храма вышить воздух,
Монахине же труд милей,
Чем вынужденный отдых.
То был один покров большой
Для дискоса и чаши.
Он создан светлою душой
И нитями раскрашен.
В ликах святых таился свет,
Красивы были ризы,
Знала она шитья секрет —
Работать без эскиза.
Трудней душою вышивать,
Но образы святые
Будут на ткани оживать,
Как иноки простые.
***
И вот Давид ей весть прислал:
«Сестра, душа стремится
Покинуть тело, свой причал,
Я жду, чтоб нам проститься».
«Пока я воздух не дошью, —
Монахиня сказала, —
Тебя, прости, не посещу,
Ведь время не настало».
Он снова весть ей передал:
«Я подожду немного, —
Но тут же сообщил, — как жаль,
Не жду тебя, жду Бога».
Она велела передать
Супругу дорогому:
«Я буду время наше ждать,
Не выйдет по-другому.
Лишь одного святого риз
Я не успела вышить,
Спешу тебе, брат, сообщить,
Что не сумею выжить».
Она иглу воткнула в ткань
И обернула ниткой.
Отдав молитве свою дань,
Преставилась с улыбкой.
Так, в один день и тот же час
Ушли святые души.
Гром землю в тот момент потряс,
Шел дождь, и плыли тучи.
***
Решили в храме поместить
Петра, там клир, старушки.
Ну а жену определить
В монастырь, в церквушку.
В монашестве не положить
В одном гробу блаженных.
И их решили хоронить
В гробах обыкновенных.
Но общий гроб пустой стоял
В том самом храме главном,
А утром Муром весь узнал
О чуде дивном, тайном.
Гробы отдельные пусты!
Никто не верил вести.
В двойном гробу лежат цветы
И… князь с княгиней вместе.
Потом тела их разнесли
В другие домовины,
Супругов вновь с утра нашли
В большом гробу едином.
Он вытесан был для двоих,
Стоял он в храме главном,
Но больше трогать прах святых
Не стали в граде славном.
Он Богом городу был дан
В спасение, для веры,
Святым все отдавали дань,
Их следуя примеру.
Поверье есть: Бог обещал
Исполнить их желанья,
Он обо всех, конечно, знал
Их праведных деяньях.
Эпилог
В славном Муроме стояли
Церкви — Божия краса,
А вокруг тянулись дали
И дремучие леса.
Башни, барские хоромы,
Терема ласкали взгляд.
А над ними, как короны,
Ввысь флажки, гербы глядят.
***
Супругов верных знали все
И часто вспоминали.
И с давних пор в каждой семье
С любовью почитали.
По истеченью многих лет
Сложили люди повесть
О верности, явившей свет,
Порядочность и совесть.
***
Брак честен — ложе без греха,
Учил апостол Павел.
Семья дана на все века,
Ее всегда он славил.
В семье обман терпеть нельзя,
Предательство — погибель,
Растить детей — ее стезя,
Награда, честь и прибыль.
Супругам силы придает
Благое постоянство,
А коль его недостает,
Вползают блуд и пьянство.
Любовь пронесшим до конца
Подарит Бог спасенье,
А от нетленного венца
Придет благословенье.
Семья — основа всех начал,
Жизни земной хранитель.
В ней есть и радость, и печаль,
Ее создал Спаситель.
***
Супругов подвиг сразу стал
По всей Руси известным,
Когда святыми их признал
В Москве собор Поместный.
А вскоре Иван Грозный храм
Возвел над ракой славной.
Народ пошел к его дверям
За чудодейством тайным.
И по сей день к мощам идут
Люди со всей России.
Они, как встарь, свой ищут путь
К служению Мессии.
Все сбудется и снизойдет
На них благая святость,
И в душах многих оживет
Разбуженная радость.
Преданье есть: Господь любил
Блаженных за деянья,
И потому осуществил
Их главные желанья.
Они лежат в гробу одном,
Их души вечно вместе,
Мощи, что в Муроме родном,
В России всем известны.
И каждый, с верой кто придет
К раке на моленье,
Успокоение найдет,
Получит исцеленье.
Они в один и тот же день
Ушли, чтоб встретить Вечность.
Их тени бродят и средь стен —
Зовет родная местность.
Как прежде Муром носит грусть,
В церквях, в старинных зданьях —
Везде незримо дремлет Русь,
Храня воспоминанья.
Июнь, 2011 г.
________________________________________
П Р И М Е Ч А Н И Я
1. Смрад — вонь, отвратительный запах.
2. Агриков меч. Агрик — сказочный богатырь, владевший мечом-складенцом и копьём из громовой стрелы.
3. Почевал — отдыхал, заснул.
4. Струпья — сухая корочка на язве.
5. Ласково — деревня, находится в Рязанской области в пяти километрах от села Солотчи и Солотчинского монастыря. В тех краях живо придание о том, как крестьянка вышла замуж за Муромского князя.
6. В славянском песенном и обрядовом фольклоре заяц является одним из персонажей свадебной и любовной тематики. Можно сделать предположение: скачущий заяц призывал жениха к своей хозяйке.
7. Отчий — отец.
8. Древолазцы — собиратели мёда диких пчел на высоких деревьях. Вид деятельности.
