Мои люди

Сергей Угренинов, писатель, Костанай, Казахстан

В середине 80-х, когда я работал в Кустанае в областной газете «Ленинский путь» (сейчас _ «Костанайские новости»),  с факультета журналистики КазГУ приехал на практику студент Серега Угренинов. Мы общались, пили пиво. А потом он куда-то пропал. Как оказалось, Сергей женился и засел за писательский стол. Вместе с женой они взяли из детдома девочку-казашку. Мама (насколько я помню, она финансистка) зарабатывала деньги, а папа возился с детьми и писал.
Сейчас Сергей Угренинов — автор девяти книг, в том числе трех документально-исторических повестей о сибирских казаках. Он лауреат Каверинского литературного конкурса (Россия), победитель в двух номинациях литературного конкурса «Большой финал-2012», победитель международного конкурса-фестиваля литературы и искусства «Русский стиль-2012» (Германия, Вюцбург), награжден литературным «Оскаром».
В 2004 году Сергей подарил мне роман «Ругвенион».

—————————————————————————————————————————————————————

Сергей Угренинов

РУГВЕНИОН

роман

Сложный религиозно-философский роман «Ругвенион» – для вдумчивого и заинтересованного читателя. Автор романа исследует корни религиозного экстремизма, выявляет причины его живучести в современном мире и пытается найти те общерелигиозные идеи, которые противостоят идеям, питающим экстремизм и его крайнюю степень – терроризм по отношению к инаковерующим и инакомыслящим. Строгое следование текстам священных писаний является необходимостью в борьбе с этим мировым злом и придает роману оттенок научного труда.
Роман имеет раздел с комментариями.

От автора

Религиозный экстремизм, взявший на вооружение террор по отношению к инакомыслящим и инаковерующим, на протяжении многих веков является самым ужасным бичом человечества. Но если во времена становления цивилизации, когда варварство и дикость царили на огромной части планеты, это зло вполне соответствовало образу жизни большинства народов, у которых жизнь человеческая и без религиозных распрей мало чего стоила, то мир конца XX – начала XXI веков с его духовными, научными и экономическими достижениями, в котором люди без конца убивают и калечат друг друга по религиозным причинам, выглядит просто сумасшедшим домом, где его пациенты, казалось бы, в целом соблюдая установленные нормы общения, вдруг обуреваемые неожиданными припадками, становятся агрессивными, жаждущими крови и разрушений психопатами. Можно ли справиться с больными только силой оружия, суровыми и беспощадными наказаниями? Однозначно, нет. Даже если вы на каждого такого больного наденете смирительную рубашку, внутренний мир его не изменится. У таких больных можно эффективно лечить только душу. И так как мы имеем дело с людьми верующими, то лечением должны заниматься не психиатры, а врачеватели душ человеческих – неортодоксальное священничество, которое относится по доброму и с пониманием к чужой пастве, богословы и религиозные философы, не приемлющие крайние, агрессивные взгляды, люди высокого искусства, у которых напрочь отсутствуют амбиции личного мессианства и идеи превосходства своих верований и этносов над другими. Великие святые всех религий, великие мыслители и великие творцы художественных ценностей всегда были именно такими: жизнь каждого человека на планете, независимо от вероисповедания и национальной принадлежности, была для них священна.
Эта книга – попытка указать на корень проблемы, попытка указать, хотя бы приблизительно, в каких плоскостях ее необходимо решать. Прочитавший эту книгу, увидит, как одни и те же священные писания являются источниками для полярных выводов и поступков. С цитатами на устах из тех же Библии, Корана и Бхагават-Гиты одни изменяют мир в лучшую сторону, облагораживают жизнь человечества, другие же, черпая из тех же источников, находят указания на совершение самых зверских и бесчеловечных поступков. К тому же и те и другие, вот парадокс, точно следуют слову писаний, ничего не выдумывая от себя. Причем трагизм ситуации заключается в том, что в писаниях ничего изменить нельзя, нельзя добавить и убавить, и, следовательно, хотим мы того или нет, мир останется таким как есть. Жестокая правда, но это так.
Можно плакать или посыпать голову пеплом, но перед человечеством стоит непреодолимая преграда. Но… Но, люди мы или животные?! Если человек создан по подобию Божию, он должен и даже обязан, как и Господь, творить. Если мир плох, то человеку необходимо менять его, не дожидаясь прихода грядущих Освободителей. Наверняка он получит на это санкцию Неба. Человеку следует сделать то, что он никогда не делал: закрыть для будущих поколений ту часть великого знания, которое возбуждает агрессию и желание переделать иноверцев или уничтожить их, и обучать верующих тем истинам, которые несут Любовь и Свет всем существам нашей планеты. Самые авторитетные представители ислама и православия, католицизма и буддизма, индуизма и протестантизма, конфуцианства  и других вероучений могут сделать религиозный экстремизм страницей ушедшего в историю кошмара, если на то будет добрая воля каждого.

9.XII. 2002 г.

РУГВЕНИОН

I

Быстро проносятся события над Землей, как облака самой причудливой формы, как сны человека, иногда лишь прекрасные, а большей частью несуразные и беспокойные. И события, и облака, и сны тают во времени, раньше или позже, как будто их вовсе и не было. Трава уже давно поднялась на лугах, где мы однажды прошли, и ничего не осталось от тех следов. Ветер времени уносит нас в бездну инобытия, и поэтому мы любим этот мир несказанно. И все здесь Любовь. А вся история наша – Книга – печальная, трагичная и прекрасная, которая неведомо кем и для кого написана. Какой конец у этой Книги – мы не знаем, но наверняка – поучительный. И покуда Книга не закрыта, великие Учителя человечества призывают нас творить мудрый Конец, чтобы Книгу не бросили в Костер, как бездарную и глупую поделку, а открывали ее снова и снова, чтобы питать Вселенную целящими мудрыми мыслями и духовными подвигами.
В северных степях Азии, среди бескрайних ковыльно-полынных равнин затерялось удивительное местечко под названием Алуан, по которому время от времени ступают ноги тех, кого мы называем великими Учителями. Они приходят сюда, чтобы воздать молитвы Всевышнему за спасение всех живущих и поклониться этому уникальному месту, хранимому Господом. Здесь, в Алуане, среди поросших камышом и ивняком по берегам озер, среди бессточных речушек с кувшинками и лилиями на тихих водах, среди дикого приволья тысяч птиц и множества сурков и сусликов на пригорках, далеко от мест, где решались главные исторические действа человечества, за тысячи лет ни разу насильственно не пролилась кровь созданных по подобию Божию, здесь никогда убийца не поднимал руку на свою жертву, здесь никогда не было страшных катастроф, эпидемий и военных действий, эта земля не знала смерти в страхе и муках. На ее кладбище лежали люди, умершие только естественной смертью, жившие спокойно и тихо в гармонии с миром, в ладу друг с другом. Таких мест, где живет человек, на планете единицы, и именно землю Алуана пересекают тропы Великих, и отсюда несутся к звездному небу молитвы подвижников и святых разных исповеданий на разных наречиях.
— Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… — возносит молитву первый.
— Ом Мани Падме Хум! Ом Ваги Шори Мум! Ом Ваджра Пани Хум!..1 – восклицает второй.
— О Небеса, твой закон – Любовь. Она производит перемены без всякого движения; она достигает своих целей без всякого усилия…, — произносит третий.
— Аллаху Акбар! Ашхаду ан ля иляха илля Ллаху. Ашхаду анна Мухаммадун Расулу Ллахи…,2 – молится четвертый.
— Свято искусство Твое, выше всех молитв. О Ты, Невыразимый и Непроизносимый, благословен будь Молчаливый…, — страстно поднимает голову к небу пятый.
— Харе Кришна, Харе Кришна! Кришна, Кришна, Харе, Харе! Харе Рама, Харе Рама! Рама, Рама, Харе, Харе!3 – поет шестой.
— О ты, Повелитель Духов, живой Элохим,4 Царь Вселенной, Всемогущий, Милосердный Благостный Бог, Все Превосходящий, Восседающий на Небе, чье обиталище есть Вечность…,  — обращается к небу седьмой.
Здесь святость Иерусалима и Вифлеема, Мекки и Медины, Вриндавана и Кайласа,5 и других великих мест отразилась чистотой и близостью к Господу, и каждый, несущий в своем сердце Великий Путь одной из религий, нашел здесь близость Мировой Истины, которая разлилась по этим тихим далям светом божественной Любви и Славы.
Каждого из идущих Тропою встречает на степном возвышении, где чернеют на розово-алом фоне зари два мазара и несколько плит заброшенного невесть когда маленького кладбища кочевников, старый человек в белой, безо всякого орнамента тюбетейке, в светлых штанах и длинной светлой рубахе из простого материала. В одной руке его посох, в другой – четки. Это старец – Ругвенион, тот, кто Встречает и Провожает. Никто не знает сколько ему лет, те пожилые люди, что живут с ним, и в детстве знали его таким, какой он сегодня. Все знающие его относятся к нему как дети к отцу, он относится ко всем как к своим детям. Ругвенион наднационален и надрелигиозен, он умалчивает о том, кто были его родители, и отказывается от конкретной религиозной принадлежности, чтобы его лучше понимали и слышали как можно больше людей. Сердце Ругвениона бьется для всех.

II

Я не знал об Алуане и ничего не слышал о Ругвенионе, пока однажды не встретил среди работ моих студентов листки рассыпанного реферата на тему «Религия и общество» студента Михаила Славянского. То, что я прочитал, крайне заинтересовало меня. На одной из страниц было написано:
«… и Ругвенион ответил мне: «Невежество и дремучесть части верующих проявляется в использовании во всех без исключения жизненных ситуациях фразы «так Богу угодно». Если верить им, то придется признать Всевышнего за безнравственного самодура и безжалостного террориста, суть существования которого – жестокость и лицемерие. Когда взрослый мужчина насилует, а затем убивает пятилетнюю девочку, когда автомобиль, управляемый пьяным водителем, врезается в толпу людей на автобусной остановке, когда из желания потешиться кучка юнцов забивает до смерти ногами старика, часть верующих с истинно сатанинским вдохновением твердит: «Так Богу угодно!» Какие только нелепые объяснения не дают они действиям Великого Начала Всего: так было Богу угодно, потому что девочка якобы должна была вырасти в ненасытную блудницу; было Богу угодно, чтобы пьяный водитель лишил жизни не просто людей, а тех, кто уж чуть ли не готовился к самым кошмарным злодеяниям; и старик получил свое по заслугам – какие-никакие, а грехи у него обязательно были… И нет аргументов разума против безумствующего верующего, берущего на веру любую нелепость. Ладно, если бы эти безумствующие верили в чушь молча, но они своим беспонятливым пониманием промысла Божьего, дискредитируют Всевышнего и фразой по любому поводу «так Богу угодно!» не только дают в руки атеистов лучшие аргументы против Веры, но и отталкивают от церкви тех, кто прислушивается к голосу Души и ищет Свет и Истину…»
Я стал просматривать другие листы реферата, возбужденный необычным для студенческой работы текстом. Мне казалось очень странным, что Славянский задавал вопросы какому-то Ругвениону, и тот в высшей степени тонко ему отвечал. Что это? Может быть, этот парень Миша Славянский, начитавшись философско-религиозных книг, начал заговариваться или бредить даже в научных рефератах? Вообще, Славянский всегда спокойно сидел на моих занятиях со своими мыслями, лекции мои почти не слушал и не конспектировал, но на вопросы отвечал неплохо, если его спрашивал. Он не производил внешне впечатления психически нездорового человека. У него, насколько мне было видно, водились друзья, и он не казался замкнутым и странным. Тем не менее, на протяжении всей работы велся необычный диалог первого лица и загадочного Ругвениона, без сомнения, выдающегося собеседника. Причем ощущение не надуманного, а реально состоявшегося диалога не покидало меня.
«Учитель, но как же вершатся злодейства без санкции Бога в царстве Бога?» – опять мне встретился вопрос Славянского. И я с искренним любопытством стал читать, что же ему ответил Ругвенион.
«Тот, кто знает, что Он – есть, понимает, что человек может погибнуть, если его оставит Бог, или он не будет сопровождаем Богом, или он будет призван Богом. И если Богу угодно забрать в свои чертоги душу, то только ту, которая прошла земной путь и достигла совершенства. Богу не угодно отбирать жизнь, так как Он дает ее безвозмездно и бескорыстно. Единственное Его естественное требование к получившему жизнь и ставшему Его подобием: подобно Ему через творчество совершенствовать мир или во всяком случае утверждать лучшие черты мира – гармонию и красоту. Если человек выполняет возложенное на него, то Всевышний сопровождает его, невидимо защищает и хранит. Если человек отрекается от своей миссии, Всевышний не лишает его жизни, Он оставляет его, как равнодушно оставляет скульптор в стороне камень, который не годится для воплощения прекрасных замыслов. Оставленный Богом человек становится в полном и не лучшем смысле хозяином своей судьбы, остается один на один с Хаосом – миром материи, в котором отсутствует логика, присущая миру высшему – духовному. Противостоит одиноко Хаосу и человек, не сопровождаемый Богом. Разница между оставленным и не сопровождаемым в том, что первый, верующий, чья вера не пошла дальше слов и примитивной обрядности, второй – неверующий в Творца, считающий человека случайным порождением Хаоса и, следовательно, ставящий свои волю и желание на первое место, реализация которых в жизни (единственной) становится смыслом существования и за содержание которых нет ответственности после смерти индивида.
Не сопровождаемые и оставленные Богом бредут вслепую в мире случайностей и удивляются, когда многие из них теряют жизнь в самых нелепых ситуациях: женщина спускается по ступенькам тротуара, спотыкается, падает, разбивает голову и умирает; мужчина идет по центральной площади города, именно на это место падает терпящий катастрофу самолет, и по нелепому стечению обстоятельств человек погибает; милиционер стреляет из пистолета в нападающую на людей собаку, пуля минует животное, рикошетит от металлического предмета и попадает прямо в сердце стоящему рядом его же товарищу… Это случаи из нашей жизни, и их происходит на Земле множество. «Так Богу угодно!» — восклицают верующие в выдуманного себе безжалостного монстра. «Неисповедимы пути Господни!» – еще говорят они, не зная, как другим способом объяснить сочетание великой любви к своим творениям и необъяснимой жестокости к ним же. Да, Господни пути неисповедимы, но они подчиняются основному космическому закону – эволюции через творческое развитие и совершенствование, в нем нет места разрушению, все подчинено созиданию. Любая же преждевременная смерть — есть разрушение и остановка эволюции. Поэтому пути Господни неисповедимы под знаком плюс и их не существует под знаком минус.
Но я набрался смелости возразить Ругвениону, — вступил в спор Михаил Славянский. – Но ведь каждый человек и каждое существо, созданные для эволюции – в конце концов умирают!
— Да, умирают, — спокойно ответил старец, — но умирают по разному. Одни – завершив земную эволюцию и перейдя в новое качество, другие – прервав эволюцию, а значит вынужденные ее продолжать в другом образе. Смерть первых (очень немногих) – естественный и безболезненный переход в новое качество, смерть вторых (подавляющего большинства) – насильственное прерывание незавершенной жизни, сопровождаемое болью и страданием. Когда человек завершает земную жизнь, достигнув святости, нетленное тело его (мощи) источает благоухание, а душа его покидает земную оболочку без страданий и мук, с радостью уносясь в мир высших созданий для дальнейшего совершенствования и служения Высшему Разуму. Для снискавших благодарность Господа нет смерти, есть чудесный и радостный миг перехода из нашего мира в мир высший. Для большинства же людей смерть была и остается самой страшной и неотвратимой реальностью, потому что они не уходят из привычной обстановки материального мира, а их вытряхивает из нее самым безжалостным образом какая-нибудь случайность, которая есть необходимость существования материи. Смерть смерти рознь, и задача человечества сделать так, чтобы она была не ужасным бичом его и страшной мукой расставания с близкими, а радостью перехода в высшее состояние. Этого можно добиться только на путях духовного совершенствования, которые не только дают восторг соединения с мечтой о прекрасном мире в момент так называемой смерти, но и позволяют общаться с тем миром, а значит и с ушедшими близкими, еще в земной жизни.
Итак, — сказал мне Ругвенион, — смерть (преждевременная) человека не угодна Всевышнему, и не Он ее инициатор, человек сам ее причина. Предпочтение человеком материального духовному, жизнь ради только услаждения тела, а не совершенствования духа подчиняет эту жизнь законам Хаоса, а вернее – его беззаконию. Бог оставляет глухих и слепых к призыву творить красоту и гармонию, а богооставленность – есть Ад, где царит горе и разрушение.
Бог дал человеку жизнь, сознание, а вместе с ними волю выбора пути. Он не диктует, как нам жить, Он только влияет на наш выбор через Совесть. И пока люди будут игнорировать ее установки, и даже делать противоположное, они не избавятся от ужаса смерти и не превратят ее в радость обретения новой жизни за пределами страданий…»
Остаток вечера я, забыв об ужине, возбужденно перечитывал страницы совсем не похожего на другие студенческие работы, реферата, переваривая мозгами его содержание. Мне нетерпелось встретиться со Славянским, взглянуть на него хорошенько – в своем ли он уме, а если в своем, то узнать от него все о загадочном Ругвенионе, о котором я никогда ничего не слышал.

