Sтраница Основного Sмысла
«Обыкновенная» война. Ужас и трагедия вьетнамской кампании в фильме Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка»
Фото: Кадр из фильма Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка».
Любое произведение искусства несет комплекс образов, с помощью которых автор доводит до нас свой взгляд на вечные и актуальные темы. В этом смысле очень показателен фильм Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка», рассказывающий о пути американских солдат во время войны во Вьетнаме.
В начальном эпизоде мы видим нескольких призывников с лицами полными непонимания. Их стригут налысо под песню «Hello, Veitnam!». Уже в этой сцене Кубрик показывает общее отношение к войне во Вьетнаме: «Зачем?!» Это непонимание подспудно окрашивает, усиливает все события картины, в том числе обычные в мирное время салдафонские отношения.
Одна из самых известных сцен фильма – знакомство будущих морских пехотинцев со своим командиром, сержантом Хартманом в исполнении неповторимого Ли Эрми, который сам был инструктором по строевой подготовке и ветераном войны во Вьетнаме. Хартман все время кричит, ругается, отдает команды. Он постоянно ищет объект для своих издевательств. Переломным моментом эпизода является короткая реплика рядового Джеймса Дэвиса по кличке Шутник: «Это ты, Джон Уэйн? — Это я!» Фраза разрывает образовавшуюся на несколько секунд тишину казармы, где свободно может говорить только Хартман, а остальные – по команде.
Через несколько секунд после начала словесного унижения другого бойца за такую выходку Шутник сознается, за что получает уважение командира и удар в живот. Затем звучит фраза, которой можно описать все сцены в учебке: «Ты не будешь плакать! Ты не будешь смеяться! Ты будешь учиться от и до! Я буду тебя учить! А теперь встать!» После этого сержант переходит к главному герою первой части фильма Леонарду Лоуренсу, которому сразу дает кличку «Куча». После череды оскорблений Хартман ставит Кучу на колени и дает ему руку, чтобы он сам себя душил. Наглядная проверка на верность. На такой шаг может пойти только солдат, по-настоящему преданный тебе. Куча проверку проходит, чем и заканчивается сцена.
Далее идет нарезка сцен со строевой подготовкой, в которой Хартман пытается всяческие сломать рядового Кучу. Он жестоко наказывает его за любой недочет, заставляет публично унижаться. Переломный момент наступает в сцене осмотра бойцов. Сержант замечает открытый рундучок Кучи, за этим следует коллективное наказание: «Я хотел помочь рядовому Куче, но у меня ничего не получилось, потому что вы мне не помогаете!». Рядовой Куча со слезами на глазах ест сладкий пончик, пока все отжимаются.
Во всех последующих сценах с тренировками и наказаниями Куча всегда стоит в стороне и ничего не делает. Он уже не часть коллектива. В первой ночной сцене фильма весь взвод заворачивает в полотенце мыло и, крепко прижав Кучу к койке, неистово начинает его бить. Каждый солдат наносит два-три болезненных удара. Последний, кто до конца сомневается, — Шутник, который был единственным, кто относился к Куче положительно. Но и он ломается, и тоже наносит ему увечья.
После этого Куча стонет от боли, а Шутник, лежащий на койке ниже, закрывает уши. Во всех остальных эпизодах глаза Кучи смотрят в пустоту. Он уже не совсем человек, а, скорее, просто оболочка, выполняющая приказы. По сути, в сцене ночного нападения Кучу просто убили. Не физически, но морально. Это отлично видно в сцене с прочисткой оружия, где он разговаривает со своей винтовкой.
В последнюю ночь перед отбытием взвода во Вьетнам рядовой Шутник, назначенный дневальным, проверяет санузел, где обнаруживает Кучу. Тот хватает винтовку, заряжает ее боевыми патронами и начинает орать уставные команды: «На пле-е-чо!», «Н-а-а грудь!», «К но-о-ге!». На шум прибегает сержант Хартман и пытается остановить Кучу своими криками. Но на того это не действует. Человека уже убили, и теперь настал его час убивать. Он палит в грудь Хартмана, после чего стреляет себе в глотку…
Кубрик играет со светом, звуками, эмбиентом. Лица персонажей лишь слегка освещены тусклым, синевато-белым сиянием Луны, что отпечатывает их гримасы в сознании и душе зрителя — полное ужаса лицо Шутника, недопонимание и удивление сержанта, а главное и, наверное, самое запоминающиеся — полная удовлетворения, переходящая порог сумасшествия гримаса Кучи, который, кажется, готов застрелить и зрителя. Кубрик буквально танцует между жанрами триллера, боевика, драмы и фильма ужасов. Он постоянно держит зрителя в напряжении, даже если тот видит простые подтягивания. Это и есть мастерство.
