Sтраница Основного Sмысла

Отцовские уроки

Недавно в одной компании собрались три поколения. И так отчетливо стало видно разницу между дедами и внуками. Успешные в жизни внуки, прибывшие на встречу на крутых иномарках, люди, как ни странно, несчастные. Многие из них находятся в депрессии. Наблюдаются у психиатров. Живут на таблетках. У них есть деньги, недвижимость. Они могут позволить себе на выходные улететь в любую точку земного шара. А дома часто думают о суициде. Помимо депрессии появилась еще одна, неведомая ранее болезнь: социофобия. Молодые парни и девушки, забиваются в угол, и не выходят из дома. Они боятся людей, общества.
А вот деды, бывшие павки корчагины, познавшие в жизни немало лишений, счастливы даже воспоминаниями о своем нелегком прошлом. К этому поколению относился и мой отец, потерявший здоровье в Великую Отечественную войну. Его детство прошло в Березово (север Тюменской области), где он оказался со своей семьей, сосланной туда из Чебаркульского района Челябинской области. А самый яркой страницей стал Миасс, где отец работал учителем физики, директором школы, руководителем гороно, вторым секретарем горкома партии и председателем горисполкома (на снимке — крайний справа). Там и мы с сестрой появились на свет. И впитали отцовские уроки.