III

Следующим днем в университете после окончания семинарского занятия по политологии я попросил Михаила Славянского остаться в аудитории.
— Садитесь напротив, — пригласил я его занять место у ближнего ко мне стола. Славянский охотно опустился на скамью и с легкой улыбкой на лице встретился своими внимательными серо-голубыми глазами с моим взглядом. «Знает, о чем буду спрашивать», — понял я. У этого студента с уважительностью к старшим было все в порядке, и я не боялся высокомерия с его стороны, если в данном случае буду играть роль ученика, а не учителя. Славянский был симпатичным и приятным молодым человеком чуть старше двадцати лет, с мягкими волнистыми светлыми волосами, тонкими, но волевыми чертами лица, чуть насмешливой, но добродушной улыбкой. В его глазах и на его губах была какая-то томность и загадочность, что делало его любимцем многих девушек. Но к достоинству Славянского он спокойно относился к успеху у женщин, мало этим дорожил и стремился преуспеть в более важном – духовном, интеллектуальном и профессиональном развитии. Чтобы это понять, не обязательно было следить за ним, хватало просто внимательно посмотреть на этого человека и чуть-чуть пообщаться с ним.
— Михаил, — сказал я, соображая с какого конца начать, — гм… ну вот вы говорите в своем, честно сказать, крайне неожиданном для меня реферате, что Бог создал человека и других мыслящих существ для творческого саморазвития Вселенной. Мыслящие существа нужны Высшему Разуму для самореализации. И не будь мыслящих существ потенция Высшего Разума осталась бы неразвернутой. Богу необходима творческая работа мыслящих существ, без нее нет развития и совершенствования Мирового Сознания. Следовательно, человек (а точнее – существо мыслящее) и Бог взаимозависимы и необходимы друг другу…
— Примерно так, — согласился Славянский, — только это не я сказал, а Ругвенион.
— Ну так скажите мне, — задал я своему студенту первый вопрос, — если Богу нужны мыслящие существа, то зачем тогда вокруг мыслящих множество людей, которых нельзя назвать таковыми в силу приземленности их существования и их взглядов на жизнь? Зачем они нужны Небу? Неужели их удел, как вы цитировали Ругвениона, — богооставленность, который есть Ад? А те люди, которые не признают Создателя, но живут честной, добропорядочной жизнью, как же они?
Несколько подумав Славянский ответил:
— Учитель объясняет это так: человек и Бог необходимы друг другу примерно так, как священнослужителю, философу или ученому необходимы рядом люди рабочих профессий, чтобы священнослужитель, философ и ученый не знали нужды в жизненно необходимом и могли совершенствовать духовную и материальную сторону бытия своего общества. Так называемые немыслящие, слепо верящие во Всевышнего, ограниченные в познаниях люди несут только две пользы Богу: они, блюдя библейские заповеди, не вредят мудрым в выполнении главных задач Высшего Разума, и создают условия для выполнения задач мыслящими. Именно поэтому их деяния (а точнее – их творческая пассивность) угодны Богу, а не потому, что они превратили сами себя в рабов Слова священного писания.
— А как же люди умные, но не верующие?
— Такие люди, не признающие Создателя и не решающие творческих задач, живут только целями материального достатка и телесного удовольствия, не приносят пользы Всевышнему, то есть не способствуют его реализации. Они словно слепые бредут во тьме, так как им нет Света Отца. Теоретически, будучи по природе порядочными людьми, они могут, не совершая злых дел, благополучно добрести до конца своего жизненного пути, но это сделать чрезвычайно трудно, так как Силы Тьмы легко ловят души этих слепых в свои сети соблазнов, и тогда заблудшие души превращаются во врагов богоугодной части человечества. Став оппонентами силам Высшего Разума, они обрекают себя на новые страдания через перевоплощения, так как нельзя выйти из Тьмы на Свет, не веруя в Несущего этот Свет, или же не руководствуясь его Идеей творческого саморазвития Вселенной.
— Но вы ведь когда писали о богооставленности, ничего не говорили о силах Тьмы, что, я так понимаю, означает в этом мире – наличие Сатаны. Так значит, Богом оставленный человек не хозяин своей судьбы в полном смысле слова, как сказано у вас, а все-таки им начинает управлять Сатана? Разъясните мне, пожалуйста, это.
— Павел Андреевич, — обратился ко мне по имени-отчеству Славянский, — дело в том, что в данном случае Сатана – это власть материи, это вся совокупность ее жестких и даже жестоких законов, так как она не несет в себе духовности и любви. Если материальная  субстанция человека не укрощена его духовной сущностью, то человек попадает под власть Сатаны, что происходит вследствие богооставленности. Сатана побеждает человека плотью, ее вожделениями. Подчиняясь власти материи, человек отдаляется от Высшего Разума и Его защиты, и входит в сферу действия мирового Хаоса (способа существования материи), то есть в царство непредсказуемости и фатума. Непредсказуемость и фатум – главные атрибуты Хаоса. Материя организуется и разрушается, все ее существование – это рождение в разнообразных формах, столкновения и гибель. Высший Разум в отличие от материи (мира Сатаны) организует сознание и творчески бесконечно развивает. Так как Дух разумен, то Он не несет в себе атрибутов Хаоса, а значит нет столкновений и гибели его созданий. Именно поэтому души – дети Бога – неуничтожимы и вечны, а тела – материальные носители  душ — подвержены столкновениям с внешними материальными объектами, деформации, гибели и тлению.
— Ну а как же Сатана?! – воскликнул я. – Есть ли он все же или его нет, именно – как личность?
— Видите ли, Сатана не имеет воплощения во внешнем образе, он не существует без своих материальных адептов. Лики Сатаны проявляются там, где действия мыслящих существ направлены только к удовлетворению тела. Чем меньше человек духовен, тем больше он служит телу, тем ярче и ужасней проявления образа Сатаны в его внешности, в его действиях. И наоборот: Сатана исчезает, как снег на солнце, если душа обращена к Богу – Солнцу духовности и любви.
— Но ведь если Сатана – власть материи, то совсем он может исчезнуть только с миром материи. Но ведь это невозможно.
— Совершенно верно. И пока есть материя с ее законами Сатана непобедим. Но зато можно стать неуязвимым для него, если мы будем стремиться к духовности и к соединению с Господом через творческое совершенствование мира, что Он на нас и возложил.
Поняв, что Миша Славянский даст глубокий и неординарный ответ на любой мой вопрос, причем в новом, неожиданном для меня ракурсе, я несколько растерялся. Нового в его ответах было столько, что бесполезно было слушать и запоминать, нужно было сидеть и записывать, как лекции. Но у меня не было времени перейти в обучение к студенту Славянскому, да и субординация этого не очень позволяла.
— Миша, — попыхтев в раздумье, сказал я, — то, что вы мне уже почти час рассказываете, вы из какого письменного источника взяли?
— Это мне было дано Ругвенионом в устной форме, — услышал я в ответ.
— Гм, как-то загадочно, необычно вы говорите, — заметил я, — «было дано Ругвенионом». Вы что, ученик Ругвениона?
— Нет, это я считаю его своим Учителем, но он не считает себя духовным водителем людей. Таковыми, по его словам, могут называться очень немногие: Иисус, например, Мухаммед, Зороастр, Конфуций, Будда, Моисей,1 есть и другие. Но их не так и много. Ругвенион говорит, что у него можно учиться, но в отличие от Великих, ему нельзя поклоняться и нельзя слепо идти за ним, так как Ругвенион — человек, а не посланец Неба.
— Скажите, вот ваш реферат, отметим прямо, совсем выпадает по содержанию и строению из общей массы работ. Он даже по тематике больше тяготеет к философским дисциплинам, а не к политологии. У меня такое впечатление, что вы неспроста написали такой реферат мне.
— Точно, — улыбнулся Славянский, — неспроста.
По-моему, в эту минуту мое лицо выражало крайний интерес к тому, что скажет собеседник.
— Дело в том, что прошедшей осенью мне посчастливилось провести несколько дней рядом с Ругвенионом, и я, — Миша выдержал маленькую паузу, — подарил ему, купленную мною у знакомого, вашу брошюру «Парадоксальность человека».
— Даже так?! – стало приятно мне.
— Да, — махнул головой Славянский, — и перед моим уездом в город Ругвенион сообщил нечто такое, — студент посмотрел мне в глаза, — что наверняка изумит вас.
— И что же? – я начал волноваться.
— Он сказал, что в мире тех, кто посещает землю Алуана, известна книга Павла Нинегурова под названием «Книга для Костра».
— Но… Но…, — растерялся я, — не знаю о чем речь, я не писал такой книги! Может быть, есть другой Нинегуров с моим именем?
— Я просмотрел каталоги некоторых крупных библиотек и нигде не встретил автора – вашего однофамильца, — ответил на это Славянский, — похоже, что Ругвенион говорит именно о вашей книге.
— Ничего не понимаю, — развел я руками, — а о чем эта книга?
— Как говорил Ругвенион, «Книга для Костра» – это попытка найти для людей такие мотивы жизни, при которых они перестали бы убивать друг друга на религиозной, межрасовой и межэтнической  почве, это подача многих кровавых конфликтов в разных уголках земли под таким углом, когда добрые, благородные, хорошие люди и с той и с другой стороны во имя правды, родины и процветания жизни во множестве калечат и убивают друг друга, и победы одних над другими не приводят к достижению никаких целей: границы остаются прежними, люди продолжают жить рядом друг с другом, благосостояние не улучшается и процветания в результате войны не наступает. «Книга для Костра» – это отношение к преступникам, как к глубоко несчастным людям, которым нужны любовь и поддержка, это отказ от таких религиозных схем, при которых другие вероисповедания подаются как ложные, а ах представители считаются заблудшими и объявляются слугами дьявола, в лучшем случае людьми второсортными, достойными неуважения и даже презрения, это попытка говорить о всех народах только хорошее, видеть в людях разных национальностей и вероисповеданий только лучшие черты и отказ от высокомерного, насмешливого отношения к другим этносам и представителям других религиозных  конфессий…
Я был ошеломлен: да, я не писал такой книги, но то, что говорил Славянский, было в моих литературно-философских заготовках, и я собирался их реализовать в будущем своем прозаическом произведении. Но это было только в планах. Взяться за сей труд я не осмеливался в силу слабой мощи своих знаний и дарований, я чувствовал, что мне не по силам обратить хотя бы часть мира через свое религиозно-философское видение к более одухотворенным и справедливым формам жизни в Любви и Доверии. Ведь по Земле прошли такие титаны, как Иисус, Мухаммед и Будда, наставлявшие человечество на путь Веры, Любви и Правды! И мир все равно полон зла и противоборства идущих за Иисусом, Мухаммедом и Буддой, как будто нарочно убивая идеи, которым они пытаются служить, борясь не только идеологически, но и физически с иноверцами!
Ругвенион, со слов Славянского, знал книгу, которую я еще не написал! Я обалдело смотрел на студента и с трудом воспринимал то, что он выкладывал мне, словно заглянув в ящик стола, где лежат мои рукописи.
— Слушайте, Миша, — я наконец-то обрел дар речи, — а могу ли я увидеть Ругвениона?
— Вы – можете, — подчеркнул первое слово Славянский.
— Только – я?
— Его может увидеть любой человек, но вам – он откроется.
— И где же живет этот удивительный человек?
— Километров двести к востоку от нашего города, в одном малолюдном местечке под названием Алуан.
— Там какое-то село?
— Нет, это пастушеская зимовка.
— Ну так расскажите: как же вы встретились с Ругвенионом?
Я был заинтригован всем тем, что было сказано, что-то в этом было таинственное и мистическое, не поддававшееся логическому осмыслению с материалистической позиции, и теперь сгорал от любопытства узнать, кто же этот Ругвенион, откуда и почему его знает Славянский, а я никогда не слышал о нем, и почему вдруг я стал объектом интереса со стороны неизвестного мне мира, который представлял старец Ругвенион и имевший удачу познавать его духовную школу мой студент Миша Славянский?
— Вы хотите знать, как я встретился с Ругвенионом? – переспросил Славянский.
Я утвердительно махнул головой.