9. Засека — преграда из срубленных и поваленных деревьев. Создавалась в целях обороны от набегов.
10. Ливан — благовоние. Фимиам — благовонное вещество для курения.
11. Куликово поле находится между реками Непрядва и Дон (ныне в Куринском районе Тульской области). Место Куликовской битвы 1380 года. Победа Дмитрия Донского, возглавившего воинов Московского Великого княжества и его союзников, над монголо-татарскими войсками ускорила освобождение Русского народа и распад Золотой Орды. Благословил Дмитрия Донского Сергей Радонежский (1321-1391), который поддерживал объединительную и освободительную политику Великого Московского князя Дмитрия (1350-1389).
12. Струг — старинное речное деревянное судно.
13. Черные одежды — одеяние в иночестве, после первого пострига включающее черную рясу и головной убор — камилавку. Новопостриженный становится рясофорным монахом и носит скуфью. На принявшего малую схиму надевают подрясник и параманд — четырехугольный кусок материи с изображением Креста Спасителя и орудий его страстей. Поверх рясы облачается мантия, а на голову надевается клобук. На принявшего великую схиму вместо параманды надевают аналав, который носится на плечах, а вместо клобука — кукуль, покрывающий голову и плечи.
14. Схима — высшая монашеская степень посвящения.
15. Игуменья — настоятельница женского монастыря.
16. Воздух (малый покров) — покрывало для жертвенной чаши (потира) во время литургии. Большой покров служит для покрытия чаши и дискоса.
17. Дискос (блюдо, тарелка) — небольшое священное блюдо на подножии, с изображением не нём Предвечного Младенца Иисуса Христа. На окружности вырезаны слова: «се Агнец Божий вземляй грехи мира». Используется во время литургии. Чаще всего делается из серебра, реже — из золота. Дискос находится в северной части алтаря на жертвеннике.
18. Ризы — облачения священника или иного церковного иерарха для богослужения.
19. Шитьё — произведение «лицевого» художественного шитья, связанное с иконописью. То же, что вышивка, при которой могут использовать нити из драгоценных металлов.
20. Домовина — гроб.
21. Стезя — жизненный путь.
22. Собор поместный — имеется в виду Московский Собор 1547 года.
23. Храм Рождества Богородицы, возведенный по приказу Ивана Грозного в 1555 — 1565 годах. В то же время в Муроме было построено ещё три каменные церкви.
24. Рака — гробница, особо устроенное вместилище, куда помещаются тела усопших праведников. Рака, могла изготовляться из разных материалов, в том числе из серебра.
Некоторые исторические сведения о месте и времени событий, описанных в поэме «Петр и Феврония»
События, описанные в поэме, происходили в городе Муроме, расположенном на левом берегу реки Оки, и его окрестностях в первой трети ХIII века. Упоминания о городе (местности) известны с 862 года, а с 1097 года он стал центром Муромо-Рязанского княжества, но до 1129 года его земли являлись уделом Черниговского княжества. С середины XII века до начала XV века существовало Муромское княжество.
История Мурома тесно связана с древней Рязанью. Муромо-Рязанское княжество было пограничным и часто подвергалось набегам. Однако имя «Рязань» с древности носил другой город, находящийся в пятидесяти километрах к юго-востоку от современного города Рязань. Часто так назывался в то время и весь край, находящийся в бассейне среднего течения реки Оки. Старая Рязань была заложена князем Святославом Игоревичем в 965 — 966 годах. Город впервые упоминается в летописи в связи с приездом в него черниговского и тмутараканского князя Олега Святославовича, который сыграл значительную роль в истории Рязанских земель.
Олег Святославович был внуком Киевского Великого князя Ярослава Мудрого и унаследовал от отца Святослава Ярославовича Чернигово-Муромо-Тмутараканский удел. Началось формирование Рязанского княжества. Но его первым князем стал брат Олега Ярослав Святославович.
Рязанское княжество существовало в XII — XIII веках, и Старая Рязань была его столицей. В декабре 1237 года орды хана Батыя окружили город, и его населению пришлось испытать тягчайшие беды. С помощью осадных машин, созданных для хана неизвестным генуэзцем, монголо-татарским войскам удалось взять город. Старая Рязань была полностью разграблена и потом сожжена, а все жители перерезаны. В этой битве погиб выдающийся храбрый воин, рязанский боярин Евпатий Коловрат. Его подвиг описан в «Повести о разорении Рязани Батыем».
В 1095 году Олег Святославович построил новый город Переяславль (старый год Переяслав на реке Трубеже известен с 911 года. До 1239 года был центром Переяславского княжества. А в 1943 году получил название Переяслав-Хмельницкий). Левый рукав Оки, отделявший Вятков от крепости, назвал Трубежом, как в Переяславе южном. Речку, огибавшую крепостной холм, он назвал — Лыбедью, как в городе Киеве. Новый город Переяславль был назван Рязанский. Он был построен на высоком мысу, окруженном с трех сторон реками. Новую крепость стали называть Олегов двор или Дворец Олега, подобно Ярославову дворищу в Великом Новгороде.
Переяславль-Рязанский был сильно разрушен в 1180 и в 1188 годах. Причиной явились междоусобные сражения. Но в 1208 году заложили новые укрепления, город был значительно расширен. В 1237 году монголо-татарские орды сожгли Переяславль. Его постигла участь многих городов Рязанского княжества.
