Мой дневник

Почему при слове «писатель» люди начинают иронизировать? О социальной ответственности «инженеров человеческих душ»

На этой неделе я получил билет члена Союза писателей России (его вручил председатель правления Челябинской областной организации СП Олег Павлов – на снимке). Весть о том, что Москва меня приняла, пришла перед самым Новым годом. Когда накрывал праздничный стол (имею такую слабость — люблю расставлять тарелки, фужеры и т.д.), позвонил член правления областной писательской организации Анатолий Белозерцев и сообщил новость. Хороший получился новогодний подарок. А потом я почти месяц ждал, когда из столицы доставят «корочки».
Известие о вступлении в Союз вызвало у знакомых и незнакомых людей разные эмоции. Их спектр очень широк: от обзывания русофобом до искренней радости. К добрым поздравлениям удачно добавилось неожиданное письмо, пришедшее на электронный адрес Гуманитарного журнала из Германии. Его автор, молодая женщина, благодарит меня за очерк о своем деде, который я написал еще в 1987 году!
Но больше всего задела реакция «серединщиков», которые поздравляли, но при этом выказывали ироничное отношение к слову «писатель» и к словосочетанию «союз писателей». Наверное, каждый из них думал, что высказывает нечто оригинальное, однако складывалось ощущение, что они словно сговорились. Значит, это какое-то типичное отношение к профессии и творческому цеху, в который меня приняли. Почему так происходит? Почему при словах «композитор», «живописец» иронии не возникает, а «писатель» вызывает такие странные эмоции?    
Когда я учился в школе, хотел быть только писателем. Так себе и представлял: вот бурлит жизнь, а я сижу сбоку, наблюдаю и пишу. Слава Богу, что этого не произошло, что мне пришлось пройти свой путь, много чего пережить. И писать теперь приходится, не сидя в стороне, а изнутри. Поэтому извиняюсь, если картинка, выходящая из-под моего пера, кажется неполной и необъективной — я не парю, как сизый орел, над землей, а живу на ней.
Историю и жизнь исторической России невозможно представить без литературы. Она заняла очень важную общественную нишу. Произведения наших классиков дают намного больше понимания о российской жизни XIX и XX веков, чем писания историков, которые вслед за властью никак не могут определиться, как оценивать события прошлого. Недоразвитость общественной мысли в России всегда компенсировалась талантами прозаиков и поэтов. На мой взгляд, именно они, а не правители, ученые и церковные иерархи несли и несут основное бремя просвещения и нравственного окормления народа. Своего социального пика писатели достигли в советское время, когда был создан их творческий союз. Именно тогда само слово «писатель» приобрело если не священное, то какое-то особое сакральное наполнение. Вступление в Союз писателей в СССР означало приобщение к чему-то важному, подразумевало творческие командировки, издание книг, отдых в домах творчества и жизнь на писательских дачах. Это породило смесь из уважения, почитания и зависти.
Многие помнят фильм «Шапка» режиссёра Константина Воинова, снятый по мотивам пьесы Владимира Войновича и Григория Горина «Кот домашний средней пушистости». Действие картины происходит в 80-е годы. Главный герой — писатель Фима Рахлин, член Союза писателей СССР. Он узнаёт, что среди писателей по негласной табели о рангах распределяют шапки. Самым маститым дают пыжиковые, далее коллеги ранжируются по шапкам из меха ондатры, сурка, кролика. А Рахлину достаётся головной убор из «кота домашнего, средней пушистости»… Писатели тогда стремились к получению статуса. Среди них были как забронзовевшие дядьки, которых много издавали, но мало читали, так и по-настоящему талантливые авторы.