IV

— Дело было так, — стал рассказывать мой собеседник, — года три назад я, мой отец и наш сосед поехали на машине в конце октября охотиться на казарок недалеко от Алуана, это километров двадцать пять от нашего поселка. Погода была ветреная, небо затянуло серыми тучами, и когда мы прибыли на место, пошел снег. Снег для охоты на казарку – это хорошо, птицы летят низко и плохо видят местность, в том числе и охотников. Но это при обычном снегопаде, а тут разыгрался буран, и теперь мы уже думали совсем не об охоте, а как бы побыстрее вернуться назад или хотя бы выехать к человеческому жилью. Оказавшись в плену снега и ветра, мы заблудились в степи. Наша «Нива» почти наощупь двигалась сквозь снежную стену, и мы боялись уехать совсем не в ту сторону или застрять на несколько дней в этом диком безлюдье.
Мы пересекли заросшую кустарником пересохшую речушку и остановились, выбрались из салона.
Наш сосед Николай Дворцов узнал это место и сказал, что у этого переезда есть старая зимовка. Она где-то рядом, надо только определить где именно. Мы прислушались.
— Слышите, — спросил Дворцов, — собаки лают!
— Да, так и есть, — откликнулся мой отец, — едем туда!
Я ничего не услышал в завывании вьюги, по послушно забрался обратно в автомобиль, и мы, свернув с дороги, затряслись по избитому копытами животных берегу в направлении предполагаемого зимовья пастухов. Буквально через пару сотен метров чуть не наехали на огороженный скотский загон. За ним сквозь снежную пелену серело прямоугольное строение, в котором и проживала в зимнее время пастушеская семья. Подъехали. Машину тут же окружили с остервенелым лаем несколько волкодавов.
Приняли нас в затерянном в степи доме с радушием. В довольно просторном саманном строении было хорошо натоплено, и мы с удовольствием сняли с себя теплую одежду, обувь и шапки. Хозяин зимовки, мужчина средних лет, Утегеном зовут, высокий такой, стройный, с орлиным носом и черными глазами на смуглом симпатичном лице, пригласил нас в большую комнату, где принимают гостей. Стали угощать нас бешбармаком, водкой, чаем с баурсаками. Кроме Утегена в доме были его супруга Балзипа, их сын Ербол и седобородый в белой тюбетейке и светлой рубахе старик с виду лет восьмидесяти. Он был какой-то необычный, но не столько внешне, сколько в поведении: сосредоточенный, немногословный, с глубоким пытливым взглядом. От одного вида его веяло какой-то древней мудростью и даже некой таинственностью. Нас и имя его сразу поразило: в доме его звали Ругвенион-ага. Никогда не слышали такого имени ранее.
Ну так вот, сидим мы у низенького стола, облокотившись на подушки, кушаем потихоньку. Утеген и говорит:
— Хорошо, что вы успели доехать до зимовки, по радио сказали, что буран может затянуться на несколько дней.
Мы, трое, с беспокойством переглянулись. В наши планы, естественно, такой отдых у пастуха не входил. Дворцов озадаченно говорит:
— Племянника послезавтра в армию забирают, так я и на проводы не попаду.
— А у нас Ербол этим летом со службы вернулся, — заметила Балзипа, — теперь вот помогает отцу скот пасти.
Мы с любопытством повернули взоры на спокойного, невысокого, но коренастого молодого человека с короткой прической и черными выразительными усиками.
— Мне, конечно, здесь помощник очень нужен, — поделился с нами хозяин дома, — но я хотел, чтобы сын учиться пошел в институт, все-таки школу он очень хорошо закончил, считался одним из лучших учеников.
И Утеген, отставив пиалу в сторону, несколько разочарованно вздохнул. Он мечтал видеть сына образованным специалистом, а не пастухом на дальнем отгоне.
— Ну и в чем проблема? Что ему мешает поступить? – спросил мой отец.
— Наш аксакал – Ругвенион-ага, — улыбнулась мать Ербола.
Тут мы заметили, что старика, который только что пил чай с нами, в комнате уже нет.
— Он ушел в свою комнату, сейчас у него молитва, — сказал Утеген на наши вопросительные взгляды. – Ругвенион-ага обладает такими познаниями, что заворожил Ербола своей удивительной мудростью. Нам и самим кажется, что он знает что-то невероятное о людях и мире.
— Так что же, аксакал удерживает Ербола от учебы в ВУЗе? – спросил Дворцов.
— Да никто меня не удерживает, — наконец-то подал голос до этого молчавший Ербол, — на следующий год поеду поступать. А до лета побуду здесь, помогу отцу, поучусь у Ругвениона. Поверьте, оно того стоит. Да и братишка Жумабай на следующий год из армии приходит, будет отцу помогать вместо меня.
— А сколько лет вашему аксакалу? – поинтересовался я.
— Может быть, 92 или 98, никто толком не знает, сколько ему лет, — еще больше удивила нас Балзипа.
— Как это: никто не знает?! – воскликнул наш сосед Николай. – У него что, документов нет?
— Да по документам ему только семьдесят шесть, — махнул рукой Утеген, — но все знают, что ему намного больше. Но вот сколько? Это, видимо, знает только сам Ругвенион.
— Когда Утеген был маленький, — пояснила Балзипа, — Ругвенион уже тогда был седой старик, и аксакалы из аулов обращались к нему как к старшему. А покойный дед Утегена говорил, что Ругвенион-ага будто бы еще в царское время преподавал в Петербургском университете! Но мы этому не верим, слишком это похоже на сказку.
— Действительно, — сказал мой отец, потрясенный услышанным, — чтобы это было правдой, ему должно быть более ста лет!
— А вы пообщайтесь с нашим старцем, — усмехнулся Ербол, — и тогда вам покажется, что он живет вечно.
— А как он попал сюда? – спросил я.
— Да он всегда был здесь, — продолжал с легкой усмешкой Ербол.
— Дело в том, — объяснил Утеген, — что в здешней степи самые старые значительно моложе Ругвениона. Когда они бегали по степи без штанов, Ругвенион уже был здесь, в степях.
— Мистика какая-то, — переглянулись мы.
— А кто он по национальности? – поинтересовался Николай Дворцов?
— Ругвенион-ага этого не говорит, — ответил Утеген, — но языками, русским и казахским, он владеет в совершенстве. Кроме того, он читает книги на арабском, франзузском и немецком языках. Говорить на них он не говорит, так как не с кем.
Мы, попавшие в этот день случайно на эту зимовку, замолчали и смотрели друг на друга несколько обалдело. Теперь я просто жаждал пообщаться с загадочным стариком и был бы не против, если бы буран на пару дней притормозил нас здесь. Но было поздно, и хозяева зимовки пригласили нас отдыхать в длинную, просторную комнату, где на застеленном коврами и кошмами полу в ряд лежали несколько покрытых простыней матрасов, подушек и одеял, приготовленных для гостей. В комнате было жарко. Только расположились на своих местах, как за стенами дома начали во всю мощь своих глоток лаять собаки. Хлопнула дверь дома, кто-то вышел на улицу. Спустя минуту собачий лай потонул в грохоте ружейных выстрелов. Мы от неожиданности повскакивали и выглянули в коридор узнать, что случилось? С улицы в дом ввалился в облепленном снегом малахае Утеген с двустволкой в руках.
— Волки, — спокойно пояснил он, — как подойдут к зимовке близко, так я стреляю пару раз в воздух.
Мы вернулись на свои спальные места. Но сон долго не приходил ко мне. Старец в белой тюбетейке волновал мой ум. То, что говорила о нем пастушеская семья, казалось чудной и не очень остроумной шуткой. Но в разговоре Утегена, Балзипы и Ербола не было ничего похожего на розыгрыш, они говорили о необычном члене своей семьи, как о чем-то странном, но давно известном. «Ругвенион-ага! И имя какое-то: не русское и не казахское, не немецкое и не арабское, — думал я, закрыв глаза, — непонятно все это».
Утром нас никто не торопил вставать: за стенами дома не унималась пурга. Когда мы все-таки поднялись, я с удовольствием подумал, что хотя буран и отложил на неизвестное время наш отъезд домой, зато у меня появилась возможность побыть рядом со старцем Ругвенионом, понаблюдать за ним, и, может быть, побеседовать.
После утреннего туалета хозяйка зимовки пригласила нас завтракать. Когда мы вошли в комнату, где Балзипа накрыла стол, Ругвенион уже сидел за ним в светло-серой, длинной, почти до колен, рубахе, такого же цвета простых штанах и белой тюбетейке. Он пил чай из пиалы, и когда мы втроем почтительно остановились в дверях, во все глаза глядя на седого, с редкой татарской бородкой и ясными, серыми глазами старика, Ругвенион взглянул в нашу сторону, поприветствовал нас по-русски и казахски, и пригласил к столу.
Кушали поначалу молча, так как никто из нас и семьи Утегена не считал удобным первым завести разговор в присутствии Ругвениона. Все неспешно пили чай с кусковым сахаром, баурсаками и куртом. Молчание нарушила Балзипа.
— Я, когда встала, включила транзистор, — сказала она, — а там говорят: опять религиозные экстремисты взорвали дом в Москве, многие десятки обыкновенных гражданских людей погибли. – И Балзипа с горьким чувством вздохнула. Мы почему-то все сразу вскинули глаза на старика Ругвениона. Но он был бесстрастен, спокойно продолжая пить чай. Я смотрел на него и не видел, чтобы мелькнула тень на его лице, или дрогнули его руки, или еще что-либо, но почему-то мне сразу, казалось бы, без всякой внешней причины вонзилась как шип в сознание мысль: «Он все знает! И сердце его в печали! И он видит Путь, но в природе людей блуждать в стороне от Него, устилая дорогу страданиями, заливая ее кровью и слезами!» Ругвенион ничего не сказал, но я был потрясен, словно я услышал от него пришедшее мне в голову, и что поразительно, я вдруг неожиданно поклонился ему, но так, что мое чувство, выраженное таким образом, было замечено только самим Ругвенионом и Ерболом. Старик взглянул своими пронзительными глазами, и я увидел в них благосклонность ко мне и одобрение моего жеста.
Вслух же Ругвенион ничего не сказал, продолжая попивать чай из пиалы, и Утеген, Балзипа, мой отец и Николай Дворцов продолжали дальше разговор вчетвером. Меня мало волновало то, о чем говорили они, я был занят собой, а вернее теми ощущениями, которые рождало во мне чувство близости к Ругвениону. У меня было предчувствие, что старик слышит меня, слышит мои мысли и чаяния моей души, слышит сердцем и любит меня. Я никогда не переживал подобных ощущений, это было нечто большее, чем нам дано в жизни. Я хотел заговорить с Ругвенионом, но не мог, мои голосовые связки словно парализовало, когда я открыл рот, чтобы что-то спросить у него.
— Потом, — вдруг сказал рядом сидевший Ербол. – Он позовет тебя.
Я принялся за чай и баурсаки, с удивлением подметив, что между Ругвенионом и Ерболом существует какая-то более тонкая, на духовном уровне, связь с сакральным оттенком в отличие от простых, похожих на родственные, отношения между всеми живущими в этом доме.
Ругвенион не долго сидел за столом, скоро он, негромко поблагодарив хозяйку и произнеся короткую благодарственную молитву Господу, удалился в свою комнату.
Где-то через час Ругвенион пригласил меня к себе. Я с волнением переступил порог его комнаты. Пол ее был устелен большой кошмой, на которой слева стояло что-то наподобие кровати высотой всего в человеческую ладонь. У окошка, из которого комнату наполнял голубоватый свет снежного дня, стоял коричневый квадратный стол и рядом жесткий стул с высокой спинкой. На столе лежали, наверное, самые знаменитые и великие книги мира: «Коран», «Библия», «Авеста», «Махабхарата», «Лунь Юй» Конфуция, «Гильгамеш», «Книга Тота», «Диалоги» Платона и «Критика чистого разума» Канта,1 и еще подобного рода книги с желтыми страницами в старых, потертых, но крепких переплетах. Никогда не видел на одном столе столько сокровищ духовного и интеллектуального величия человека! Тут также лежали какие-то исписанные листы и письменные принадлежности.
Ругвенион сидел, скрестив ноги, на молитвенном коврике в правой части комнаты, что-то шептал и перебирал четки из настоящих жемчужин, глаза его были прикрытыми. Мы с Ерболом опустились на кошму у двери, не прерывая занятий старца. Ербол поднес палец к губам, дав понять, что нужно сидеть тихо и не разговаривать.
Но уже через минуту Ругвенион взглянул на меня, легкая улыбка осветила его морщины. Он чуть качнул головой в мою сторону.
— Можешь задать вопрос, — негромко сказал мне Ербол.
Я ожидал, что для начала старец будет спрашивать меня, чтобы выяснить: кто я такой и что из себя представляю. И когда оказалось, что от меня безо всякого предварительного знакомства и обмена любезностями сразу ждут вопроса по существу, несколько растерялся.
Ругвенион, видя мое беспомощное состояние, мягким голосом сказал:
— Михаил, вы, конечно же, не живете только тем, что волнует простого человека. Помимо обычных ежедневных забот вас занимают вопросы, связанные со всем человечеством. Его проблемы, его искания и страдания, его будущее занимают в вашем сердце места больше, чем мысли о себе, не так ли?
— Да, — смущенно ответил я.
— Не робейте, вы можете задать самый сложный вопрос, — призвал меня быть смелее Ругвенион.
— Ругвенион-ага, — наконец вспомнил я, что меня более всего волновало, — нет сомнения, что у всех людей один Создатель, и каждая великая религия – это религия единобожия. Все эти религии проповедуют человечеству одни и те же заповеди, где нет места насилию и во главу угла ставится любовь к Богу и ближнему. Но почему же тогда уже тысячелетия без конца проливается кровь верящих в Единого, убивающих друг друга только потому, что они верят по разному, только потому, что их священные писания имеют разночтения? Зачем Господь дал народам несколько священных книг, которые люди поднимают как знамя борьбы между собой, и внушил им, что только их писания боговдохновенны, а остальные ложны? Зачем?
Старец внимательно выслушал меня, вздохнул и сказал:
— Да, это верно. Христианин, кришнаит, мусульманин, иудей и другие доказывают по священным писаниям, опровергая друг друга, что именно они – единственные истинные верующие, а представители других религиозных движений идут за Сатаной, и письменные источники, являющиеся руководством духовного совершенствования последователей этих движений – ложь, заблуждение или от дьявола. Свои же священные книги каждый из адептов того или иного движения однозначно считает инспирированными Богом.
Фактом является и то, что представитель любого верования не в силах через доступную ему логику объяснить некоторые положения своих авторитетных религиозных трудов, объясняют их не иначе, как таким образом: «Этого нам не постигнуть, потому что деяния Бога более глубоки по значению, чем нам видится, его решения более мудры, чем мы можем помыслить, и там, где мы видим в писаниях, к примеру, непонятную нам жестокость со стороны Господа, на самом деле присутствует высшая справедливость и мудрость, которые несовершенный, грешный человек не в силах осознать». Так представители различных конфессий объясняют то, что трудно поддается человеческой логике и противоречит его нравственным установкам.
Действительно, этим представителям не приходит в голову, что опровергающие в отдельных положениях друг друга религиозные учения, утверждения в этих учениях об истинности только их пути к Богу и ложности остальных, могут быть тем не менее все верными и вести к Богу. И что этот парадокс может относиться к разряду тех вещей, которые не в силах умом осилить человек, но которые вполне понятны Божественному Разуму. Только глупцы могут утверждать, что Библия от Бога, а например, Коран или Бхагават-Гита2 – нет, и наоборот. Но вот беда, для массы мудрых в одном и далеко не умных в другом, Иисус называл их книжниками и фарисеями, все эти выдающиеся книги утверждают, что другого пути к Богу, кроме изложенного в каждой из них, — нет. И человеческий ум, изворотливо и ловко объясняя любые трудностыкуемые между собой положения священных книг, не может понять, что многообразие путей к Богу тоже реальность, требующая от человека познания через напряженную духовную и интеллектуальную работу.
— Но зачем столько путей к Богу, не проще ли иметь один, который выбьет из-под ног почву для различных религиозных экстремистов-фанатиков?! – воскликнул я.
— Люди на Земле не являются единым народом, — ответил на это Ругвенион, — они живут в разных климатических условиях, едят разную пищу, у многих из них тысячелетние традиции, они не похожи по своим психоэмоциональным  характеристикам, в соответствии с их образом жизни, их душевным складом Небо послало человечеству Учителей в лице пророков, через которых мы и получили священные писания, ведущие нас различными путями к одной Вершине.
— Но в мире много атеистов, которым чужды все эти пути, — заметил я.
— Атеизм – это демократия Неба, — слегка улыбнулся Ругвенион, — атеисты и сами не знают, что их смелость богоотрицания санкционирована самим Господом. Так как Всевышний любит всех людей без исключения, Он как добрый родитель позволяет им действовать самим, и даже таким образом достигнуть Вершины. Но это крайне трудно, так как Небо оставляет атеистов и не сопровождает их.
— Но раскройте мне суть противоречия, которое заключается в том, что у людей есть выбор религий, и в то же время каждая из них утверждает только себя ведущей к Истине и объявляет другие верования ложными?! – снова эмоционально вопросил я.
— Михаил, — после короткой паузы с большой серьезностью сказал старец, — тут вы стремитесь узнать то, что знают только посвященные, и что не открывается огромному большинству людей в силу их особых психических и душевных качеств.
Ругвенион замолчал, я некоторое время обдумывал его слова, а потом спросил:
— А мне можно знать?
Старец пронизывающе посмотрел на меня, приподнял левую руку и раскрыл ладонь в мою сторону. И тут я ощутил, что у меня колышутся волосы на макушке. Я замер в изумлении.
— Да, — сказал Ругвенион.
Мы оба опять помолчали, рядом сидел без движения Ербол.
— Каждое религиозное учение однозначно заявляет, что нет другого пути к Всевышнему, кроме указанного этим учением, — наконец вновь заговорил Ругвенион, — и каждое право. Тут нет ошибки. Но дело в том, что эта категоричность продиктована природой людей и имеет отношение к человечеству, а не вообще вселенскую значимость. Так же, как законы человеческого общества не распространяются на животных в силу понятных причин, и законы высших миров, которые формулируют законы для нас, не распространяются на эти высшие миры. Ортодоксальность каждой религии — необходимость для человечества. Человек, чтобы не творить зла, должен не иметь сомнений в том, что диктует то или иное учение. Люди только тогда повинуются закону, когда им угрожают строгими наказаниями, коими полна каждая религиозная система. Говорить людям в писаниях, что они вольны в вопросах веры ориентироваться на свой вкус – смерти подобно. В таком случае человечество ожидали бы еще больший разброд, торжество животной силы и анархия во всех сферах жизни. История показывает, что большинство людей лучше чувствуют себя при жестком правлении, где понятны и ясно очерчены ориентиры. Такое наблюдалось в нацистских и социалистических странах, где был мощен диктат руководящей верхушки, такое наблюдается в странах развитой демократии, где мощен диктат закона. Ни одна страна с любым режимом на позволит вам безнаказанно нарушать ее законы. Именно учитывая природу людей религии твердо настаивают на беспрекословной вере и выполнении их заповедей. Пророки и святые знали, что нельзя учения подавать в размытых формулировках, позволяющих многообразно трактовать положения учений, и тем более объявлять равенство этих учений, возможность выбора их или сочетание в своей жизни разных религиозных воззрений. Так как человек обладает и животными наклонностями, то в случае так называемой религиозной свободы, огромная часть людей обратилась бы в сатанинские секты, и наша цивилизация уничтожила бы сама себя. Ведь даже при нынешней принадлежности миллиардов людей к проповедующим терпимость, любовь к ближнему и ненасилию религиям, каждый год на Земле погибают в войнах миллионы людей. Объявите завтра прихожанину мечети и прихожанину католической церкви, иудею и буддисту, что они братья и равны перед Богом, что их учения имеют одинаковую силу, и теперь они вольны сочетать сообразно своим вкусам обряды и молитвы, что мусульмане могут употреблять спиртное, а католики иметь несколько жен и тому подобное, убедите их в этом, и сознание этих людей придет в полное расстройство, из-под их ног уйдет почва, и кроме хаоса и ужаса в результате этого вы больше ничего не получите. Человек должен знать, что его религия – незыблема, что она от Первого Лица, что ничто не может поколебать ее, только тогда человек чувствует себя защищенным и стремится придерживаться ее норм.
— Но значит, суть скрыта от людей во имя их же блага? – спросил я, все это время сосредоточенно внимавший Ругвениону.
— Да. Только духовный цвет человечества, который эта суть не развратит и не повернет на ложный путь, знает чистоту и величие каждого Пути, без привкуса рабского мироощущения, без слепого подчинения дисциплинирующей обрядности. Большинству же людей противопоказано такое знание. Так было и так еще будет.
— И каждое священное писание дано Небом?
— Да.
— И то, что ту или иную реальность они раскрывают по-разному объясняется многомерностью и неповторимостью мира?
— Да.
— И священники разных вероисповеданий, доказывающие правоту именно своих писаний все правы, даже если их утверждения взаимоисключающие?
— Совершенно верно.
— Но все-таки как это?!
— Это происходит от разных плоскостей бытия, от величия и бесконечного многообразия Вселенной, от невероятного множества форм и уровней жизни, от разного переживания преджизненной реальности и посмертного опыта.
Пока мы беседовали, на улице стих снегопад, и к нам в комнату заглянула Балзипа.
— Миша, тебе нужно ехать. Отец ждет тебя, — сказала она.
Мне не хотелось уходить от Ругвениона, я хотел еще столько его спросить! Но надо было ехать домой, пока на улице успокоилась погода.
— Ругвенион-ага, — обратился я к старцу, — а можно я иногда буду приезжать к вам? Для меня это важно.
— Можно, — ответил он.
Я собрался уходить, но тут мне пришла в голову неожиданная мысль. Я с замеревшим сердцем повернулся к старцу и дрогнувшим голосом спросил:
— Ругвенион-ага, а вы можете… вы можете меня благословить.
От волнения у меня слегка закружилась голова. Тут Ругвенион по-настоящему улыбнулся и просто сказал:
— Я благословляю вас, Михаил.
Счастливый, я покинул Алуан с отцом и Дворцовым. Мы сразу же поехали домой, так как буран прогнал с наших мест гусей и казару, и охотиться было не на кого. После той памятной поездки я пару раз в год бываю в Алуане и учусь духовному знанию у Ругвениона, а семья Утегена всегда встречает меня как своего.