После этой трагедии Рязанское княжество долго не могло восстановить своё единство, к тому же столица Старая Рязань была сожжена и до основания разрушена. До сих пор археологи находят там фрагменты укреплений, жилищ, церквей, мастерских, оружия и бытовых предметов.
А в 1300 году в город Переяславль переехали рязанские князья, и он стал столицей Рязанского княжества. Во второй половине XIV века рязанский великий князь Олег Иванович был вынужден укрепить кремль Переяславля. Окружил его более высокими валами и у стен построил Спасский монастырь. Князь так же основал за рекой Окой Солотчинский монастырь, в котором спасался во время появления вражеских войск. И в XIV веке Рязанское княжество постоянно подвергалось набегам Золотой Орды. До 1878 года город носил название Переяславль Рязанский, а с того времени и по сей день называется Рязанью. Во второй половине XIV века Рязань боролась с Московским Великим княжеством, а в XV веке попала под его влияние. С 1521 года город стал входить в Русское государство.
С потерей самостоятельности Рязанского княжества в начале XVI века Муром играл важную роль в восточной политике Московского государства. Во время Казанских походов (1545-52) с целью прекращения набегов на русские земли город был важным стратегическим пунктом. Именно в Муроме, кроме Москвы, построили три храма соборного типа, которые стали памятниками казанской победы. Строительство их началось в 1555 году, когда Иван Грозный послал в город каменных дел мастеров, которые и построили четыре церкви.
До нашего времени сохранился от тех времен только Преображенский храм Спасского монастыря, выстроенный в строгом московском стиле. К 60-м годам XVI века относятся и сохранившиеся рязанские шатровые храмы. В силу многих причин сведений об архитектуре Мурома до XVI века не сохранилось, но, возможно, они ещё не найдены, так как документы (записи) о судьбах церковных сооружений тщательно хранились.
Муромские и Рязанские храмы были украшены древними иконами, часто представляющими собой выдающиеся произведения искусства. В летописях с указанием на 1147 год упоминается икона Параскевы Пятницы. Известны также иконы: «Богоматерь Муромская», «Никола Зарайский», «Огидитрия» и другие памятники древнерусской живописи.
Высоким художественным уровнем отличались иконы Муромского княжества, выполненные в технике перегородчатой эмали (финифть) на маленьких пластинках, которые носились на груди. Такие иконки представляли собой ювелирное искусство древней Руси. Известны прекрасные изделия различных художественных промыслов: резьба по камню и дереву, литая медная пластика.
Славой по всей России и за её пределами пользовались не только Муромские леса, величественные храмы, произведения иконописи, фрески, предметы прикладного искусства, устного народного творчества, но и память о дивных супругах Петре и Февронии. Они стали символом семьи, верности, благонравия и великой любви.
На земле Муромской и Рязанской были написаны «Сказания о переселении в град Рязань святой иконы Николы Зарайского», «Повесть о разорении Рязани Батыем» и «Повести о Евпатии Коловрате». В XIV веке был создан литературный памятник — «Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и брате его князе Владимире Алексеевиче писание Софониа старца рязанца». Эта повесть получила название «Задонщина».
Широкой известностью в тех местах на землях двух княжеств с общей историей пользовалась устная муромская версия «Повесть о князе Петре и девице Февронии». Как устные произведения, так и печатные редакции этой повести о замечательных святых подвижниках сохранились до наших дней. А светлые образы Муромских святых помогают возрождению России и прежде всего — веры в святые начала нашего бытия и духовности.
Историко-литературоведческие и агиографические рассуждения, касающиеся «Повести о Петре и Февронии»
Перечисленные пункты статьи могут напугать читателей, которые могли бы сказать: «Поставленные в статье проблемы равнозначны оглавлению монографического исследования». Однако автор, переходя за рамки своей скромности, может обещать — обозначенные рассуждения вполне способны раскрыть поставленные в статье вопросы.
Ещё во времена древней Руси устное народное творчество создавало, сохраняло, передавая от отцов и матерей детям предания, сказы, жития, повести, притчи и плачи о святых людях, прославивших себя дивными богоугодными деяниями и божественной благодатью. Благодаря им и духовным потребностям русского народа сохранялась его историческая память. Эти подвижники посвящали свою жизнь Богу, церкви, народу, следуя божественным учениям и заповедям. После смерти они причислялись к лику святых и становились признанными образцами и примерами христианской жизни. Поэтому понятно то неоценимое значение, которое имели жизнеописания святых в нравственном воспитании народа.
Святые на Руси наделены Богом даром чудотворения. К числу святых церковь относит пророков, праведных, преподобных, апостолов, святителей, мучеников и юродивых. Пострадавшие за Христа без расследования их жизни вносились в списки святых в силу их подвига.
Преподобные — святые из монашествующих — объединяли отшельников, аскетов, анахоретов, исповедников. Это люди, пострадавшие за Христа, но не испытавшие участи мучеников. Праведные — святые люди, прославившиеся своими подвигами и святостью жизни в обыденных условиях.