Куча показан в фильме не самым умным, но совсем не глупым человеком. Этот американский солдат понял, что его душу убили, и, если он попадет на войну, хуже будет всем. Перед смертью Куча не просто забирает с собой причину своей ментальной смерти сержанта Хартмана, но и выражает максимально возможный для маленького человека протест против ужасов этого несправедливого мира…
Так заканчивается первая часть фильма. Ее главное отличие от остальной ленты — выверенная уставом строгость, холодные, пастельные тона, резкий монтаж. Мы проходим этот путь вместе с героями кинокартины. Кубрик погружает нас в происходящие настолько натурально, что все зрители становятся участниками событий. От этого ощущения становится не по себе, происходящее просто переворачивает душу.
Первую часть вообще можно выделить в отдельный фильм, настолько сильно и обособленно он смотрится. Тут нет батальных сцен, выстрелов, взрывов, огня и дыма, но в нем есть настолько мощный антивоенный посыл, что у зрителя вырабатывается отвращение. И во второй части фильма оно будет только усиливаться.
В следующей сцене нам показывают уже полные жизни улицы Вьетнама, где Шутник отдыхает со своим новым другом и подчиненным Рафтерманом. Они военные репортеры, служат в газете «Полосы и звёзды». На планерке материал Шутника подвергают критике за то, что в нем нет упоминания о вражеских потерях. «Перепиши так, чтобы была счастливая концовка и, скажем, один труп», — говорят ему. Выходит, на войне все средства хороши. В наши дни эта истина приобретает особую актуальность.
Далее мы видим американских солдат в тылу. Рядовые шутят в казармах и, казалось бы, ничто не предвещает беды. И тут тишину разрывает боевая тревога. Противник напал на базу прямо в праздник Тет (вьетнамский Новый год по лунно-солнечному календарю). Атаку удается отбить. В этой сцене очень интересна операторская работа: лицо Шутника, который строчит во вьетнамцев из пулемета, освещается лишь огнем от выстрелов и пожаров, что создает гримасу убийцы.
Шутника и Рафтермана отправляют в Фубай (это аэропорт, американская база), там идет ожесточенный бой. Их везут на вертолете. Вместе с ними летит персонаж по прозвищу Животное, он всю дорогу лупит из пулемета по мирным гражданам, обычным крестьянам, которые просто ухаживают за своими полями. Шутник спрашивает, зачем он это делает. Зверюга отвечает: «Каждый, кто бежит — вьетконговец. Каждый кто стоит — дисциплинированный вьетконговец. Ха-ха!». У этого американского вояки уже атрофировалось понимание нормального, он — натуральный убийца, наглядный пример того, что случилось бы с Кучей, если бы тот не пустил себе пулю в голову. У Животного мертвая душа, скоро погибнет его тело, и он старается забрать с собой как можно больше вьетнамцев. «Я подстрелил 157 узкоглазых!» — «А женщин и детей тоже?» — «Иногда». – «Как ты мог убивать женщин и детей?!» — «Легко! На них уходит меньше свинца»…
Прибыв в Фубай, герои ищут первый взвод, куда определили рядового Ковбоя, знакомого Шутника по учебке. Они встречают командира взвода, который показывает им место казней гражданских северными вьетнамцами. Шутник с Рафтерманом решают ехать туда, чтобы написать репортаж. Там же к Шутнику, носящему на бронежилете знак мира и пацифизма и каску с надписью «Born to kil» («Рожденный убивать»), подходит полковник и требует разъяснить, что это значит. «Я думаю, это символизирует дуализм человеческого сознания, сэр», — отвечает Шутник. Так Кубрик показывает разное настроение в войсках. Воевать хотят только Животные.