V

Я с огромным любопытством слушал студента Славянского, стараясь не пропустить в его рассказе ни одной детали. И когда он закончил, я спросил:
— Миша, вы неспроста рассказали мне все это, тем более, что Ругвенион раскрывал вам и знания, доступные только посвященным, не так ли?
— Это не трудно понять, — едва заметно усмехнулся Славянский.
— Могу ли я считать, что это позволяет мне рассчитывать на встречу с Ругвенионом, который каким-то непостижимым образом знает мною еще ненаписанную книгу?
— Конечно.
— И когда это можно сделать?
— Видимо, после окончания сессии.
— Значит, мы договорились?
— Да. Поедем, когда вы и я будем свободны.
Я отпустил Славянского, а сам остаток рабочего дня провел в мыслях об удивительном Ругвенионе, то и дело вспоминая те необычные знания, что он раскрыл далеко не простому пареньку Мише, а через него и мне.
После работы мне нужно было зайти на базар, чтобы купить продукты для дома. С хозяйственной сумкой из мешковины я шел из университета по пыльной и жаркой улице города в нужном мне направлении. Я настолько был увлечен переосмысливанием разговора со Славянским, что практически не замечал людей вокруг себя и не обращал внимания на происходящее вокруг. Недалеко от базара из толпы навстречу идущих людей раздался голос по моему адресу:
— Здорово.
Я повернул голову в сторону голоса: мимо неторопливо проходил мужчина моего возраста с мятым и щербастым, загорелым лицом, какие чаще всего встретишь у людей без определенного рода занятий, любящих гульбу и пьянки, ведущих неопрятный, а часто и противозаконный образ жизни. Русые волосы его были словно прилизаны на косой пробор. Шишковатый нос и грязного цвета шея неприятно бросались в глаза. На мужчине была какая-то ярко-коричневая кофта и темные мятые штаны. Он как-то приторно улыбнулся мне полужелезным ртом.
— Здорово, — коротко ответил я, поморщившись, и зашагал дальше. Этот тип встречался мне на улицах уже два года с поразительным постоянством. Причем встречался не только у базара, где такие люди чаще всего и отираются, а и в центре города, в ЦУМе, когда я туда заходил, у областной администрации, возле почтамта, а один раз я ходил обучать свою немецкую овчарку на специальный полигон за городом, так он  и там мне встретился практически в безлюдном месте. Причем он всегда со мной здоровался с какой-то сладенькой, но крайне неприятной улыбочкой. Я силился понять: почему этот человек мне без конца попадается и что сие может означать? Анализировал свои действия и поступки, мысли, пытался расшифровать информацию, которая содержалась в этих назойливых встречах, но ничего не мог понять. Может быть, этот человек посылается мне, чтобы унять мою гордыню и сбить с меня мою спесь и высокомерие по отношению к менее образованным и стоящим ниже меня по социальной лестнице людям? Но я и так был доброрасположен и корректен с простыми людьми, среди которых я родился и вырос. Может быть, появление этого человека в моей жизни было напоминанием о том, что счастье этого мира по воле Небес может быть в миг разрушено, и человек должен всегда помнить о вечном? Недаром ведь есть поговорка «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», и поначалу легкая и богатая, а затем драматичная жизнь Иова1 свидетельство справедливости этих слов.
Как я не пытался разрешить эту загадку, она мне не поддавалась. По свидетельству тех, кто занимается вопросами психологии, биоэнергетики, кармы, если бы я нашел причину появления этого человека и устранил бы ее, то и человек этот навсегда оставил бы меня в покое. Но мы с ним, живя каждый совершенно непохожей и разной жизнью, постоянно сталкивались друг с другом.
Думая по ходу дела то о Ругвенионе, то об этом типе, я приобрел необходимое моей семье на базаре и двинулся в обратную сторону, уже к дому. Тут вспомнил, что приболевшей дочери нужно купить кое-какие лекарства, и зашел в аптеку недалеко от базара. Каково было мое неприятное удивление, когда я обнаружил, что следом за мной в здание вошел и тот самый подозрительный мужчина, что менее часа назад здоровался со мной. Он пристроился сзади и опять с гнусной улыбкой сказал мне знакомое «здорово».
— Уже здоровались, кажется, — ответил чуть раздраженно я.
— Ты также на Герцена живешь? – спросил он.
— Подожди, — сказал я, покупая лекарство и рассчитываясь с аптекарем.
Положив покупку в сумку, отошел к двери и повернулся к преследовавшему меня незнакомцу.
— Ты уже ушел с комбината? Где сейчас работаешь? – снова пристал с расспросами тот.
— Извини, пожалуйста, — старался говорить спокойно я, — ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не жил на Герцена и не работал на комбинате.
— А где ты работаешь? – уже недружелюбно спросил меня мужчина.
— Преподавателем в университете, — не стал врать я.
Почему-то это его взбесило. Было такое впечатление, что он действительно принимал меня за знакомого с равным ему положением в его обществе, и я будто теперь, брезгуя с ним общаться, отрекаюсь от нашего прежнего знакомства и сочиняю про свою работу где-то в университете, чтобы поставить себя выше его, а его унизить.
— Ты что брешешь! – возвысил он голос. – Я знаю же тебя, гад! Вместе же по молодости на танцы ходили.
— Но я действительно преподаватель ВУЗа, — смутился я, — и я действительно с тобой незнаком. Давно заметил, что ты со мной здороваешься. Думаю: видимо, с кем-то путает.
— Слушай, гад, — все больше злился мужчина, — тебе что, плохо, что я с тобой здороваюсь? Тебе плохо, да?!
— Да нет, ради бога, — думал я теперь, как успокоить этого нервного типа, — я совершенно не против, и даже отвечал тебе.
— Ты знаешь с кем ты связался? – вдруг сказал мой все более озлобляющийся собеседник. – Ты слышал о Стасе Вернингоу? Слышал?!
— Нет.
— Так вот, это я. Мы в городе – главный криминал. Ты – понял? Меня здесь все знают. Хочешь, я сейчас выйду, укажу на тебя ребятам, и они тебя порежут. Хочешь?!
«О, Господи, связался с психом, — всерьез расстроился я, — надо как-то его успокоить».
— Стас, — неожиданно для мужчины я примирительно положил ему руку на плечо. – Ты, извини, но я никак не хотел тебя обидеть. У меня дома дочь болеет, я купил ей лекарство, но не все, нужно в другую аптеку зайти. Мне некогда, прости, я должен идти.
— А тебя как зовут? – спросил Стас.
— Павел.
— Слушай, Паша, — голос и поведение Стаса неожиданно изменились, глаза забегали, и он понес чушь: — Выручай! Нужно срочно сто тенге. Нам нужно откупиться. Если до вечера не достанем, то нашего парнишку зарежут. Выручай. Завтра отдадим. Скажи куда принести. Всего сто тенге.
Мне хотелось улыбнуться, но я на всякий случай воздержался, и ответил серьезно:
— Стас, мне нужно своей дочке купить лекарство. Я не могу тебе дать денег.
— Ну тогда хотя бы пятьдесят тенге, — настойчиво просил мой новый знакомый, — выручай.
— Прости. Не могу. В другой раз, — я развернулся, чтобы выйти из аптеки.
— Паша, дай пятьдесят тенге, я выпью за выздоровление твоей дочери, — вдруг сказал Стас.
Такого поворота я не ожидал. Было не логично: не давать ему выпить за здоровье моей дочери. Я вынул из кармана пятидесятитенговую монету и положил ее в большую пятерню с длинными грязными ногтями Стаса Вернингоу.
— Ну, пока, — только и сказал он мне, и сразу исчез в потоке идущих людей. Я вздохнул с облегчением и пошел домой.

VI

Ближе к ночи после этой встречи, когда прошел короткий, но сильный дождь, Стас Вернингоу, закутавшись в старый болоньевый плащ, быстро шагал по тротуару. Из глубоких карманов плаща торчали два горлышка бутылок дешевого портвейна. Вдоль тротуара тянулись тополя, и дождевые капли то и дело срывались с листьев деревьев, падали за шиворот, на прилизанную голову Стаса. Он что-то угрюмо думал, пережевывая фильтр «Медео» и ежась от сырости.
С краю дороги стояла новая машина-иномарка, а возле нее двое пожилых мужчин. В автомобиле кончился бензин, и они с ведром и шлангом «дежурили» на бровке. Никто не останавливался, хотя машин было много. А один водитель провел своей микроавтобус специально так, чтобы обрызгать людей из грязной дождевой лужи.
— Вот подонок! Козел! – резко отвернувшись от дороги и торопливо стряхивая капли грязной воды с плаща и брюк, оскорбленно кричал седой полный мужчина в шляпе и в очках, которые тоже забрызгало грязью. – Сколько всякой сволочи вокруг!
Он отошел под тополя, продолжил отряхиваться и со злости выплевывал ругательные слова направо и налево.
— Э-э, папаня, ты кого это козлом называешь? — остановился шедший мимо Стас Вернингоу. – Ты что, дорогую иномарку приобрел, так теперь на таких как мы плюешь?!
— Да отстань ты! – заметил прохожего только-только владелец иномарки. – Без тебя здесь тошно.
Стас развернулся и резко и агрессивно пошел прямо на мужчину в очках.
— Я тебе что, параша что ли – что тебя тошнит?! – злобно, сквозь зубы, процедил он.
— Брось ты, парень, — двинулся ему навстречу товарищ водителя, — он не тебе сказал, ты просто мимо проходил и услышал, как он шоферов ругает.
— Иван, да ты посмотри на него! – брезгливо махнул рукой владелец иномарки. – Что с ним объясняться. Бомж какой-то. Пускай шлепает, куда шел.
Стас в таких ситуациях был достаточно решительным, хотя и его за эту решительность нередко били.
Он подошел к водителю, выплюнул ему в лицо изжеванный окурок, а затем ударил крепким, украшенным выколками кулаком по физиономии. Шофер иномарки грохнулся на колени, закрыв лицо руками. Стас ударил его ногой в живот. Мужчина скрутился и упал.
Товарищ водителя, интеллигент лет шестидесяти, бросился на выручку избиваемому.
— Молодой человек, так же нельзя! – испуганно кричал он, пытаясь схватить драчуна за руки сзади. – Так же нельзя! Мы же не звери! Вы его не правильно поняли, он не хотел вам ничего плохого сделать.
Стас обернулся и своим черепом треснул между глаз разнимающего. У того помутнело в голове от мощного удара, и он опустился на корточки возле тополя. Шофер валялся лицом вниз, то ли не в силах подняться, то ли не желая этого сделать, пока страшный тип не уйдет куда-нибудь подальше.
Стас Вернингоу опять закутался в свой старый плащ, вытащил сигареты, закурил.
— Ты – дурак, — обратился он к интеллигенту, — ты – хороший человек и честный, я вижу, но ты – дурак, потому что за таких свиней, неуважающих других, заступаешься. Я тоже – не ангел, и сидел в зоне… не важно за что. Но ты не такой же, как я и он, — Стас поставил грязную ступню ноги на спину лежащего. – Я вижу в тебе порядочного человека и уважаю тебя. Только ты, — он погрозил кулаком, — не мешай мне. Моя жизнь, может быть, станет чуть лучше, если я разделаюсь с такой дрянью.
Он неожиданно переступил через водителя иномарки и, ссутулившись, стремительно зашагал по тротуару. Его голова нервно вздрагивала.