К святителям относились первоиерархи церквей. Люди, пострадавшие за Христа, назывались мучениками. К святым благоверным относились подвижники бывшие царями и князьями. К категории юродивых относилась самая малочисленная часть святых из-за трудности определения подлинности их святости и чудотворения.
До святителя митрополита Макария (1482-1563), писателя, составителя и редактора «Великих Четей-Миней» почитание святых осуществлялось по благословлению и властью местного архиерея. Поэтому на Руси утверждались местночтимые святые, память которых не почиталась в других землях. Митрополит Макарий начал великий труд по канонизации угодников Божьих Русскою церковью.
История церкви — это описание святости и благочестия, проявленных в земной жизни её подвижников. С XVI века церковное чествование памяти русских святых устанавливалось очень редко. Среди этих подвижников были князья Борис и Глеб, княгиня Ольга, преподобный Феодосий Печерский, митрополиты Петр и Алексей. Но в большинстве случаев святые почитались и чествовались местно.
Жизнь князей Муромских Петра и Февронии, следовавших заповедям божьим и законам православной церкви, носила преимущественно светский характер. Они только в самом конце своего жизненного пути приняли иночество и посему были удостоены после смерти называться преподобными.
Издавна все источники, рассказывающие о святых, пользовались большой популярностью. Так «Указатель к словарю святых, прославленных в Российской церкви, и некоторых подвижников благочестия, местночтимых», изданный в 1836 году в С.-Петербурге был восторженно принят А.С.Пушкиным. Он опубликовал этому изданию хвалебную рецензию. Словарь был переиздан в 1862 году.
В указанных исторических изданиях говорится: «Петр Георгиевич, святой блаженный князь и чудотворец Муромский (в монашестве Давид) преставился в 1228 году. 25 июня (как значится в „Прологе“) в глубокой старости принял схиму, и мощи его почивают в Муроме в соборной церкви». Там же говорится о том, что в одном гробу с князем находятся мощи супруги его, святой благоверной княгини Муромской Февронии, в монашестве Евфросинии. В словарях оговаривается отсутствие подробностей жития супругов и указывается на летописные данные о Давиде князе Муромском, который был сыном Георгия Владимировича, скончавшегося в 1228 году. У князя Давида был сын Юрий, также принявший схиму и скончавшийся в том же году.
А вот текст краткой статьи о Петре («Полный православный богословский энциклопедический словарь», том II, Издательство П.П.Сойкина. Топография СПБ., Стремянная, 12, собственный дом): «Пётр — кн. Муромский и жена его Феврония причислены к лику святых: мощи их покоятся в Муроме в соборной церкви. В древнерусском сказании о них Петру приписывается борьба с мифическим змеем, а Феврония изображается „вещею девой“. Умер Петр в 1228 году» (стр. 1801). В этом же издании есть более подробный текст о Фервонии, который даёт иную трактовку первичности и вторичности имён святых в миру и в иночестве: «Феврония (в мире Евфросиния) святая (XIII в). Князь Муромский Давид, впоследствии супруг св. Февронии, был болен тяжкой болезнью. От этой болезни он был излечен Евфросинией, дочерью бортника. За это он обещал жениться на Евфросинии… Под старость они приняли монашество: кн. Давид с именем Петра, кн. Евфросиния — с именем Февронии. Скончались св. кн. Пётр и св. кн. Феврония в один день в 1228 году. Память их 25 июня» (Там же стр. 2225-26).
Согласно этой статье герои Повести и жития в мире именовались Давидом и Евфросинией, а приняли монашество с именами Пётр и Феврония.
Всем известно, именно с этими именами подвижники почитались местночтимыми святыми в XIII веке. И Московский Собор 1547 года причислил Петра и Февронию к лику святых и установил им празднование в Муроме. Однако в большинстве книжных и рукописных источников говорится о том, что святые в иночестве приняли имена Давид и Евфросиния.
А вот что пишет в «Истории Русской церкви» (издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря 1991 года) известный агиограф, автор многочисленных книг по истории русской церкви граф М.В.Толстой (1812-1896): «Блаженный Давид, князь Муромский, был второй сын князя Юрия Владимировича Муромского. Старший брат его Владимир, княжил в Муроме. Между тем князь Давид подвергся тяжелой болезни — тело было покрыто струпьями. (Далее излагается знакомый сюжет жизни, борьбы, страданий и обретения счастья князем Давидом). И далее М.В.Толстой пишет: «Когда князь и княгиня достигли старости, то в одно время приняли иночество, один — с именем Петра, другая — с именем Февронии. Оба преставились в один день — на пасхальной неделе 1228 года и, согласно завещанию, положены в одном гробе». (Указанное издание, стр. 96).
Итак, какое утверждение является истинным? Дело в том, что при наличии разночтений в отличии имён святых в миру и в иночестве речь всё же идет об одной и той же супружеской паре и не меняет самой истории жития святых. Основные линии жизни князей Петра и Давида везде идентичны. Но надо учесть то, что уже в XIII веке супруги были записаны и чтились как Петр и Феврония Муромские. Да и сегодня все мы знаем этих праведников под этими же именами.
Если это так, то всё становится на своё место и в строгий исторический контекст — в миру супруги носили имена Давид и Евфросиния. Когда же речь идёт о Повести, как житийном и литературном произведении, то вопрос об исторической достоверности утрачивает особое значение. Так Д.С.Лихачёв считал «Повесть о Петре и Февронии» одним из лучших произведений древнерусской литературы и относил его к времени Предвозрождения.