Знакомые после поздравлений стали спрашивать: «А что тебе дает вступление в Союз писателей?» Я не знаю, что им отвечать. Дело не в том, что у моего нового творческого цеха теперь нет тех возможностей и той собственности, что были во времена СССР. Гораздо серьезнее, что писатели стали утрачивать роль нравственных лидеров, моральных авторитетов. Переиначивая слова Евгения Евтушенко, можно сказать, что поэт в России уже не больше, чем поэт. Мало того, он становится даже меньше, чем поэт, переходит в разряд обычных профессий, а то и обслуживающего персонала. У нас теперь куда ни кинешь взгляд, — везде писатели. Вот врачом, например, никто сам себя не называет, а писателем – пожалуйста… Работа со словом перестает быть сакральным действием. Некоторые прибегают к сомнительному самовыражению, позволяют себе откровенное литературное хулиганство и мат, не оправданный никакими художественными задачами. Другие, гордые и уязвленные, начинают замыкаться в своем круге, все больше становятся интересными только друг другу. Для них оценка коллег становится важнее мнения общества. И они самоустраняются от процесса выращивания, воспитания читателя. Не приходят в редакции СМИ, не приносят свои статьи, не высказывают мнение о творящихся вокруг безобразиях. Но может ли писатель самоустраняться от общественной, народной боли?! Может ли он позволить себе такую сомнительную роскошь, когда без его поддержки обычные люди, сограждане и потенциальные читатели подлинной литературы, ежедневно попадают в информационный хаос и далеко не всегда умеют отличить настоящее от ловкой подделки?..
Писательство — это не только выстраивание сюжета, прописывание характеров и т.д. Самое главное – как ты реагируешь на жизнь, какой нравственный посыл закладываешь в свое произведение. Только искренняя боль, переживание за Человека дает тебе счастье народного признания. И тогда ты, как глубокоуважаемый Даниил Александрович Гранин, можешь взойти на главную трибуну страны, с которой воевал твой народ, и рассказать о нечеловеческих страданиях, которые он перенес во время блокады Ленинграда. Это урок всем нам, безусловный нравственный ориентир для пишущих людей. Гранин всей своей жизнью, всем творчеством заслужил право говорить в Бундестаге правду о той войне. Даниил Александрович не в первый раз откликается на даты, актуальные события и тревожные тенденции. Писатель во время блокады был вместе со своим народом и сейчас живет его болью, помогает ему…
А помощь нашему человеку ой как необходима. Ведь его на каждом шагу поджидают заманчивые ловушки. Недавно в стране разразился скандал вокруг телеканала «Дождь», предложившего своей аудитории ответить на сомнительный вопрос: следовало ли пожертвовать Ленинградом, чтобы спасти жителей Северной столицы от голодной смерти в блокаду? После того, как это вызвало возмущение, редакторы убрали его с сайта и принесли всем официальные извинения. Тем не менее, кабельные операторы решили отключить канал от вещания. Генеральный директор канала Наталья Синдеева заявила, что опрос, который проводился не на канале, а на сайте “Дождя”, стал всего лишь поводом. По ее мнению, реальная причина – показ телеканалом сюжета о дачах высокопоставленных членов “Единой России”.
Есть святые вещи, к котором нельзя прикасаться с холодным разумом. И дачи членов «Единой России» тут ни при чем…
Другой скандал недели связан с тем, что бдительный покупатель увидел в одной торговой сети лозунг «Мы добиваемся не правды, а эффекта» — слова доктора Геббельса, гения пропаганды фашистской Германии. К сожалению, этот лозунг давно взят на вооружение неразборчивой частью российской политической элиты. Недавно услышал, что наши пресс-службы (точнее – пиар-службы), которые не столько информируют, сколько оберегают всевозможных боссов от «лишних вопросов», назвали архитекторами общественного согласия. То есть кому-то хочется предложить нам согласие непросвещенных и дезинформированных…  Все это — тоже повод для бдительности пишущего и ответственного человека-гражданина.              
Одновременно с писательским билетом я получил на электронную почту моего Гуманитарного журнала неожиданное письмо из Германии. Его написала внучка дяди Вали Морочиненко, героя моего очерка «Награда первоцелинника Морочиненко», который был опубликован в газете «Ленинский путь» (сейчас – «Костанайские новости») еще в 1987 году. Он размещен в разделе «Мои публикации» Гуманитарного журнала.