VII

После избиения человека, который был чуть ли не в два раза старше его, Стас Вернингоу не испытывал угрызений совести, даже наоборот, испытывал некое удовольствие от своего поступка, так как седой полный мужчина в шляпе был очень похож на директора профессионально-технического училища, где Стас когда-то учился на электрика, и который однажды выгнал его оттуда за то, что он приходил на занятия поддатый и иногда устраивал на переменах потасовки в коридорах и туалетах со своими противниками. Сейчас у бывшего пэтэушника Вернингоу было приятное ощущение, что он отомстил директору, побив и унизив его двойника.
Стас свернул в проулок частного квартала и зашагал дальше. «Вот бы еще отцу набить хорошенько рожу!!» — подумалось ему. Он уже пару раз это делал, но ему казалось этого мало. Когда Стас вспоминал, как его родитель — пьяница и семейный тиран Артур Вернингоу избивал его мать Анну, добрую, тихую и молчаливую женщину, в результате чего она тяжело заболела и ушла из жизни, оставив двенадцатилетнего сына, ему хотелось долго и болезненно истязать пытками этого подонка, пока не увидит в его глазах такое страдание, такую муку и раскаяние, пока не услышит из его уст таких слов прощения, при которых не останется сомнений, что он ощутил всю боль своего сына, которую он причинил ему, разрушив его жизнь – лишив счастья детства и самого дорогого человека на земле – матери. «Но ведь не раскается, мразь», — думал он, даже боясь, что однажды в озлоблении изобьет его до смерти. После того, как не стало матери, Стас оказался в детском доме, потом ПТУ, пьянки, драки, анаша, трипперные женщины, грабежи и, наконец, тюрьма.
Стас не любил общество и мстил ему, так как большинство этого общества презирало таких как он, а у него не было душевных сил, чтобы начать новую жизнь и стать одним из тех, кто живет нормальной, а не как он – суррогатной жизнью. Правда, он и не был совершенным человеконенавистником и иногда даже понимал людей, таких, как этот Паша в аптеке, покупающий лекарство больной дочери, или этот дядька – интеллигент, пытавшийся заступиться за своего чванливого товарища, похожего на директора училища.
Стас подошел к деревянным воротам, за которыми в землянке жила его подруга Нинка Стародубова – одинокая мать с пятилетним ребенком. Дернул за кольцо калитки, она открылась. Во дворе к нему с лаем кинулся беспородный пес Гусар. Стас пнул его так, что бедняга с визгом запрыгнул к себе в будку.
— Не узнал что ли, зараза?!- крикнул псу Стас, шагая дальше к двери землянки.
Он вошел внутрь строения. В большой комнате его, которая являлась одновременно и кухней, было душно и накурено. Посередине стоял стол, застеленный испачканной остатками еды и еще какой-то гадостью, может быть, блевотиной, скатертью. На нем лежала пустая бутылка из-под водки, стояли алюминиевый чайник и несколько пластмассовых кружек, лежали куски хлеба и дольки резанного репчатого лука. У левой стены громоздился темно-коричневый шкаф. Дверца его была приоткрыта, из нее выглядывали скомканные женские тряпки. Справа располагались замызганный диван и металлическая кровать, на которой на боку, поджав ноги, лежала с закрытыми глазами женщина лет двадцати пяти в коротком платье. У окна за небольшим столиком играл машинками ее сынишка Вадик.
Стас по-хозяйски прошел по комнате, сбросил плащ на спинку одного из стульев, бутылки с портвейном поставил на стол. Нинка Стародубова с усталым постаныванием приоткрыла глаза.
— Че валяешься? – грубо сказал ей гость. – Вставай, скоро на трассу пойдешь.
— Стасик, милый, не могу, — вытянула та ноги и легла на спину.
— Какого черта?! Сказал: пойдешь!
— У меня сегодня уже были мужики, не мучай, пожалуйста, меня больше сегодня, — жалобным голосом проныла Нинка.
Стас только сейчас заметил, что под столом валялись ее трусы в желтых, липких пятнах, а сама она лежала без ничего под платьем. Он нервно зашагал по комнате и тут заметил использованные шприцы в мусорном ведре.
— Кто тут был? – повернулся он к женщине.
— Да эти: Лимон, Игнатов и Валерка.
— Где деньги?
— Они не оставили, хотя обещали по сто пятьдесят каждый.
— Что же ты, тварь, даешь тогда?!
— Попробуй им не дай, изобьют и свое возьмут, ты же знаешь их, — заревела Нинка.
Стас подошел к ней, взял ее за волосы и хотел ударить по лицу, женщина закрыла лицо руками и заплакала сильней, выговаривая сквозь слезы:
— Не надо, Стасик, милый, не бей!…
С пола с машинкой в руке поднялся Вадик, он испуганно глядел на дядю широкооткрытыми темными глазами. Стас Вернингоу вспомнил себя в те минуты, свой ужас и свою боль, когда отец избивал его мать, тяжело вздохнул, отпустил нинкины волосы и сел на стул у стола.
— Спасибо, Стас, — вдруг благодарно сказала ему Нинка, всхлипывая и улыбаясь сквозь слезы, присаживаясь на кровати. Ее гость ничего не ответил, молча вытащил кнопочный нож из брюк, щелкнул им и его лезвием открыл одну из бутылок вина. Налил себе полную пластмассовую кружку, а подружке половину. Собирался выпить, но что-то вспомнил и сказал:
— Обещал выпить за выздоровление дочери одного Паши, у которого сегодня на базаре денег стрельнул. За ее здоровье. – И Стас залпом опорожнил кружку, сразу же закурил.
— Мне деньги нужны, — через пару минут он повернулся к Нинке. – Ты продала шубу, которую я неделю назад принес?
— Ой, господи, — запричитала та, — ну, Стас, кто ее сейчас летом возьмет! Только залетим с этой норковой шубой. Ее нужно оставить до зимы, тогда и хозяева, и милиция об этом забудут.
— А магнитофон?
— Еще нет, но постараюсь.
— Мне сейчас деньги нужны, — снова начал нервничать Стас Вернингоу.
— Слушай, — вспомнила женщина, — наши соседи Чебарковы сегодня на всю ночь на свадьбу к родственникам ушли.
— Ну и что?
— Так у них кролей – видимо-невидимо. Они их разводят и живут ими. Можно с мешком перелезть через забор, набить кроликами мешок – и назад. Каждый кролик не меньше пятьсот тенге стоит.
— У них же здоровая собака!
— Она на цепи сидит у ворот, с улицы к ним не зайдешь. Зато тут через забор, и по огороду в сарай, где у них клетки стоят, пройдешь, собака тебя не увидит.
— Может быть, правда, попробовать, — подумал вслух Стас, прикидывая, как он будет это делать.
— Скоро стемнеет и попробуй, — поддержала его Нинка.
С наступлением ночи Стас с мешком перелез через забор в чужой огород, пригибаясь потихоньку прошел к указанному Стародубовой сараю, открыл щеколду на двери и проник вовнутрь. Где-то у ворот залаяла собака, может быть, почуяла его, но, кажется, ничто не должно было помешать ему. Он зажег спичку: по всему сараю друг на друге стояли ряды клеток с кроликами. Стас открыл ближнюю, потушил спичку, и стал наощупь брать кроликов за уши, вытаскивать их и бросать в мешок. Затем открыл следующие две клетки, и когда живой от брыкающихся зверьков мешок стал тяжелым, выбрался из сарая и потащил его на спине к нинкиному забору. Собака продолжала лаять где-то за сараем.
Когда Стас перекинул мешок через забор и сам полез на него, услышал сзади какое-то пыхтение, а затем разъяренный мужской голос:
— Ах, ты, ублюдок! Стой!
У Стаса похолодело внутри, он обернулся. Человек за спиной, босой, в кальсонах и майке, тут же ударил палкой его по голове. У Стаса загудело в черепе, он ощутил, как ударивший его, видимо, сам Чебарков, вцепился ему сзади в ремень на брюках и стал тащить его вниз. Вернингоу с испугу выхватил нож из кармана, щелкнул кнопкой и ткнул сверху Чебаркова в плечо.
— Ой-ой-ой! – заорал на весь квартал Чебарков, отпуская вора и хватаясь рукой за раненое место. – Ах, ты — ублюдок!
— Вася, что там?! – раздался испуганный голос его жены в темноте у сарая.
— Звони скорей в милицию! – закричал Чебарков ей. – Звони срочно!
Стас с колотящимся сердцем наконец-то перепрыгнул через забор и забежал в землянку.
— Дура! – закричал он с порога Нинке, перепуганной его видом. – Откуда ты взяла, что они на свадьбе?!
— Да они… да они… сами говорили, — залепетала она, со страху сжавшись в комок на кровати.
— Мне надо смываться. Они позвонили в милицию, — бросил Стас и быстро накинул на себя плащ. Он выскочил из землянки, но тут же вернулся и погрозил Стародубовой кулаком:
— Меня тут не было, поняла?!
Он хотел уже покинуть двор, но тут вспомнил о мешке с кроликами. «Улика. Надо их выпустить», — решил он. Вынес мешок за ворота, развязал и вытряхнул кроликов на землю. Но большинство зверьков почему-то кинулось не врассыпную по улице, а юркнуло в высокую траву, что густо росла у забора и ворот Стародубовой.
— Кыш, кыш отсюда! – стал разгонять их Стас. Но они затаились в траве и в темноте их толком не было видно. Стас решил оставить кроликов в покое, и уже собрался исчезнуть в темных проулках частного квартала. Но вдруг рядом из-за поворота выехала милицейская машина и направила фары прямо на него. Стас бросился бежать, но машина быстро настигла убегающего, из нее выскочили три милиционера. Они в считанные секунды догнали его, сбили с ног и надели на запястья наручники.

VIII

Следующий день у меня был свободный: не было ни занятий, ни экзаменов, ни зачетов. Я, съездив с утра на дачу, вторую половину дня провел в своей двухкомнатной квартире с детьми: шестилетней Лизой и девятилетним Васей. Моя супруга Яна Нинегурова с утра до вечера была в одной из библиотек города, где она работала заведующей библиографическим отделом.
Я, накормив детей и дав Лизе лекарство, принялся разбирать свои бумаги: записи мыслей и отдельных событий, выписки из различных книг, журнальных и газетных статей, листки с систематизированными фактами в интересующих меня областях знания и другое. Пора было из всего этого богатого материала создавать нечто цельное и обязательно полезное обществу. Без пользы людям я не мыслил свою работу, я никогда не стал бы ничего делать, что было бы невостребовано обществом. Искусство ради искусства, наука ради науки – для меня не имели смысла. Меня бы это не устроило, даже если бы это каким-то образом приносило большие почести и деньги. Для меня было гораздо важнее, чтобы мои труды хоть немного бы, хоть чуть-чуть добавили миру веротерпимости, межрасового и межнационального согласия, любви людей друг к другу. Вот для этого я собирался писать книгу, как сумею, как получится, но от души и со страстью. К своим сорока годам я почувствовал в себе тот потенциал, который может помочь осуществить задуманное.
Накопленные знания и жизненный опыт, разговор со студентом Славянским, появление в моей судьбе какой-то поистине мистической фигуры Ругвениона говорили о том, что настал час великой для моей судьбы работы. На днях заканчивалась сессия, и начинался трудовой отпуск, который я и собирался посвятить своему новому, такому волнующему и нелегкому труду.
Я разбирался с бумагами и поглядывал на детей. Меня и Яну всегда искренне удивляло, как Лиза и Вася похожи на нас. Это поразительно, как Господь слепил эту парочку. Лиза, такая же светленькая и синеглазая, круглолицая и тоненькая, как ее мама, с той же тягой, как у родительницы, к шитью одежды для своих кукол, с такой же манерой назойливо приставать и строить глазки, если ей что-то очень захочется, и с непременной, какой-то одержимой любовью к даче. Что большая Яна, то и маленькая Лиза в летнее время стремились туда, за город, что мухи на мед, и ничего им больше не надо было. А Вася, ну совсем как папа: плечистый и длиннорукий, скуластый и темноволосый, с глубокими, пытливыми глазами, внимательно следящими за всем вокруг, запоминающими все новенькое и необычное, с такой же, как у меня страстью анализировать, систематизировать и обобщать. Вася даже солдатиками играл не как обычные мальчишки: составлял схемы сражений, записывал в специальные блокноты составы полков, рот, взводов, количество военной техники, присваивал звания солдатикам. После сражения оперативно выпускал на листке что-то вроде газеты, в которой приводил подробные данные потерь «своих» и противника, с указанием деталей сражений. Как и его папа, Вася не проходил мимо ни одной редкой или необычной вещи: в его тумбочке лежали и интересные камушки, подобранные на берегу реки, и спичечные этикетки и марки с познавательными картинками, и засушенные красивые цветочки, и осенние листья, перья птиц, большая сухая щучья голова, раковины улиток и чего там еще только не было. А сердился Вася тоже как я: не дай бог тронуть, когда полностью погружен в дело, так такой шум поднимал, что все были не рады, что его как-то задели.
«Ну совсем как мы», — улыбался я, поглядывая на возню детей.
Вечером с работы позже обычного вернулась Яна. «Встреча с местными – поэтами, прозаиками и публицистами была», — объяснила она.
За столом во время ужина я спросил у нее: как прошла встреча и что там было интересного?
— Одним словом: борьба, — с улыбкой устало вздохнула Яна, на некоторое время задержав вилку с картофелиной у рта, как бы вспоминая события ушедшего дня.
— Тяжелая, бескомпромиссная и бессмысленная, — пошутил я.
— Да, что-то навроде этого, — Яна наконец-то вспомнила про картофелину и отправила ее в рот.
— И кто там еще был?
— Представители власти, профессор филологии Журикова, языковед Петриченко, еще другие.
— И что же обсуждали?
— Кому дать три литературных премии главы области.
— И как?
— Судя по ситуации, получат не талантливые, а те, кто с должностями, связями, более нахрапистые и услужливые властям.
— В этом нет ничего удивительного, — заметил я.
— Но обидно, — улыбка исчезла с лица Яны, а вместо нее черты лица выразили досаду и раздражение, — наши девчонки столько работали, и в других библиотеках девчата тоже, составляли рейтинг наиболее читаемых авторов области и наиболее востребованных читателями книг. А на наш труд просто наплевали, им угодны другие.
— Ну и кто самые читаемые? – поинтересовался я.
— Больше всего читают Александрова и Бурханову.
— Ну неужели не было специалиста, который бы говорил правду, невзирая на этот сговор чиновников и функционеров от искусства? – я не мог поверить, что талант в данном вопросе имел всего лишь десятое значение.
— Почему же, была такая, — вспомнила Яна, — профессор-филолог из университета Журикова. Она может слово сказать поперек любому, лишь была бы уверена в своей правоте. Не знаю, может быть, она себя по таланту сравнивает с Белинским, Писаревым и Добролюбовым, но буквально каждого несчастного автора она норовит стереть в порошок. Помнишь, был фестиваль самодеятельной песни в области? Она руководила комиссией по премированию лучших. Тогда бедных местных песенников раздолбала от и до. Из ста участников никто не получил ни первую премию, ни вторую, а только третью. Вердикт: низкий уровень, недостойны. Как будто она не понимает, что мы живем не в Москве, Питере или Алматы, а в маленьком степном городе, где и подход к тем, кто пытается что-то творить, должен быть более лояльным, мягким и бережным. Короче, и сегодня она, наслаждаясь своей ролью великого знатока литературы, строгого и грозного арбитра всего местного искусства, давала разгон и хорошим и плохим, невзирая на их должности и связи.
Я, вспомнив Журикову – женщину в годах с крепким телом, шапкой черных кудрявых волос на голове, с непременно строгим и важным лицом, и представив, как она грозно отчитывает местных авторов, как школяров, рассмеялся.
— Честно говоря, мне было не смешно, — заметила на это без улыбки Яна, — мы с девчатами переживали за Александрова и Бурханову. Эти люди действительно талантливы, но их каждый год всякие спонсоры, меценаты и областные начальники упорно не замечают.
— Яночка, милая, — продолжал посмеиваться я, — размечталась ты, чтобы в нашей провинции, где многие друг с другом знакомы и повязаны круговой порукой, вдруг стали давать крупные премии тем, кто просто честно делает свое дело и надеется только на свой талант. У нас так не бывает, и это закономерная объективность, и даже людей этих ругать не стоит, потому что ну не могут они поступить по другому. Даже американцы и то стараются Оскары отдавать своим фильмам и актерам, несмотря на игру в демократию и якобы беспристрастность. А ты хочешь, чтобы какой-нибудь начальник здесь, накатавший на досуге никому ненужную книжку, не получил премию, а получил бы другой, пусть талантливый, но никому не кланяющийся и свободолюбивый. Нет, так никогда не будет, талантливому просто надо карабкаться наверх, только там и могут заметить, а не здесь, где могут просто и не понять значимости автора. Знаешь, как сказал великий индийский мудрец Нарада:1 «Чем ближе знают, тем меньше почитают», как известное «Нет пророка в своем отечестве».
Во время этого разговора за ужином по телевизору показывали местные новости, дошло дело и до криминальных. Я посмотрел в сторону телевизора и обомлел: на экране, опустив голову, с ссадиной на переносице, сидел мой новый знакомый Стас Вернингоу, а рядом с ним стояли милиционеры.
— Яна, — возбужденное заговорил я жене, — смотри, смотри: это тот самый мужик, про которого я тебе вчера рассказывал, что без конца встречается мне в городе…
— Тише, — оборвала меня Яна, — давай послушаем.
— «… Почему вы ударили гражданина Чебаркова ножом?» – продолжали спрашивать Стаса на телеэкране. «Так он мне палкой врезал, я и ударил», — ответил задержанный Вернингоу.
Затем в кадре появилась молодая женщина, растрепанная, с испуганными глазами.
— Вы подсказали Стасу Вернингоу украсть соседских кроликов? – спросил ее журналист Мурат Кубеков.
— Нет, он сам, — неуверенным голосом заговорила она. – Он пришел с вином. Выпил за здоровье дочери какого-то Паши, говорит – деньги нужны. Пойду к соседу за кроликами. Я говорю – попадешься, не надо… — Тут женщина стала путаться в показаниях и задыхаться от волнения.
Я не верил своим ушам и обалдело смотрел в телевизор.
Тут журналист остроумно заметил в конце сюжета: «Вот так Стас Вернингоу, выпив за здоровье дочери своего дружка Паши, через пол часа ножом чуть не отправил на тот свет отца четырех детей Леонида Чебаркова. Вот такие сейчас нравы. Берегите себя. Мурат Кубеков».
Я продолжал очумело смотреть на экран. Таким неожиданным образом быть упомянутым в новостях телевидения я никак не ожидал. «Выпил за здоровье своего дружка Паши!» – это было что-то из области невероятного. Обнаружить себя в таком сюжете, в таком контексте!
Настало время смеяться моей супруге. Яна хохотала над всей этой несуразицей от души. Она смотрела то на крайне озадаченного мужа, то есть меня, то на экран и заливалась смехом, таким веселым и искренним, что я и сам не удержался от улыбки, наконец осмыслив всю глупость, абсурдность и комедийность произошедшего.
— Слушай, Янка, — наконец сказал я, — это невероятно!
— Да, что-то тут есть больше нашего понимания, — согласилась она, когда первые эмоции были исчерпаны.
Когда легли спать, я долго не мог уснуть. У меня из головы не выходили старец Ругвенион и этот «дружок» Стас Вернингоу. Первый – представитель высокого духовного мира, второй – его антипод – опустившийся человек с преступными наклонностями. Как и почему их пути пересеклись в моей душе? Что за странное сочетание судеб? И как хотелось бы, чтобы в жизни присутствовали только такие, как Ругвенион, а такие, как Вернингоу, исчезли где-нибудь в небытии, или хотя бы находились от меня как можно в большем отдалении. Но не я устраивал мир, и не мне изменить такое положение вещей. Но все-таки хотелось мне попытаться хоть что-то сделать, чтобы этот мир стал чуточку лучше, на это были направлены мои нынешние духовные и интеллектуальные усилия. И теперь, после разговора с Мишей Славянским, у меня была большая надежда, что встреча с Ругвенионом что- то прояснит для меня в этой жизни, яснее укажет цели, поможет меньше блуждать в хаосе современных знаний и религиозных направлений, подскажет пути осуществления задуманной мною работы. «Теперь только бы встретиться с загадочным Ругвенионом», — единственное о чем сейчас мечтал я.