Говоря о канонизации новых святых Соборами 1547 и 1549 годов, нужно учитывать и политические мотивы. Прославляя русских святых чудотворцев, церковь показывала своё особое место, как наследницы Рима и Византии. В это же время шёл дальнейший процесс объединения русских земель вокруг Московского государства, что требовало постепенного перевода наиболее известных местных святых в общецерковные. Поэтому святым из удельных князей предпочтение уже не отдавалось. Но факт канонизации Муромских князей Петра и Февронии объяснялся частично восточной политикой государства, готовившегося к завоеванию Казани. Именно через Муром проходили войска царя Ивана IV.
Процедура причисления к лику святых угодников Божьих для всероссийского церковного почитания была сложна и длительна. Так, великие подвижники христианского благочестия Дмитрий Донской, Андрей Рублев, Максим Грек, митрополит Макарий, Паисий Величковский, Ксения Петербургская, Игнатий Брячининов, Амвросий Оптинский и Феофан Затворник были причислены к лику святых для всероссийского церковного почитания только на Поместном Соборе Русской православной церкви 6-9 июня 1988 года. Этот Собор был посвящен юбилею 1000-летия Крещения Руси.
Так же осмотрительно и неспешно поступала церковь при возведении поместных иерархов в святые всей Церкви. Даже такие святые, как Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст и некоторые другие подвижники Божии были признаны святыми всей Церкви не ранее, как во времена императора Византии Льва Мудрого (886-911).
Повесть о Петре и Февронии неразрывно связана с фольклором, так как повествования и сказания о верной супружеской паре существовали за несколько веков до создания литературного произведения. Но постепенно повесть стала восприниматься, как создание устного народного творчества. Видимо, произошло тройное перевоплощение истории о святых Муромских князьях. И это неудивительно. В истории песенной поэзии России и СССР было немало случаев, когда песни, имеющие авторов, получив огромную популярность, считались народными.
После канонизации 1547 года «Повесть о Петре и Февронии» была признана житием в авторском варианте, написанном в середине XVI века Ермолаем-Еразмом. Он был протопопом Кремлевского Собора в Москве и соединил в себе дарования писателя, церковного деятеля и члена кружка книжников митрополита Макария.
История создания Четьи-Миней уходит в домакарьевский период. Церковные сборники, содержащие жизнеописания святых, а также богослужебные поучения, каноны и молитвы на каждый день месяца и на весь год, появились в XII веке. Прежние рукописные тексты содержали очень мало древнерусских произведений. Великие Четьи-Минеи митрополита Макария, созданные с 1529 по 1552 год, включали в себя целую энциклопедию древнерусской письменности, агиографии и литературы. Житийные сюжеты представлялись читателям в таких формах, как торжественники, житейники и патерики. Последние были широко распространены в Ростовских, Новгородских, Вологодских, Владимирских и Муромских землях.
По замыслу Макария, книжный свод состоит из двенадцати фолиантов огромного объема и формата, который должен был вобрать «все книги четьи», читаемые на Руси и составлять годовой круг чтения. Каждый том соответствовал месяцам года. Среди приглашенных Макарием для создания свода были Лев Филолог, Василий Михайлович Тучков, дьяк Дмитрий Герасимов (Толмач), Илья — пресвитер, Ермолай-Еразм и другие известные русские и славянские писатели-богословы и переписчики.
Значительную известность имели сборники смешанного содержания. Они представляли собой своеобразные древнерусские хрестоматии, в них обнаруживались исторические монографии, повести и сказания, имеющие большую источниковедческую и культурную ценность.
Канонизация святых поставила задачу создания житий русских праведников. Россия переживала трудное время и нуждалась в укреплении институтов государства, церкви и семьи. Именно во время правления Ивана Грозного в середине XVI века Ермолай-Еразм написал первую редакцию «Повести о Петре и Февронии», а вторая была создана в 60-е годы. Она имела название «Повесть о житии святых новых чудотворцев муромских, благоверного и преподобного, и достохвального князя Петра, наречённого в иночестве Давидом, и супруги его благоверной и преподобной, и достохвальной княгини Февронии, наречённой в иночестве Евфросинией».
Судя по всему, это произведение было написано по заказу митрополита Макария для Великих Четьи-Миней, но оно в этот свод не попало. Однако во всех последующих изданиях этого свода житие Петра и Февронии присутствовало. Многие исследователи задавались вопросом: почему житие не было включено в это собрание? Дело в том, что Великие Четьи-Минеи включали лишь «все святые книги». Поэтому в них не вошли такие светские жанры, как хронографы, летописи и историко-литературные повествования. К тому же работа над составлением энциклопедического труда длилась почти четверть века.
При обсуждении причин отсутствия Жития Петра и Февронии в этом книжном своде нужно учесть ещё несколько обстоятельств. Эти святые были канонизированы лишь в 1547 году, следовательно, было мало времени, а огромная работа приближалась к своему завершению. И ещё — постоянно появлялись книги, материалы о новых святых чудотворцах и жития недавно канонизированных русской церковью местночтимых святых.