«Здравствуйте! Во-первых, спасибо вам за очерк о моем деде, я была очень рада, что нашла его в Интернете, – пишет автор. - В поисковике задала «подвиги первоцелинников» и увидела фамилию деда. Сначала засомневалась, что это о нём, но когда прочла, узнала моего родного человека, ведь вы описали его так, что ошибки не может быть, вы прочувствовали душу, характер. Это действительно мой родной дед, он не любил говорить о себe, но со мной часто был откровенен, я его единственная внучка, остальные внуки — парни. Мы с дедом были очень близки, и многое из прочитанного я слышала от него в откровенных беседах, сидя возле печки. Он курил, а я сидела рядом, мы смотрели на огонь и делились самым сокровенным. Я — дочь его старшей дочери Надежды. Мои родители разошлись, а мама болела, я практически жила с дедушкой и бабушкой, была с ними с самого детства и до последних дней. Жизнь так закрутила: мы уехали в Германию, сейчас все здесь, но деда и бабушки уже с нами нет, они ушли. Дед умер 14 февраля 2004 года в 8 часов утра. Знаете, столько много совпадений, а может, это мне так видится, но он умер на день Святого Валентина. Его часы, которые были на руке всю жизнь, он их никогда не снимал, только когда мылся, дед ими очень дорожил, остановились вместе с его сердцем в 8 часов.Так получилось, что три дня до его смерти бабушка попала в больницу, все очень переживали за неё. Я уже была замужем, но приехала к нему и была эти три дня с ним. Вот тогда я первый раз в своей жизни увидела, как мой большой и сильный деда плачет. Он сидел на кресле, а с глаз текли слёзы, он прикрывал рукой лицо и еле слышно шептал мне: «Лена я хочу умереть первым, я не смогу без бабушки». Я пыталась его успокоить, но он угасал, просто угасал на глазах, на второй день он почти не вставал с кровати. Я сварила штрудыли — это наше любимое семейное блюдо, и он согласился поесть впервые за два дня. Дед даже похвалил меня, что у меня вкуснее, чем у бабушки получилось. Потом я встретилась с тетей Любой,  это его средняя дочь, и мы решили вызвать скорую помощь. Деда угасал, мы стали собирать его в больницу. Надеваю ему свитер, а он мне: «Лен, может, не поеду я никуда, ты же мой медик, вылечишь?». Глаза потухшие, а он ещё шутит. Я и подумать не могла, что вижу его в последний раз, когда он начал шутить (бабушка всегда бурчала: «Да не мели ты!»). Я ему ещё тогда крикнула: «Ате, деда!» — мы с ним так всегда прощались, только я и он. У меня сразу отлегло, подумалось, что дед не сдался, но ошиблась… Утром мы только проснулись – телефонный звонок… Всё…
Я понимаю — это жизнь, но мои старики были самыми лучшими, они меня всему научили. Может, для кого-то у деда и был тяжёлый характер, но он никогда не врал, не лицемерил, в лицо говорил людям, что о них думает, многие его за это не любили, но уважали все. Дед Валентин в нашей деревне был уважаемым, он и шутил так, как никто не мог. В магазине, если дед заходил, очередь создавалась, все забегали его шутки послушать. Продавцы говорили: «Как дед Валентин зайдёт, так у нас животы болят потом от смеха». А бабушка опять бурчала: «Тебя за хлебом пошлёшь утром, а ты вечером принесёшь». Пока домой дойдёт, со всеми пошутит, посмеётся. Он скучал здесь, в Германии, язык плохо знал, общения ему не хватало. Прожил здесь всего год и погас, не ушёл, а именно погас…
Мы живём мы в городе Регенсбурге, все три дочери его, внуки, правнуки. Вот только жизнь опять так закрутила, что дед лежит под Лейпцигом, в городке Борна, а бабушка — в Регенсбурге, она умерла 22 мая 2012 года. Пережила мужа на восемь лет. Я их помню и люблю, постараюсь, чтобы мой сын был похож на деда, был таким же настоящим мужиком. Hе мужчиной, а именно мужиком с большой буквы!!!
Ещё раз спасибо вам, что написали о любимом деде!
С уважением, Елена Фурман».
Спасибо Вам, дорогая Елена, за письмо. А главное — за память о замечательном деде. Я о нем написал еще и потому, что дядя Валя очень напомнил мне моего любимого дядю Витю Лузина, сварщика и балагура (я о нем писал в «Поколении-62»). Русские – они очень похожи. Похожи своим умением противопоставлять ужасам жизни несгибаемый оптимизм, веру в лучшее и юмор… Такие люди тонко чувствуют фальшь. Поэтому они и иронизируют над писателями, их заводит ситуация, когда кто-то в пыжиковой шапке претендует на понимание твоей души. И они словно вопрошают: «И что это ты, братец, знаешь про меня такое, чего я сам не знаю?»     