IX

Ругвенион с посохом и четками стоял на степном возвышении. Суровое, но прекрасное лицо его, покрытое сеткой морщин, было направлено на закат. Светлые, ясные глаза старца даже в его годы с орлиной зоркостью обозревали окрашенные розовым вечерним светом окрестности.
Чуть далее внизу лежали неподвижные воды небольшого озера, отражая чистым зеркалом великолепную зарю. Белые лебеди плескались на плесах, словно огромные лотосы в оранжевой воде. Тысячелетняя седая от ковыля степь Алуана медленно погружалась в дремоту, хороня на своей нетронутой человеком груди своих детей – зверей и птиц. Скоро невидимыми тропами здесь пройдут те, кого ждал Ругвенион, перебирая четки, читая молитвы, размышляя о вечном и трудной судьбе человечества. Скоро угаснет вечерний свет, сонмы звезд пошлют свои лучи на Алуан, и пламя костра, который разожжет Ругвенион, откликнется небесным светилам с Земли. Это будет знак сакральной связи миров и священнодейства высоких сил.
Так стоял великий старец, одиноко созерцая окрестности Алуана, слушал космос и время, и бусинки четок не один раз завершили свой круг, прежде чем Алуан не потонул в теплой синеве звездной ночи. И тогда вспыхнул огонь у ног старца, освещая его белые одежды и выразительное лицо с высоким, как серебряный купол храма, челом. И почти тут же перед ним словно выросли двенадцать странников в необычных одеждах, с посохами в руках, с утонченными благородными лицами, мудрость и любовь к истине украшали их ясные взоры.
— Я приветствую вас, Сыны Света – братья мои! — поклонился им Ругвенион. И в бликах костра на лице его мелькнула легкая, радостная улыбка.
— И мы счастливы видеть тебя – великий хранитель Алуана! – ответил поклоном один из странников по имени Абу-Сары – седой аксакал в чалме, в стеганном ватном халате, подпоясанном кушаком.
— Наш брат Ругвенион, мы пришли на твой зов, оставив свои монашеские кельи, лачуги, горные пещеры и лесные хижины, — поклонившись, сказал другой странник Чакраварти Свами – босой буддийский отшельник в темно-коричневом тингане. – Скажи, что тревожит твое великое сердце? Твои мысли-птицы летят по свету полные тревоги и печали.
— Садитесь, братья мои, вокруг священного пламени Алуана, — пригласил жестом странников Ругвенион. И когда все почтительно расселись, и каждый произнес на своем наречии короткую молитву во славу Господа, Ругвенион, сделав паузу и собравшись с мыслями, сказал:
— Вы – праведники этого, полного борьбы и страданий мира, лучшие представители своих религий, вряд ли вас удивляет мой призыв в этот непростой для планеты час. Еще не пришло время Мессии, Мунтазара и Майтрейи,1 и нам самим нужно приложить усилия, чтобы силы Зла совсем не распоясались. Эти силы стремятся превратить нашу планету в сущий ад. Здесь животные не могут жить, чтобы не убивать друг друга, и половина населения этой планеты, подобно животным, с наслаждением мучает другую половину, а иногда устраивает себе дьявольские праздники – Освенцим, Бабий Яр, Хиросиму, Гулаг, Хатынь и Сонгми, а ныне они терроризируют население, просто взрывая дома, самолеты и автобусы с детьми и женщинами в Москве и Нью-Йорке, в Дагестане и Пакистане, в Израиле и Индии…, они устраивают взрывы на рынках и площадях, уничтожают население целых деревень. И все это делается с именем Бога на устах. В своей бессмысленной и жестокой борьбе с представителями других, якобы ложных верований эти люди ссылаются на наши учения, искажая их суть, трактуя их положения согласно своим корыстным, богоотступническим целям. Мы не должны более этого терпеть. Наша задача отделить зерна от плевел, не дожидаясь прихода грядущих Освободителей. Нас послали в пекло этого мира, и теперь мы должны или покориться торжествующим на этой планете силам Зла, или сражаться с ними до последнего дыхания. За нами – силы Света, и мы должны дать отпор неистовству религиозного фанатизма и экстремизма. И теперь я хочу слышать вас, мои великие братья, — завершил свою яркую речь Ругвенион.
С минуту странники молчаливо смотрели в пламя костра. Их лица – лица мудрецов были спокойно-сосредоточенны.
Наконец один из них – Иоанн Полынный – с распятием на груди, в аналаве и куколи, прикрывавшей голову и плечи, как бы отрешенно произнес:
— Еще пророк Михей2 сказал: «Не стало милосердных на земле, нет правдивых между людьми… Лучший из них – как терн и справедливый – хуже колючей изгороди».3
— Святой Коран говорит, — молвил следом аксакал Абу-Сары в чалме и стеганном ватном халате, — «Если бы Бог не удерживал одних людей другими: то были бы разрушены и монастыри, и церкви, и синагоги, и мечети, где постоянно призывается имя Божие».4
Им вторил третий странник по имени Цзылу со связанными в пучок волосами в серой одежде древнего китайского покроя:
— Мэн-цзы5 учил: «Человека бесчестят – если он сам себя уже обесчестил, семью разбивают, если она сама уже разбилась. Государство разрушают, если оно само уже разрушилось. Именно это имел Тайцзя, когда говорил:
— Если беду насылает Небо, от нее еще можно спастись. Если беда в нас самих, от нее не спасешься!»6
Четвертый странник – философ Юмадан, с повязанной лентой длинноволосой белой головой, в полотняной рубахе, украшенной по запястьям и по вороту чудным цветным орнаментом, состоящим из каких-то символов и знаков, тоже обратился к мировой мудрости:
— Умалишенно снуют люди, не знающие будущего.
Обреченные толпы стремятся к уничтожению.
Чутье их несет к пропасти.
… Пустое время для глупых.
Тяжкое для различающих свет.
Так гласит «Агни-Йога!»7
Выслушав такие речи, Ругвенион в раздумье опустил седую голову, затем поднял ее и сказал:
— Еще Свами Вивекананда8 утверждал, что этот мир – вырождающийся, что человек – вырождение Бога, что, как говорит священное писание, Адам9 пал. И в наше время нет такой религии, которая бы не учила, что человек, как он есть, представляет собой вырождение. Мы выродились практически до состояния животных, — восклицал этот великий мудрец – последователь еще более величественного Рамакришны.10 Но – теперь мы все же медленно поднимаемся, — сказал Вивекананда. Следовательно, мир – не безнадежен, — Ругвенион обвел взглядом странников, — и вы, мои братья, должны еще больше усилий приложить, чтобы удержать человечество от скатывания в низменные области бытия, противостоять вместе насилию, фанатизму и экстремизму. Иначе эта цивилизация погибнет, уничтожив самою себя. Если человечество отвернется от Истины, то у человечества не будет будущего. Как ярко сказал тот же Вивекананда: «Истина не преклоняется перед обществом, это общество должно преклониться перед Истиной, преклониться или умереть. Истина не может приспособляться к обществу».11
Вы простите меня, лучшие этого мира, что я осмеливаюсь требовать от вас усиления мер для защиты человечества от изуверских форм религиозной борьбы. Вы, конечно же, лучше кого бы то ни было знаете свою паству и свой эзотерический круг, и получаете указания к действию из высоких Сфер. Но в каждом из нас есть и просто человек, который с болью в сердце воспринимает те разнузданные преступные деяния под именем Бога, которые творятся сейчас в нашем мире.
Что мир духовный может противопоставить миру разрушающей бездуховности? Я хочу слышать вас, Сыны Света, в чьи сердца Небом вложена великая Вера и сакральная Мудрость. Пророк Амос12 сказал: «Ибо Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам».13
— Мудрый Ругвенион, — ответил ему на это бронзоволицый саннияси14 Ашокананда в тоге цвета охры, — ты знаешь, что наша религия заключается в непротивлении злу насилием. В священной книге «Дхаммапада» сказано: «Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она».15 И в «Брихан-Нарадия Пуране»16 твердо указана дорога к освобождению человечества из сетей майи: «В этот век вражды и лицемерия единственное средство освобождения – воспевание святого имени Господа. Нет иного пути. Нет иного пути. Нет иного пути».17
— Люди не выполняют заповедей Божьих, — следом подал голос Акиба – мудрец Каббалы,18 с головы до ног облеченный в черную одежду. – А «заповедь, — как сказал один из мудрейших в истории человечества – царь Соломон,19 — есть светильник, и наставление – свет, и назидательные поучения – путь к жизни».20 Только соблюдение законов Неба может спасти человечество.
— Наш Учитель Конфуций сказал: «Народ можно принудить к послушанию, его нельзя принудить к знанию».21 Следовательно, не только воспевание святого имени Господа и выполнение заповедей Божьих, но и принуждение толпы к праведным формам жизни необходимо в нашем мире, — заметил Цзылу.
Его поддержал Шан Фу – даоский монах в желтой шапке и необычной даже среди необычных одежд гостей Ругвениона – шубе из перьев:
— В знаменитом собрании древней мудрости «Люйши Чуньцю»22 сказано: «Тот, кто искренне стремится к совершению добрых дел, не должен отступать, не взирая на ропот толпы. Именно толпа стоит на пути великих дел. Из-за нее случается гибнуть целым государствам. Средний правитель, столкнувшись с непониманием толпы, способен отказаться от благого намерения; но мудрый и среди криков толпы продолжает делать свое дело».23
— Вспомните бунтаря Ницше,24 – добавил Юмадан: — «И пригвождая людей к кресту, не знали они, как по-другому еще любить им Господа своего!»25
Бородатый странник с длинным каштановыми волосами под темной шляпой, в светлой рубахе и бурой безрукавке из грубой кожи по имени Элиас тоже сказал свое слово:
— В нашем «Признании Братства Розы и Креста»26 мы свидетельствуем, что со времени сотворения мира не было у человечества более важных книг, чем святые писания, и первой для нас является Святая Библия. Благословенен тот, кто обладает этими книгами, кто читает их, еще более благословенен тот, кто понимает их и подобны Богу те, кто повинуется им. Направлять человечество по пути созидания и духовности мы можем только через великие писания. Наше Братство разрабатывает совершенную медицину для лечения невежества, ибо невежество – это самая страшная болезнь общества. Лекарство против невежества – просвещение и религия – они лечат не только отдельных людей, но и в целом народы и расы.
Выслушав речи мудрецов, Ругвенион обратился к пока молчавшим трем странникам:
— Что скажете вы, братья мои Спитама, Дер-Видд и Аль-Каир?
— Все знают, что символ нашей веры – добрая мысль, доброе слово и доброе дело, и долг человека проявлять во всем добро и чистоту, — только и ответил Спитама, последователь пророка Зороастра,27 одетый в кожаный панцирь и в колпак, с вытканными на нем знаками зодиака и другими астрологическими символами.
Не более многословен был самый старый из странников – Дер-Видд, высокий, седой, с изрезанными глубокими морщинами лицом, в белой, как снег, одежде, талию его украшал пояс с прекрасной брошью посередине, в центре которой сверкал большой белый камень, имеющий силу извлечения небесного огня.
— Ху и Керидвен28 – великие Отец и Мать, никого не оставят в мире страданий, каждый будет спасен, когда справится со злом в своем сердце, — сказал Дер-Видд, водитель друидов.29
— Это так, — наконец раздался голос двенадцатого странника – суфийского дервиша30 Аль-Каира в войлочной шапке и плаще из разноцветных лоскутьев, — но «Аллах не переменяет того, что есть в людях, покуда сами они не переменят того, что есть в них».31 Так гласит святой Коран. А наша задача помогать людям меняться в сторону духовности. И один из путей к этому указал Учитель Ас-Сухраварди.32 Этот путь в соединении мудрости Востока и Запада, то есть таков, каким он был при величайшем Тоте Гермесе Трисмегисте.33 Его утерянные священные книги содержат вехи пути возрождения человечества. Но даже и без этих книг человечеству есть с кого брать пример: цари Ашока и Акбар,34 святые и философы Ориген,35 Сухраварди, Рамакришна и другие. Вот те, на учения и деяния которых должны опираться мыслители и правители современности. Христос и Мухаммед, да пребудет с Ним мир, Моисей36 и Будда, Зороастр и Конфуций должны быть на одном знамени человечества, и преданные любого из этих несравненных, величественных деятелей человечества должны относиться к другим преданным с любовью равной любви к своим родителям и детям. Тогда люди на нашей планете смогут жить без страха, что их лишат жизни только за то, что они не так молятся и ходят не в тот храм.
Выслушав всех, Ругвенион сказал:
— Заповеди Неба – то, без чего не может жить человек по-человечески, без чего он ничем не отличается от животного.
Молитва и воспевание святого имени Божьего необходимы человеку, без них он забывает свое предназначение и теряет отличающую его от животного духовность.
Принуждение простого люда к праведному бытию – жестокая необходимость в мире борьбы Добра и Зла.
Несгибаемость мудрых перед натиском животных инстинктов толпы – без этого не может быть духовной эволюции человечества.
Невежество – вот что роднит человека с животным. Религия и просвещение – лекарство от этого страшного духовного недуга.
Добрая мысль, доброе слово и доброе дело – закон человека, ведущий его по пути праведности.
Искоренить зло в своем сердце – задача каждого на этой плане. И человек должен сам выполнить эту задачу.
Соединение мудрости Востока и Запада. Последователи великих верований признают ужасные, бесчеловечные формы религиозного противостояния – экстремизм, терроризм, фанатизм – гнусными преступлениями против Бога, религий и человечества, и относятся друг к другу, как относятся друг к другу родители и дети, браться и сестры.
Вот что я услышал, Сыны Света, из ваших уст. Во все времена было непросто выполнить задачу возвращения народов на стезю духовности, силы Тьмы яростно противодействуют этому, и я хочу перед выполнением нашей сложной задачи обратиться к вам словами святого апостола Павла:37
«Итак станьте, препоясавши чресла ваши истиною, и облекшись в броню праведности,
И обувши ноги в готовность благовествовать мир;
А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие».38
Ругвенион поднял руку, и золотое пламя с этим движением взметнулось на огромную высоту. Звезды, откликаясь на этот сакральный огонь, засверкали в ответ ярчайшими разноцветными лучами. Далекие миры слали свое приветствие огню Алуана.
Восхищенные странники, шепча молитвы, склонили головы перед чудесным пламенем Алуана.
Когда огонь принял обычную форму, старец Ругвенион сказал:
— Браться мои, через двенадцать дней в Алуан прибудет автор «Книги для Костра». Святая Иерархия39 ниспосылает ему трудную работу – создать произведение, которое помогло бы людям искать пути из тупиков религиозного экстремизма и фанатизма, донести до людей объединительные религиозные идеи. Я прошу тех из вас, кто сможет, в назначенную ночь прибыть на это место и вложить в этого человека часть своей мудрости. Без вашей помощи он не справится с такой сложной работой. Я знаю, что Дер-Видда ждут в Стоунхендже,40 Элиаса – на Монсальвате,41 Спитаму – в Аркаиме,42 а Акибу – в Палестине. И они не могут прийти. Владыка Шамбалы Ригден-Джапо43 отменил свой зов Чакраварти Свами. Следовательно, я жду тебя, мудрый Чакраварти, как и вас, Абу-Сары, Шан Фу, Аль-Каир, Иоанн Полынный, Ашокананда, Цзылу и Юмадан.
— Мы обязательно будем здесь, и в течение ряда ночей автор «Книги для Костра» получит от нас знания, которые соответствуют его духовному уровню, — сказал за всех Ашокананда.
— А теперь настало время нам уходить, — подвел черту встрече дервиш Аль-Каир. Все вслед за ним поднялись.
— Да будет с вами Бог, — сказал на прощание Ругвенион.
— Да хранит тебя Господь, мудрый Ругвенион, да хранит Он благословенное место Алуан, — с поклоном ответили ему на это странники, и словно растворились в ночи.
X