Но в другой славяно-русский церковно-учительный сборник «Пролог» житие Петра и Февронии вошло. «Прологи», как рукописные сборники из века в век постоянно изменялись и дополнялись житиями русских святых. Первое печатное издание «Пролога» с житиями Муромских святых появилось в 1641 году в Москве. Оно содержало три группы текстов: жития святых, поучения и церковно-поучительные повести и рассказы. Из всего этого следует, что факт отсутствия жития Петра и Февронии Муромских в Великих Четьи-Минеях митрополита Макария было обусловлено временем их издания и его огромным объёмом.
В Четьи-Минеях, составленных святителем Дмитрием Ростовским (около 1700 года) Петру и Февронии была посвящена одна страница. Позже появилась «Книга новых чудотворцев», которая являлась дополнением к имевшимся тогда Макарьевским Великим Четьи-Минеям. В неё вошли службы, жития и похвальные слова российским чудотворцам.
Археографический обзор списков повестей о Петре и Февронии насчитывает сотни источников. Существует также несколько основных редакций текста. Они включают редакции Гермогена, Причудскую, Муромскую и другие, а также варианты и отдельные рассказы.
Много разных мнений можно встретить в литературе о том, является ли Князь Петр подлинным историческим лицом или его имя непосредственно связано с историческим прототипом Давидом. Дело в том, что прямых указаний о княжении Петра в Муроме не существует, но есть указания о княжении Давида. Известно, что князь Юрий Владимирович Муромский был внуком Святослава Рязанского, а последний был правнук Ярослава Великого от четвертого сына его Святослава. Напрашивается вопрос: можно ли считать Давида Юрьевича прототипом князя Петра? Вероятней всего, как мы уже говорили, они оба представляли одну и ту же личность.
Некоторые представители научной и краеведческой литературы утверждают, что под этими именами следует видеть реальных Муромских князей Владимира и Давида, принявших княжение в Муроме после отца князя Георгия в 1175 году. А в 1203 году после смерти старшего брата Владимира на княжеском престоле остался Давид, умерший в 1228 году. Престол унаследовал его сын Юрий. Основано ли приведенное предположение на упоминании «Повестей» о совместном правлении двух князей-братьев и на том, что имя князя Давида совпало с именем Давида, принятым в схиме князем Петром? Или в нём содержится утверждение о родословной князя Давида, который в иночестве принял имя Пётр? Вопросы можно считать правомерными. Есть и другое мнение, сторонники которого считают имена Князей Петра и Павла вымышленными. Такой точки зрения придерживалась историческая наука советского времени.
Причин разных подходов к вопросу о достоверности князя Петра много: отсутствие в силу мрачных времён монголо-татарского ига летописных записей; длительное преобладание фольклорных источников; запутанность вопроса к середине XVI века, когда была написана повесть, ставшая житиём Муромских святых. К причинам можно отнести и исторически случайные события: пожары, утрата рукописных источников. Но есть ещё одно подтверждение подлинности образов князей Петра и Февронии. Иван Грозный в 1555 году повелел построить четыре церкви в городе Муроме, в том числе собор Рождество Богородицы над мощами святых Петра и Февронии. Кстати, окончание этих работ совпадает со временем выхода в свет Великих Четьи-Миней, для которых было заказано житиё Муромских святых.
И ещё один факт, подтверждающий историческую подлинность святых князей Петра и Февронии. В 1552 году царь Иван Грозный во время похода на Казань посетил Собор Рождества Богородицы в Муроме, где поклонился «своим сродникам» Петру и Февронии. Итак, царь считал святых своими родственниками, а, следовательно, — реальными историческими персонами.
Очевидно и другое обстоятельство: в житии Петра и Февронии нет их биографий. Этим оно отличается от многих житийных повествований. Но житие святых подвижников-супругов представляет собой житийную литературу прежде всего потому, что она является действенным видом церковного поучения. В основе её лежит нравственное придание, обладающее огромной притягательной силой, ставшее ярким примером.
Д.С.Лихачёв назвал «Повесть о Петре и Февронии» историко-бытовой повестью (см. Д.С.Лихачёв «Земля родная», М. 1983 «Просвещение», стр. 225). А автор повести Ермолай-Еразм пользовался устными фольклорными источниками, и его повествование было связано с жанром новеллистической сказки. В повести есть элементы и сюжеты, свойственные волшебной сказке. Но в отличие от неё эпизод борьбы со змеем заканчивается не вознаграждением за подвиг, а приобретением князем Петром тяжкой неизлечимой болезни. Другой пример связан с посещением отроком Февронии, её мудрая таинственная беседа, скачущий заяц, забавляющий и зазывающий жениха к вещей девице. Сюда же можно отнести обретение Агрикова меча, способность Февронии к исцелению в девическом возрасте, поражение змея, превращение крошек с княжеского стола в ливан, ладан и фимиам, а также выросшие из обгорелых веток деревья.
Житие представляет собой исторический источник. Ключевский говорил об умении обращаться с житиями, как с историческими источниками. Он считал, что житие древнерусских святых по своей литературной форме «могут быть причислены к художественным назидательным произведениям древнерусской литературы» (см. В.О.Ключевский. Сочинения в восьми томах, Том VI стр. 73, Москва, 1959). Так же как храм божий много потеряет без церковного убранства и святых образов, так и житие без литературно-поэтической формы не могло бы в должной мере играть нравственно-назидательную роль.