Да, чуть не забыл завершить тему приписываемого мне русофобства. Не ожидал, что мои очерки о народах, в том числе о родном русском, вызовут такую странную реакцию!  Я — человек из сибирской глубинки. Сегодня утром по обыкновению глянул на свою русопятую физиономию, и не смог сдержать улыбки: «Хорош русофоб!». Наклеиватель ярлыка в Интернете, как водится, спрятался за безликим псевдонимом. Уважаемый недоброжелатель, считаю своим долгом пояснить, что русский – это не тот, кто пьет квас, бьет себя в грудь и не любит людей иной крови. Главное в русском человеке – интернационализм, любовь и уважение к народом, с которыми он живет. Без этого не было нашей России. Этому я служил без писательских «корочек», этому буду служить с ними.

И, наконец, еще одно спасибо — журналистке Татьяне Строгановой за интервью. Вот оно:
— Официальный статус — писатель… Вы долго шли к этой цели?
— У меня не было цели получить «корочку». Просто хотелось писать. Однажды в разговоре с председателем правления Челябинской организации Союза писателей России Анатолием Белозерцевым спросил: «А я могу вступить?» «Ну, давай», — последовал ответ. Он знал, что я издал две книги («Мигранты» и «Поколение-62»), но не читал их, попросил принести для ознакомления. Потом этот разговор как-то позабылся. Спустя некоторое время в Екатеринбурге, на подведении итогов литературного конкурса Уральского федерального округа по итогам 2012 года я получил диплом в номинации «Документальная проза и краеведение» за свою третью книгу «Планета Южный Урал. Живая энциклопедия народов Челябинской области». Анатолий Белозерцев (на снимке) тоже был на церемонии награждения, а через два дня позвонил мне и сообщил: «Мы провели заседание правления и тебя приняли».
Я не был незнакомцем в писательской среде. Помимо Анатолия Белозерцева, знаю нынешнего председателя Олега Павлова, его заместителя Михаила Рудковского, Владимира Курбатова, уральского Экзюпери Айвена Серазитдинова, поэта Алевтину Терпугову, других талантливых авторов. Со многими познакомился благодаря своему Гуманитарному журналу. Писатели приняли меня душевно, как своего. Это дает мне новые силы. Будем и дальше сотрудничать, результат можно увидеть на страницах журнала.
— Что-то изменилось в сознании с обретением удостоверения?
— Пришло осознание особой ответственности. Если раньше каждая книга была для окружающих каким-то сюрпризом (написал — и вдруг она вышла), то сейчас уже другие критерии. От писателя всегда ждут новых изданий. Непозволительно долго отмалчиваться.
— Кем себя сегодня больше ощущаете? Редактор, публицист, журналист, писатель?..
— Я, наверное, жадный человек… Мне все нравится. Но это все как раз интегрируется в емкое слово «писатель».
— Итак, за вами — следующая книга. Уже знаете, как она будет называться?
— Я ее пишу, а вот название… Есть несколько вариантов. К примеру «Записки наивного человека». Я обсуждал его с умными людьми. Мне сказали: «Ты на себя много берешь! Вольтер — наивный человек… Хочешь поставить себя с ним в один ряд?» Второй вариант — «Хроника моих заблуждений». Другой умный человек заметил: «Если бы Путин написал такую хронику, было бы понятно. А вот ты должен выдавать читателям что-то определенное, ясное и несомненное».
В любом случае я реагирую на значимые темы, которые не устает подбрасывать жизнь. Я пропускаю через себя ее боль, пытаюсь обустроить свое бытие — понять происходящее, увидеть себя в определенном культурно-историческом контексте, прослеживаю внутренние связи. Книга будет интерактивная: я отвечаю на вызовы жизни…

Теги: Кинофильм "Шапка", Поэт Олег Павлов, Социальная ответственность писателя, Союз писателей России, Челябинская организация Союза писателей России