После допроса в отделении милиции Стаса Вернингоу определили в маленькую следственную камеру с двумя нарами. На одних, поджав ноги и повернувшись к стене, спал какой-то ярко-рыжий косматый мужчина. «Похож на бомжа», — подумал Стас. Рыжий спал на лучшем месте в камере, и Стасу захотелось сбросить его на пол и самому занять это место. Он подошел к спящему и сквозь большую дырку на грязном носке поковырял пальцем пятку лежащего. Рыжий заворочался, поднялся на локте и повернул голову в сторону Вернингоу. Стас оторопел: на него мрачно смотрел меднолицый, с хищным ястребиным носом, узкими с суровым изломом губами, с каменным подбородком и бровями, похожими на кустарник, с пронизывающими, холодными лиловыми глазами мужчина. Почти огненная шевелюра придавала его облику какой-то полузвериный, демонический характер.
Стас Вернингоу стоял не шевелясь, заворожено глядя на своего сокамерника. Тот слез с нар. Низкий, с широким, бугристым мускулами телом, с кривыми, но сильными как у мула ногами, с короткими, мощными руками, вместо пальцев на которых, казалось, были крючкообразные куски арматуры, он производил на окружающих жутковатое впечатление. Голова его из-за очень короткой толстой шеи, казалось, сидела прямо на широких плечах.
— Ну-у, здорово, Стасик, — протянул он крючья своих пальцев Вернингоу и широко улыбнулся, показывая полный рот острых и белых, как у собаки, зубов, изо рта его пахнуло какой-то гнилой кислятиной.
— Здравствуй, Шива, — смущенно ответил Вернингоу, робко и даже с некоторой опаской пожимая страшную пятерню рыжего.
Шива подержал чуть дрожащие пальцы Стаса, потряс их, заглянул ему в глаза, и как-то мелко и отрывисто засмеялся:
— Хе-хе-хе-хе-хе…
А потом неожиданно сказал:
— Злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски. Ужас и яма и петля для тебя, житель земли!1 Кто так сказал? – вдруг спросил он Стаса, хитро прищурившись.
— Не знаю, — ответил Стас, который все еще был в шоке при мысли, что он корябал пятку Шиве и хотел его даже спихнуть с нар.
— Пророк Исаия2 это сказал, — дал ответ на свой вопрос рыжий Шива и отпустил руку Стаса. Он стал, покачиваясь туда-сюда, прогуливаться по камере.
Стас Вернингоу, поняв, что Шива настроен миролюбиво и не собирается ответно корябать своими когтями ноги Стасу, успокоился и сел на свободные нары.
— За что тебя взяли то? – спросил Шива своего нового соседа.
— Да у фраера одного несколько кроликов из сарая взял, а тому не понравилось, он меня по башке ка-ак погладит дубиной, чуть не убил, ну я его ножичком маленько в плечо и ковырнул, — коротко рассказал Вернингоу.
— Это за кроликов-то дубиной?! – переспросил Шива.
— Ну да.
— Ну и зверь! А много кроликов у него?
— У-у, пруд пруди, целая кроличья ферма.
— Жадность. Жадность губит людей, — заявил рыжий, продолжая прохаживаться по камере, засунув руки в карманы штанов. – В книге Екклесиаста3 говорится: «Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его, во вред ему».4 Но, — Шива вынул руку из кармана и поднял указательный палец вверх, — «истреблены будут обремененные серебром».5 Так сказал Софония.6
С последними словами Шива вынул и правую руку из штанов и зачем-то указал большим пальцем руки на пол, видимо, этим жестом он показал, куда пойдут истребленные обладатели серебра.
— А ты, Шива, за какие грехи сюда попал? — поинтересовался Стас.
— За грехи – говоришь? – остановился рыжий напротив сидящего на нарах Стаса и пронзил его, вздрогнувшего в безотчетном страхе, своим лиловым взглядом. – За чужие грехи, как Иисус Христос. Его прибили к кресту рядом с преступником, а меня посадили в темницу к негодяю Вернингоу.
Он замолчал, и Стас сжался под сверлящими глазами этого человека, словно сошедшего с экрана, на котором демонстрировался фильм ужасов.
— Хе-хе-хе-хе…, — опять мелко засмеялся Шива, заросли бровей зашевелились над его лиловыми глазами, и редкие острые зубы обнажились в красной пасти.
— Короче, не по делу я здесь сижу, — наконец ответил он на вопрос Стаса, — около обувной фабрики двух местных пьяниц в кустах кто-то зарезал, думают на меня. А доказательств никаких нету. Подержат еще денек и отпустят, куда им деваться.
— Не ты? – осмелился спросить Вернингоу.
— Ну вы же, уголовники паскудные, знаете, — злобно улыбаясь, резко заговорил рыжий, — что Шива никогда никого не убивает. Я ведь люблю только помучить, поиздеваться, ну, отрезать что-нибудь или выколоть за грехи против человечества, но никак не лишить кого-либо жизни. Знаешь ты это, любитель крольчатины несчастный, или нет?
Шива положил руку, похожую на звериную лапу, на плечо Вернингоу, и тот слегка застонал от боли, когда пальцы Шивы, словно зубья кусачек, впились ему в тело.
— Да, знаю, конечно, — замахал головой Стас, пытаясь своей рукой снять пятерню сокамерника с ноющего плеча.
Стас Вернингоу, как и многие представители уголовного и околоуголовного мира, знавшие Шиву, панически боялись этого то ли психа, то ли юродивого, этого злодея во имя добра – черного реализатора светлого Божественного замысла, как сам себя называл Шива. Шиву из страха многие пытались отправить на тот свет, но лишившись кто ушей, кто глаза, кто руки, кто полового члена или еще чего отказались от этой затеи, так как Шива оказался страшно живучим и еще более страшно мстительным.
Последние годы даже самые смелые и авторитетные представители криминала старались держаться от него подальше и никак с ним не связываться.
Шива отпустил плечо Стаса и уселся рядом с ним.
— Слушай, друг, — почему-то почти шепотом страстно заговорил он Стасу, вплотную пододвигаясь к нему и заглядывая снова в глаза, — будет день, когда небо будет как медь расплавленная, когда горы будут как шерсть расщипанная, когда задушевный друг не спросит задушевного друга, при своем свидании; в тот день законопреступник пожелает откупиться от казни ценой своего сына, своей жены, своих родных, душевно любивших его, всего, что только есть на земле, чтобы все это спасло его: но нет, адское пламя, крепко обняв члены его тела,  повлечет к себе каждого, кто отвращался и удалялся, собирал и прятал.7
Истинно, человек сотворен малодушным: когда постигает его злополучие, он оказывается слабодушным, когда постигает его благополучие, он оказывается не послушным.8
Так сказано в святом Коране. А еще сказано, что в тот день подастся запись дел каждого в левую или правую руку. Горе тому, кому подастся эта запись в левую руку. «Тот скажет: о если бы никогда не подавалась мне запись моя!»9 Но будет поздно. Так как Господь уже определил их судьбу. «Возьмите его, — приказывает Он, — свяжите его! Жгите его адским пламенем; наденьте на него цепь, которой мера семьдесят мерных локтей, за то, что он не веровал в Бога великого; не привечал к пище бедного». В этот день не будет у него здесь усердствующего друга; пищей ему будут только помои; едят их одни только грешники».10
Ты понял это, Стас Вернингоу?
— Пожалуй, — кивнул Стас.
— А кого Он просит: взять грешника, связать и жечь его адским пламенем?
— Не знаю, — пожал плечами Стас, — чертей, наверное.
— Дурак, — незлобно обозвал соседа Шива, — меня Он просит. Меня! Понял? И тебя тоже, если ты будешь со мной. Понял?
— Да, — дрогнувшим голосом ответил Вернингоу.
— Мне нужен помощник, чтобы исполнять просьбы и приказы Господа, — продолжал Шива, — ты – подходящий человек. Я беру тебя к себе.
— Но, Шива, — попытался высказать свое мнение Стас, — я сам под следствием и жду наказания, как же я могу наказывать других в компании с тобой?
— Меня завтра-послезавтра отпустят, нет у них на меня ничего. Ну а ты мне сгодишься тогда, когда тебя выпустят, хотя бы и через пять лет. Или ты против вместе мо мной исполнить волю Всевышнего, карая негодяев, испоганивших всю землю, которую Он дал нам для праведной жизни?
— Нет, не против. Но ты говоришь – карать, а как же: ударили по щеке, подставь другую?
— Это для тех, кто обратился к вере. А с остальными – другой разговор. То, что заявил апостол Павел в свое время в своем послании к Римлянам про иудеев и эллинов, относится к нынешнему населению Земли в полной мере. А сказал он вот что: «Все  совратились с пути, до одного негодны: нет делающего добро нет ни одного.
Гортань их – открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их;
Уста их полны злословия и горечи;
Ноги их быстры на пролитие крови;
Разрушение и пагуба на путях их;
Они не знают пути мира».11
Вот что он заявил. Так послушаем же пророка Иеремию,12 который ясно нам дает указание:
«Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови!»13
Так вот, Вернингоу, не будем удерживать меч Его, но сами возьмем его в руки! – восклицанием закончил свою речь Шива.
«Ну и дела!» – подумал про себя Стас и с содроганием посмотрел в чумные, лиловые глаза Шивы, на лице которого со всей силой выразились страсть и вдохновение безумца.
В камере погас свет. Отбой. Стас и Шива улеглись в темноте каждый на свои нары. «Почему Шива выбрал меня в свою компанию? – задался вопросом Стас, лежа какое-то время в тишине под одеялом. – Может, чувствует, что я пойму его идеи и буду с удовольствием ему помогать?» Стас боялся Шивы, как и все, знающие этого рыжего, сделанного словно из смеси чугуна и железа, мужика. Но одновременно с тем, ему было очень приятно, что такой монстр, как Шива, не считающийся ни с кем и не дающий никому спуску, вдруг записал его, Стаса Вернингоу, себе в приятели.
— Я тебя выбрал, — вдруг раздался голос Шивы в темноте, словно он угадал, о чем думал его сосед, — потому что ты в зоне в 95 году дал в рыло самому подполковнику Месткайтису за то, что он пытался сорвать с тебя крестик. Тогда этот твой поступок произвел на меня сильное впечатление. И я решил: вот кто однажды мне пригодится в борьбе за торжество идей Божьей справедливости в этом мире.
«Теперь понятно», — подумал Стас и обратился с вопросом к соседу:
— Шива, ты все говоришь о наказании, а где же любовь – возлюби ближнего своего, как самого себя? Ведь, кажется, все религии в первую очередь говорят о любви, что даже на зло надо отвечать добром. А ты с моей помощью собрался меч поднимать.
— Хе-хе-хе-хе…, — раздался в потемках камеры мелкий смешок Шивы, — кто внимательно читал священные писания ведущих религий мира уже давно понял, что любовь и добро – это для людей умеющих любить и быть добрыми, другим же Он прямо заявляет: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».14 Они, видите ли, ждут пришествия Господа, горят желанием, не вслушиваясь в слова пророка Амоса:15 «Горе желающим дня Господня! Для чего вам этот день Господень? Он – тьма, а не свет!»16 Вот что несет Господь людям, и нас посылает Он вперед себя со страшными вестями Его. «Они будут растопкой адского огня.17 Бог силен, мстителен.»18 – Так сказано и Пророку Мухаммеду, да пребудет с Ним мир. Так что страшные дни ждут людей, а не любовь и добро. Люди создали мир по злодейским законам, и Господь с удовольствием расправляется с ними по этим же законам. Кто этого не понимает, тот значит не читал ни Библии, ни Корана, на Бхагават-Гиты, ни других священных текстов.
— Шива, но как же, ты из Бога делаешь такого злодея! Разве это может быть?! – попытался возразить Стас Вернингоу.
— Не – может быть, а так и есть на самом деле. Бог — настоящий злодей, и правильно, что Он таков, будь Он добреньким, люди, как звери, уже давно пожрали бы друг друга. Только злой Господь может бороться с выродившимся, злобным и агрессивным человечеством.
— Но, Шива, откуда ты это взял?!
— Все, что мы знаем о личности Господа и Его поступках – мы знаем из текстов священных книг.
— А где говорится, что Он – злодей?
— Ну, например, слушай какое наставление давал Бог царю Израиля Саулу19 в книге Царств:
«Так говорит Господь Саваоф:20 вспомнил Я о том, что сделал Амалик21 Израилю, как он противостоял ему на пути, когда он шел из Египта.
Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа и жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла».22
Вот скажи мне, Стас, чем провинились перед Господом Саваофом отроки и младенцы, волы и овцы, верблюды и ослы? Чем они провинились? Но Господь ясно указывает: истребить их! А когда Саул пожалел овец и волов, Господь был им очень недоволен. И сказано в Библии: «Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем».23 Сделает ли так добрый Господь?
А вот что Господь заявляет в Коране:
«Когда же кончатся запретные месяцы, тогда убивайте многобожников, где ни найдете их; старайтесь захватить их, осаждайте их, делайте вокруг их засады на всяком месте, где можно подстеречь их».24 И еще Он приказывает с немусульман «ссекать головы дотоле, покуда не сделаете совершенного им поражения!»25
Заметь, Вернингоу, такая жестокость одобряется по отношению к людям, которые просто верят в Творца по другому и, может быть, живут мирно и не собираются никому делать ничего плохого.
А в «Шримад Бхагаватам»26 ясно изложен главный закон нашего мира: «Слабые служат пищей для сильного. Одно живое существо является пищей для другого».27 И еще сказано: «Мир заселяют нежелательные люди, стоящие на уровне собак и обезьян».28
Где же ты видишь доброту и любовь, Стас?
«Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб».29 Вот тебе доброта Господа в Библии.
«Мы предписали им; душу за душу, око за око, нос за нос, ухо за ухо, зуб за зуб: раны должны быть местью».30 Это тебе доброта Аллаха в Коране.
Если все мировые религии так однозначны и, как видишь, очень жестоки, то про любовь и добро в мире негодяев нужно забыть.
Стас молчал.
— Но самое оригинальное, — продолжил Шива, — что подобным образом Господь обращается и с теми, кто Его любит и служит Ему верой и правдой. Вот что сказано в послании к Евреям апостола Павла:
«Не пренебрегай наказания Господня и не унывай, когда Он обличает тебя.
Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает».31
Ты слышишь, Стас: «кого любит, того наказывает». Ты вспомни беднягу Иова. Вот в чем заключена правда и справедливость Господа. И правильно Он делает. Мир просто потонул в океане греховности. И мы с тобой будем помогать Богу направлять людское стадо к доброй жизни кнутом и палкой, а может быть и еще чем. «Обуздывая бессовестных негодяев, человек тем самым приносит благо праведным».32 Так сказано в «Шримад Бхагаватам». И мы, Стас, обуздаем этих негодяев во имя светлого их же будущего. И праведники скажут нам спасибо.
«Что-то во всем этом есть, — мысленно согласился с Шивой Стас Вернингоу, — ведь все, что сказал сейчас рыжий, наверняка есть в святых писаниях, иначе Шива бы этого не говорил. Око за око, зуб за зуб – действительно, я слышал об этом не раз».