На одной из фотографий отец  у миасского пруда с двумя большими ведрами, а рядом мы, две девочки дошкольного возраста  с маленькими ведерками (я — слева). Жили мы тогда в старой части города в неблагоустроенной квартире. И за водой ходили на пруд.
И хотя жили с бабушкой, но сходить в магазин, помыть пол, прибрать в комнате было таким же обязательным делом, как почистить зубы. По-другому и быть не могло. Ведь находил же отец время для домашних дел при всей своей занятости. Жил работой, но успевал помочь маме и бабушке.
Уже немолодым человеком и будучи крупным чиновником, не гнушался физического труда. Садил картошку, копал землю в саду, перетаскивал на спине тяжелые мешки с запасами на зиму.
Понятно, что идея трудового воспитания в школах, когда он работал в Миасском гороно, была ему особенно близка. Благодаря этому я и попала вместе с другими подростками летом в Черновской совхоз на прополку. Из школы №17 поехали не все, но меня отец не «отмазал», хотя были веские основания для того, чтобы остаться дома.
Поле, которое нам определили, показалось бескрайним. Прополоть рядок от одного конца до другого на солнцепеке для городской девчонки было делом нелегким. А ведь рядок был не один. И жили мы в спартанских условиях, когда все удобства  на улице. Спали  на совхозном сеновале. Это в песне красиво «с ненаглядной певуньей в стогу ночевал».  А попробуйте на сене уснуть: оно колется.
Вернулась домой грязной чуней, а воду горячую отключили. Пока ее грели, на стуле и уснула. И проспала больше суток.  Спасибо отцу. Объяснил про труд в деревне очень доходчиво.
Труженика отец уважал. И не важно, был ли он крестьянином или создателем учебника.  
Однажды проверял мои знания по физике. И хотя похвастаться мне было нечем, но бойко отвечала, безбожно перевирая материал, пока не вывела его из себя.
— Ты что себе позволяешь? – рассердился он. — С кем разговариваешь, хулиганка?!
Я — то думала, он имеет в виду себя, отличника физико-математического факультета, но услышала неожиданное:
- Ты с самим Перышкиным разговариваешь!
Безликий для меня учебник был для отца предметом бесценного труда. Поэтому автор учебника Александр Васильевич Перышкин заслуживал глубокого уважения.
К старикам относился с нежностью. Человек, обидевший убеленного сединой мужчину или женщину, переставал для него существовать. Этого отец не прощал, равно как и предательства. Тут уж для него срока давности категорически не существовало. Вычеркивал из круга общения и точка.
Сам долгие годы душа в душу прожил с тещей. Я не припомню ни одной размолвки между ними. Был заботлив, внимателен. И от нее слышал только «Толя-Толенька, сынок». Бабушки у подъезда порой сообщали:
- Невестка-то твоя давно уже дома, а сыночек-то еще не пришел.
Как я теперь понимаю, отец многое взял из народной педагогики, из той среды, в какой вырос.  Для него, например, было важно хорошо поздороваться. Не буркнуть себе под нос, а поприветствовать человека от души, с улыбкой. И это шло из детства. Попробуй не поздоровайся (даже не с соседом, а просто с незнакомым человеком), прошедшим по деревне, узнают дома — выпорют.
Поколение отцов ушло, а традиция живет. И мне, например, сегодня очень приятно видеть, как у моей двоюродной сестры, кто бы ни пришел, вся семья выходит здороваться.
Семьей отца были не только мы с мамой и бабушкой (на снимке — родители на отдыхе), но и его  братья, самые  близкие люди друг для друга. Приезд одного из них был сигналом для общего сбора. Душа радовалась, когда все пятеро собирались вместе: красивые, рослые, как будто скроенные по одной колодке. У них и отношение ко многому было одинаковым. Все своих жен любили, холили. Тяжелее дамской сумочки мама, например, ничего не носила.
Семьей отца были и его коллеги. Он помнил всех, с кем работал, ценил каждого. Когда писал о работе тех лет, всех называл поименно. Перечень получался таким длинным, что походил, по моему утверждению,  на «братскую могилу». Я его за это критиковала. Но отец настаивал на своем: «Как же можно не упомянуть такого-то? Он ведь вот что сделал!»
Отец любил людей. Душа у него была широкая (на снимке — на природе, второй слева - знаменитый кинорежиссер Сергей Герасимов, урожнец соседнего Чебаркульского района). И в ней находился уголок для каждого. А вот сам довольствовался малым. В его гардеробе осталось немало вещей не по размеру. Ведь мы с сестрой покупали их ему без примерки. Он мог годами носить одно и то же. И уговорить его на покупку новой вещи или обуви было делом немыслимым.
Соседка, работавшая у станка на автозаводе, частенько захаживая к нам, говорила, что такой мебели, как у нас, ей и даром не надо. А отцу не надо было другой: модной, дорогой.
Первая квартира показалась ему, наверное, слишком большой. Поэтому он поделился ею со своим коллегой, с которым вместе работал в школе №11. Так к нам въехала еще одна семья из четырех человек. Правда, вскоре соседи заложили кирпичом общую дверь, сделали отдельный вход, и из одной квартиры получилось две. Поэтому у нас на пятерых человек остались комната и кухня. И отец не спорил, не боролся за свои права. Принял неблагодарность молча. Нам, мол, и так неплохо. И ведь был прав.
По вечерам, как принято в наших семьях, мы собиралась на кухне. Папа читал вслух какую-нибудь интересную книгу, а мы слушали. И, устроившись у печки, пекли на ее железной окантовке ломтики картошки. Вкуснее этой картошки и лучше этих минут ничего на свете, по-моему, не было.
Все, что встречалось плохого, отец пропускал мимо глаз. И это, наверное, было свойство характера. Когда-то меня поразило, что самое яркое его впечатление о тюрьме в Тобольске, куда поместили семью во время ссылки, была манная каша. Там он впервые  попробовал ее, и она ему очень понравилась. Отцу тогда было всего лишь пять лет.
Но и в зрелом возрасте он забывал о плохом. Может быть, потому, что не смотрел под ноги и не оглядывался назад, а любовался небом? Он очень любил тему космоса. Знал о планетах и созвездиях столько всего интересного. Это он показал нам с сестрой Большую Медведицу и Полярную звезду. А своим внукам потом рассказывал замечательные сказки про Лутонюшку и его путешествия в Космос. Наши перекормленные книгами дети очень жалели, что эти сказки не были изданы.
Отцу было интересно жить, потому что все вокруг менялось к лучшему. И он был к этому причастен. Как-то вечером привел нас с сестрой на пустырь, где сейчас находится администрация Миасса. И стал рассказывать, что тут появится через несколько лет. Мы слушали и не верили. То, что отец говорил, казалось невероятным. Ну, разве может быть здесь что-то еще, кроме бурьяна, в котором мы любили играть? А теперь на этом месте красивая площадь с высокими домами и памятником. И все это появилось еще при отце, когда он был председателем горисполкома.
Когда говорят, что отец оставил Миассу асфальтовую дорогу, новый железнодорожный вокзал, современную телевышку, больницу, поликлинику, засадил лысые горы в старой части города сосенками и сделал еще много чего, я испытываю неловкость. Ну, разве может человек все это сделать один? Он ведь бетон не мешал, и асфальт не укладывал. Но вот ведь какое дело. На нем была очень трудная часть работы -организовать, договориться, проконтролировать, сделать так, чтобы люди отвлеклись от своих задач и поработали на нужды города. В Миассе были, конечно, градообразующие предприятия: автозавод, два предприятия военно-промышленного комплекса, Миассэлектроаппарат, Тургоякское рудоуправление. Были прекрасные строители в тресте «Уралавтострой». Но перед каждым из них стояли свои задачи. А отцу надо было всех объединить, уговорить, решить вопрос о совместном финансировании. А когда денег не хватало, выбивать их на региональном уровне или в Москве, обивая пороги министерств. Хватало при этом и мелких задач. Помню, как он рассказывал, с каким трудом добыл бочку горючего для вертолета. С помощью вертолета в Миассе устанавливали на горе, заросшей лесом, телевышку. И из-за такой вот мелочи, как горючее, дело застопорилось.
Отправляясь с нами на Кисегач в выходной день, отец мог изменить маршрут и завернуть на очередной объект, который вызывал у него беспокойство. Он был с нами, но не выпускал из виду ничего, что было связано с его работой.
А как умел дружить! И нас с сестрой научил этому. Когда родители шли к друзьям в гости, они не оставляли нас дома с бабушкой, а брали с собой. Взрослые сидели за столом, а мы с детьми играли рядом. Все его друзья были из учительской среды. Недавно случайно прочитала о том, что школа искусств в Миассе носит фамилию супругов Лопатко и очень обрадовалась. Эти люди были из близкого круга отца. Сразу вспомнился волшебный Новый год в их доме, новогодние костюмы, Дед Мороз и какая-то особая интеллигентность, культура в укладе семьи. К этому мы прикоснулись тоже благодаря отцу.
Для нас с сестрой он был прекрасным отцом, заботливым, добрым, с которым было тепло и уютно.
В той ситуации, когда дети кричат «мама», я звала отца. Моя сестра любит вспоминать, как однажды мы пошли с ребятами на каток. Но стадион, где он был, оказался закрытым.
Я сама предложила перелезть через высокие ворота. Легко вскарабкалась наверх. Присела на тумбу, чтобы перевести дух, но тут увидела, как далеко земля и испугалась.
— Зовите папу, мне без него отсюда не слезть! — кричу ребятам. А до дома не близко, да и отец еще на работе.
С грехом пополам меня оттуда стащили, но я еще долго причитала, что без отца ни за что не спущусь.
Вот уже год, как его нет с нами, но его тепло осталось. Оно теперь идет от людей, которые уважали и любили отца. Все они связаны с Миассом. Да и отец не отрывался от него никогда. До последних лет участвовал в работе совета почетных граждан. И с радостью ездил в город, пока позволяло здоровье.

Светлана Журавлева

Челябинск