Разнообразные житийные повествования имели большое количество списков. Каждое общечтимое житие было связано с церковным богослужением. Его существенной частью являлся канон, составленный в честь святого из нескольких песен-ирмосов. На шестой песни канона произносилось два песнопения, которые носят название кандака и икоса. Прославление святого сопровождалось возгласом икоса: «Радуйся!». В конечном итоге житие в церковном богослужении дополняется мелодиями песнопений и общей торжественной обстановкой в церкви, создающей у верующих трепетные светлые ожидания.
В целом, говоря о литературных особенностях «Повести о Петре и Февронии» можно сделать некоторые выводы. Повесть сохранила ощутимую связь с устным народным творчеством. Четыре её главы схожи со сказами, сказаниями, содержат элементы предания и волшебной сказки. Сравнивая главы повести с современными литературными жанрами, можно увидеть их связь с новеллистической сказкой. Но при всем своеобразии повесть относится к житийной литературе.
Р.П.Дмитриева, так же как и Д.С.Лихачёв, считает, что «Повесть о Петре и Февронии» явно связана с литературными явлениями XV века» (Р.П.Дмитриева, «Повесть о Петре и Февронии», Ленинград, «Наука», 1979, стр. 4). Однако многие авторы считают, что она создана в середине XVI века Ермолаем-Еразмом.
Красота — неотъемлемая часть православной церкви, и она призвана показать светлое предчувствие божественного небесного мира. Феврония всегда тонко чувствовала и почитала красоту. Так эпизод шитья Воздуха соединил в себе духовную устремленность монахини, обещавшей сделать подарок церкви, любовь к своему супругу и любовь к искусству. О последнем очень точно говорил Д.С.Лихачёв: «Но надо знать ещё красоту древнерусского шитья XV в., чтобы оценить это место повести в полной мере. Шитье XV в. Свидетельствует о таком вкусе древнерусских вышивальщиц, о таком чувстве цвета, что переход от него к самому важному моменту в жизни человека не кажется неестественным» (Д.С.Лихачёв, «Земля родная», стр. 229).
Д.С.Лихачёв относил «Повесть о Петре и Февронии» к стилю в изображении людей, характерному для XV века. Этот стиль напоминал ему стиль глубоко духовной умиротворенности, которая присутствует в живописи Андрея Рублёва.
Ф.И.Буслаев, русский филолог и искусствовед, специалист в области славянского и русского языкознания, фольклора и древнерусского изобразительного искусства (1818 — 1897) отмечал общность между «Повестью…» и западноевропейским и славянским эпосом. Он имел в виду сюжеты о змееборчестве и вещей деве. Исследователь писал о том, что существует много общих черт у «Повести…» и романа о Тристане и Изольде. А по общеизвестному и распространенному сюжету на тему «все женщины одинаковы», он считал, что «Повесть…» напоминает псковское сказание о княгине Ольге. (Ф.И.Буслаев «Исторические очерки русской народной словесности и искусства», т. I, СПб., 1861, стр. 269-889).
Если говорить о сравнении любви Петра и Февронии с чувствами других персонажей всемирно известных произведений или отдельных личностей, то образы Муромских святых обладают не меньшей притягательной силой. Так часто указывают на любовь Франческо Петрарки (1304 — 1374) к Лауре. Петрарка, родоначальник гуманистической культуры возрождения создал сборник «Книги песен», содержащий сонеты, секстины, канцоны, баллады и мадригалы на жизнь и смерть Лауры. Но она была женой негоцианта (купца), имела много детей, и любовь Петрарки к ней была платонической. Большое количество произведений он посвятил рано ушедшей из жизни возлюбленной. К тому же великий поэт не очень отягощал себя целомудрием. Есть свидетельства о том, что он не был слишком разборчив в выборе объектов для любовных отношений.
Иные авторы утверждают, что в истории русской церкви есть и более достойные святые для такого почитания. Среди них называют Всеволода III Большое гнездо (1154 — 1212), великого князя Владимирского, сына Владимира Мономаха Юрия Долгорукого, имевшего двенадцать детей, родителей Сергея Радонежского и других подвижников. На Руси действительно существовало большое количество семей святых, явивших образцы благочестия и воспитывавших прекрасных детей и внуков. Примеры любви, верности и преданности являлись очень частыми и в среде обычных людей. Такие свидетельства сохранились в устном народном творчестве и художественной литературе в Прологах и Четьи-Минеях. Но речь идет о супружеской паре, для которой любовь и верность оказались дороже богатств, власти и даже самой жизни. Поэтому и по сей день образы Муромских князей сохраняют свою притягательную, жизнеутверждающую, спасительную силу.
Иногда, говоря о Петре и Февронии, используется утверждение «любовь, победившая даже смерть», в котором заложен глубокий смысл. Ведь смерть разлучает людей, оставляя вдов и вдовцов, она рушит планы самых верных любящих супругов и уносит их в забытьё. Петра и Февронию смерть не разлучила, они заслужили всегда быть вместе и на земле, и на небесах.