«Когда мы вернемся, нам будет очень не хватать тех, по кому можно пострелять!» – говорит рядовой первого взвода. После этих слов зритель видит американские танки, двигающиеся по разрушенному Фубаю. Сцена до последнего держит в напряжении, кульминация эпизода — смерть командира от огня вьетнамцев. Первому взводу дан приказ: «Найти и уничтожить!» Шутник вместе с Рафтерманом и новыми сослуживцами поливают огнем позиции противника. Огонь ведется из всех калибров, под конец сцены здание буквально усеяно следами пуль. Это показывает отношение американских военных к Вьетнаму и его инфраструктуре. Я бы назвал его наплевательским, но, боюсь, это слово не передает всей глубины проблемы. Американская армия не чуралась ни химического оружия (агент «Орандж»), ни напалма, ни кастетных боеприпасов и ковровых бомбардировок.
В сцене прощания солдат с командиром кульминационным является диалог: «Ну, по крайней мере, он погиб за хорошее дело». – «За какое хорошее дело?» — «За свободу». – «Смой эту брехню из своей головы, сынок! Ты думаешь, что мы валим гуков за свободу? Это бойня». Гук – пренебрежительное прозвище азиатов в американском военном жаргоне.
Командир отделения, в которое попали Рафтерман и Шутник, погибает на мине, и Ковбой становится их командиром. Сильный эпизод — обнаружение вражеского снайпера. Отряд Ковбоя начинает поливать огнем все, что находится в пределах видимости, но стрелка они не задевают. Животное не выдерживает и, нарушая приказ, бросается с пулеметом наперевес на вражескую позицию. Его поддерживают другие бойцы. Бежит и Ковбой, но получает ранение и погибает. Под командованием Животного идет штурм. Первым снайпера увидел Шутник. Им оказывается девочка лет 16, в которую он целился, но не смог выстрелить — заклинило оружие. Шутник хватает свой кольт, но его рука просто не может нажать на спусковой крючок. На помощь приходит Рафтерман, который полосует снайпера из М-16. Он танцует перед поверженной девушкой, бахвалясь перед сослуживцами, что спас Шутника. А вьетнамка тихо просит убить себя, чтобы остановить мучения. Шутник сомневается. Мэттью Модайн играет сильно, я не могу представить человека, который бы не проникся этим моментом.
В финальной сцене фильма американские солдаты сквозь пожары Фубая спускаются к реке. Их лиц нет, есть только силуэты. Они распевают детскую песенку про Микки Мауса, что добавляет моменту особого цинизма. Солдаты спускаются в ад, который создали сами. Все что мы видели до этого, по сути, было вступлением к боли, агонии, страданиям и лишениям. Одним словом — к войне, которая ведется непонятно зачем, в которой погибают обычные молодые парни. Эта сцена — почти полная копия американских плакатов 40-х годов с черными силуэтами нацистов, их зверскими улыбками на фоне горящих домов. Как пел Высоцкий, «а перед нами все цветет, за нами — все горит!»
Американцы во Вьетнаме были натуральными нацистами, не чурающиеся никаких методов для ведения тотальной войны, настоящего геноцида не по расовому, а по идеологическому признаку.
Фильм «Цельнометаллическая оболочка» несет в себе настолько мощный и понятный антивоенный посыл, что становится понятно, почему Кубрик — великий режиссер. Американская цензура не пропустила бы в прокат антивоенный фильм, но автор так умело жонглирует метафорами, что под конец они складываются в одну, понятную даже подросткам мысль: война — это ад, который она сама и создаёт.
Эта кинолента оказала на меня огромное влияние, отчасти развеяв романтику, которую зачастую приписывают войнам. Подобное кино необходимо, чтобы все знали, какие ужасы они несут. В отличие от других фильмов о вьетнамской кампании, Кубрик не показывает ни вечнозеленых джунглей, ни масштабных операций. Мы видим путь обыкновенных парней, которые выполняют обыкновенную работу на обыкновенной войне. Только это слово в начале и в конце фильма имеет разные, слишком разные значения…
Матвей Дуров