Святые знали о своем предназначении, а Феврония отличалась своим точным провидением. Вся их жизнь освещалась гармонией и они заблаговременно в самом конце жизни, огласив завещание, ушли в монастырь. Это был их последний земной путь, но они смогли подготовить себя к вечному общению.
Святыми были не только земная жизнь Муромских супругов, но и их прах, покоящийся в общей раке Муромского Собора Рождества Богородицы. Он находился на Воеводской горе в Кремле. Мощи святых Петра и Февронии находились в правом приделе собора, посвященном апостолам Петру и Павлу. Из летописей известно, что в соборе прятали от преследования Дмитрия Шемяки (1420-53) князя Галича-Костромского, сыновей великого князя Московского Василия Тёмного Ивана и Юрия. Долгое время этот дышащий историей храм был деревянным. Когда на его месте воздвигли новый собор, неизвестно. Но из описей Мурома 1624-1637 годов следует, что каменный собор был построен в память о царе и великом князе Иване Васильевиче Грозном.
Судя по всему, мощи Петра и Февронии переносились из соборной церкви Рождества Богородицы (строительство её было завершено в 1565 году) несколько раз. Ведь город Муром пережил не только бедствия и разрушения прошлых веков, но и советское богоборчество. В нем разрушались храмы и иные «неугодные» памятники истории. Мощи святых Петра и Февронии, правивших в Муромском княжестве четверть века, из главного городского собора перенесли в городской музей. Всех его посетителей убеждали, указывая на раку, что в ней лежат… «якобы святые, которых никогда не было». Но, может быть, эти кощунственные деяния вопреки всему и спасли бесценные для России мощи. А чудо состояло в том, что они сохранились до наших дней. В начале 90-х годов ХХ века раку с мощами Муромских святых передали православной церкви. Последнее место нахождения раки с мощами святых — Муромский Свято-Троицкий епархиальный женский монастырь, основанный в 1642 году. Превратности земной жизни, подчиненной движению времени, коснулись, как мы видим, и праха святых преподобных чудотворцев Петра и Февронии.
Теперь 8 июля по всей России отмечается, как день Петра и Февронии, день семьи, любви и верности. Впервые этот праздник был отмечен в 2008 году в городе Муроме. В Троицком женском монастыре многие горожане и паломники, приехавшие из разных концов России, присутствовали на божественной литургии. Вел ее архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий. Монастырский двор не мог вместить всех желающих и многие присутствовавшие следили за богослужением благодаря телетрансляции на большом экране. А у стен мужского Спасского монастыря (на его месте с конца ХI века находился древний монастырь) проходила церемония открытия и освящения памятника Муромским святым. Автором этого произведения является московский скульптор Константин Чернявский. Сегодня в России установлено 12 памятников Петру и Февронии, но первый из них был возведен в Муроме у городского загса.
Местом паломничества стало и село Ласково, в котором Феврония родилась и связала свою судьбу с князем Петром. Это село пощадили нашествия, войны, революции и, что самое удивительное, страшные лесные пожары в Рязанской области в 2010 году. Сюда приезжают люди всех возрастов с различными целями: помолиться, попросить провидицу Февронию о помощи в обретении семьи, счастья иметь детей или сохранить семью. Зримым свидетельством сокровенных надежд являются кусочки разноцветных тканей, бережно завязанные на ветках деревьев и кустарников на берегу Оки. Многие века хранят эти места свою притягательную и чудодейственную силу, которая была подтверждена не раз. Но за короткое время, когда был учрежден всероссийский праздник, может быть, самый нужный теперь, произошло многое, что с полным правом можно назвать чудотворением. Не называя имен и фамилий (проблемы — личное дело этих людей) приведу некоторые впечатляющие примеры. У одной супружеской пары не было детей, врачи вынесли вердикт — семья останется бездетной. Но посещение супругами святых мест в Муроме и Лескове отменило этот мрачный приговор. У страждущих иметь потомство родились мальчик и девочка. Благодарные счастливые родители, не раздумывая, назвали их Петром и Февронией.
Знаменитая певица в своем интервью призналась в том, что ее всеми узнаваемого мужа желали переманить к себе многие девушки и женщины. Посещение Мурома и Лескова, обращение к святым, благословлённым Богом на обряд совершения таинства брака, стало мощным незримым щитом их семейного счастья. Известный певец остался верен своей жене. Его жизненные и творческие силы, как и прежде, питает дружная семья.
Упомянутый скульптор, создавший первый памятник Муромским святым, неоднократно утверждал: за время работы над скульптурой его личное ощущение счастья, любви и душевной удовлетворенности преумножилось.
В городе Муроме более ста тысяч жителей, ежедневно вступают в брак 24-25 влюбленных пар. С каждым годом их становится все больше благодаря целительному покровительству Петра и Февронии. В душах православных людей и тех, кто еще не пришел к восприятию христианских истин, оживает радость веры в то, что благотворный спасительный свет от святых мощей будет всегда звать всех нуждающихся в помощи, в одобрении и защите семейного счастья. Светлую неугасимую надежду дарят нашим душам Муромские святые Петр и Феврония. Сегодня это особенно важно для России, где труднопроизносимыми стали слова «совесть», «честь» и «верность».
———————————————————————————————————————————————
—————————-