XI

На следующий день Шива продолжал учить Стаса, все более убеждая его, что для спасения мира нужен такой тандем, как Шива-Вернингоу. Стас все более проникался идеями своего сокамерника и уже готов был идти за ним, чтобы всех нечестивцев положить под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросить их в обжигательные печи. Как поступил любимец Господа царь Давид1 во имя Господне с народом Раввы и со всеми городами Аммонитскими.2
Через день с утра Шиву, не имея против него серьезных улик, выпустили на свободу. А после обеда к Вернингоу на свидание неожиданно заявилась Нинка Стародубова. «Срочный разговор», — так загадочно, не здороваясь, полушепотом сразу сообщила она при встрече со Стасом.
— Ну что тебе? – недовольно буркнул Стас, присаживаясь напротив ее у стола. У него до сих пор кипела злоба на Нинку за то, что она предложила обворовать соседа, который оказался дома, и теперь по ее вине, как он считал, ему предъявят срок.
— Слушай, Стас, я пришла к тебе с хорошими вестями, — чему-то радуясь негромко проговорила Нинка.
— И с какими это? – подозрительно посмотрел на подругу Стас.
— Умер твой дедушка Артур.
— Экая ты, дура, — процедил Вернингоу, — что же в этом хорошего?!
— Ты – его единственный внук и, говорят, он в завещании оставил тебе свой старенький, но крепкий «Жигуленок».
— А квартиру кому?
— Батьке твоему.
— Так он же ее пропьет!
— Ну, это я не знаю, я говорю, что слышала от соседки деда Артура.
— Пока я отсижу, так дедовский «Жигуль» совсем сгниет и развалится. Что толку от этого завещания!
— Но ты, Стасик, не знаешь самого главного! — торжественно сказала Нинка. – Слушай: мой сосед Чебарков, узнав обо всем этом, предлагает тебе обмен: свободу на «Жигуленка».
— Как это?
— Он откажется от прежних показаний, скажет, что дал их со зла, из чувства мести. Скажет, что должен был мне деньги, но не отдавал, тогда я послала к нему Стаса, чтобы он забрал долг кроликами. И будто Чебаркову это очень не понравилось, и он оскорблял Стаса, а потом ударил его что есть мочи по голове, и Стасу, то есть тебе, ничего не оставалось, как попробовать защитить себя перочинным ножиком. Чебарков будет просить отпустить тебя, так как себя признает хотя и пострадавшим, но все-таки более всех виноватым в этой истории.
— Хм, — только и сказал на это Стас, соображая, насколько серьезно то, что он услышал.
— Но взамен свободы, которую ты получишь, ты должен будешь отдать Чебаркову дедовский «Жигуль», — подвела черту своему предложению Нинка.
— Хм, — опять хмыкнул Вернингоу, — губа у твоего соседа не дура.
— Ну, Стас, тебе выбирать: пять лет в зоне и «Жигули» в гараже или свобода, но без «Жигулей».
— Ладно, черт с ним, — согласился Стас, — пусть пишет, крохобор, свою бумагу.

XII

Все получилось, как задумали Нинка Стародубова и Чебарков. Стас Вернингоу вышел на свободу. Но не знал предприимчивый кроликовод Чебарков, что Стас Вернингоу уже не просто мелкий уголовник, тунеядец и паразит на теле общества, — а борец и мститель в воинстве Господа под водительством сурового, твердого и беспощадного рыжего Шивы. Не знал об этом Чебарков. Не знал на свою голову. Он хитрил и выдумывал, чтобы заполучить чужую автомашину. Но не зря сказано в Коране: «Они хитрили и Бог хитрил: но Бог самый искусный из хитрецов».1
Вечером после освобождения Стас сидел дома у Нинки и играл с ее сыном на полу в шашки. Нинка была удивлена, что из бутылки водки, которую она взяла к освобождению своего дружка, тот выпил только стопку и больше не стал. Она не предполагала, какие перемены произошли в мозгах Стаса Вернингоу после встречи его с Шивой.
Позже, когда стало темнеть, в ворота кто-то громко постучал, и Гусар затявкал, извещая хозяйку о ночном визитере. Нинка пошла посмотреть: кто там стучится. Через минуту вернулась.
— Какой-то страшный, рыжий мужик спрашивает тебя, — сказала она, поеживаясь, Стасу, — перепугал он меня в потемках своим видом.
«Шива! – понял Стас. – И как он меня нашел?! Хотя этот рыжий хоть кого найдет!» Он торопливо вышел во двор, открыл дверь ворот. Действительно, на улице стоял Шива, в сумерках похожий на квадратного орангутанга.
— Это я, — сказал рыжий, протягивая лапу, — здорово.
— Здравствуй, — пожал его звериную пятерню Стас, — проходи.
Интересно, что сейчас Вернингоу испытывал симпатию к Шиве и был рад, что он удостоен чести делать с ним одну, важную для человечества работу.
Стас провел Шиву в дом, познакомил его с Нинкой. А Вадик, увидев столь ужасного вида дядьку, спрятался от него под стол.
— А ну, Вадька, вылазь из-под стола! – приказала ему мать. – Чего туда забился?
— А он меня не съест? – раздался голос мальчонки из-под стола.
— Кто?
— Медведь.
— Какой медведь?! Это же дяденька! Его зовут дядя Шива.
Мальчишка выбрался из своего укрытия, испуганно таращась на медведя, который, как ему сказали, был дядькой.
— Хе-хе-хе-хе…, — мелко трясся в смехе Шива. – Но это ничего, меня одна бабулька однажды с дьяволом перепутала. Так перепугалась, что ей плохо стало, чуть концы не отдала.
Шива сел за стол, не спрашивая никого налил две стопки водки из стоявшей тут же бутылки и взглядом пригласил Стаса отведать с ним спиртного.
Выпили, не закусывая. Шива строго посмотрел на Вернингоу и сказал:
— И Коран, и Библия однозначно заявляют, что пьянство – есть тягчайший грех. Вслушайся в слова священных текстов:
«Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры и до позднего вечера разгорячают себя вином».2 Это слова пророка Исаии.
«Верующие! Вино, игра в жеребьи, кумиры, стрелованье гнусны, — дело сатаны; поэтому устраняйтесь от этого».3 А это уже слова Пророка Мухаммеда, да пребудет с ним мир.
Чувствуешь, как Господь относится к любителям спиртного?
— Да, — смущенно ответил Стас, не зная, как принимать происходящее, ведь Шива сам налил водки и ему и себе, и они вмести выпили.
Рыжий заметил это смущение и захехекал, словно, застрекотал, а потом добавил:
«У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза?
У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина приправленного».4 Эти слова, Стас, ты можешь прочесть в Притчах Соломона.
Стас Вернингоу еще более помрачнел: Шива совершенно поставил его в тупик.
Рыжий продолжал издевательски смеяться над своим соратником, а потом, сделав рожу добродушной, насколько это было возможно для его физиономии, сказал:
— Ладно, Стас, успокою тебя. Выпив стопку, ты не сильно согрешил, есть в Коране и Библии и такие слова:
«Спрашивают тебя о вине и об игре в жеребьи. Скажи: от обоих их людям есть великий вред, хотя, — Шива поднял вверх палец, — есть и польза; но вред от них больше пользы».5 Это в Коране.
А вот что говорит нам суетник Екклесиаст:
«Итак иди, ешь с веселием хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим».6
Заметь, Стас, пей вино, когда Бог благоволит к делам твоим. Он наверняка благоволит теперь к делам, которые ты собираешься совершить под моим руководством. Вот за что я налил по рюмочке, вот за что мы с тобой выпили. А не так, как эти мерзопакостные алкаши, у которых цель одна — нажраться и валяться, как свиньи, в грязи или совершать всякие подлости с неработающей, безмозглой головой. Чуешь разницу – между нами – слугами Господа и ими – прыщами и гнойниками на теле общества?
— Чую, — сказал Стас, поняв в чем тут суть и посветлев лицом.
— Так как же ты так быстро умудрился уйти от суровой руки правосудия? – перевел разговор на другое Шива, обращаясь к Вернингоу.
— Сам пострадавший – Нинкин сосед помог, — ответил Стас, закуривая. И он рассказал, как Чебарков в обмен на дедушкины «Жигули» согласился способствовать его выходу из следственной камеры.
Шива слушал, удивленно выпучив лиловые глаза, а потом прокомментировал произошедшее:
— Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину и вымытая свинья идет валяться в грязи.7
Этот Чебарков настолько жаждет обогащения за чужой счет, что идет, несмотря на опасность, снова к тому, кто пырнул его ножом. В книге Аввакума8 сказано: «Горе тому, кто жаждет неправедных приобретений для дома своего, чтоб устроить гнездо свое на высоте и тем обезопасить себя от руки несчастья».9 Дорого обойдется мелкому предпринимателю и еще более мелкому человечку Чебаркову его тяга к неправедным приобретениям.
Вы когда с ним встречаетесь?
— Завтра поедем машину смотреть в гараж.
Тут снова залаял пес Гусар, и в ворота кто-то громко и требовательно постучал, похоже, ногами.
— Скажи, что тебе пора спать. Если какое-то дело, пусть приходят завтра, — раздраженный столь бесцеремонным стуком среди ночи наказал Стас Нинке.
Нинка вышла из дому, а вернулась в сопровождении двух подвыпивших, игривых граждан, которые с хохотом хватали сзади за ягодицы раскрасневшуюся, сердитую хозяйку дома. Стас их сразу узнал: Лимон – с испитой, шишкастой, бурой физиономией, в ярко-красной рубахе и дешевых спортивных штанах с синими лампасами, и Вовка Игнатов, высокий, стройный, черноусый, похожий на кавказца, в белой футболке и старых потертых джинсах. Если Лимона Стас Вернингоу еще как-то терпел, то Игнатова за его наглую, высокомерную физиономию просто ненавидел. Но не только за физиономию: Игнатов слыл даже в мире негодяев подонком крайней степени. Он мог вытащить последние деньги из кармана своего дружка, в личных интересах натравливать одних своих приятелей на других, ударить насмерть неожиданно сзади своего ничего не подозревающего подельника, если он ему оказывался не нужен. За что, кстати, Игнатов и был судим.
«Вот тот, с кого я и начну исправление общества», — усмехнулся про себя Стас, наблюдая, как бесцеремонно ввалились в дом непрошенные гости.
— Я им говорила, что спать буду, а они все равно зашли, — оправдывалась взволнованная, с растрепанными волосами Нинка, — говорят: ты спать будешь, и мы с тобой поспим.
— Мужики! – подал голос из глубины комнаты Стас. – Я на эту ночь занял хату, валили бы вы отсюда!
Игнатов подошел к нему, поздоровался за руку и сказал:
— Да ладно ты, Стас, поделишься. Вот у нас пузырь есть. – Он вынул бутылку водки из целлофанового пакета и поставил на стол. – Вот анаша – до чего ж ты хороша. — Положил рядом с водкой бумажный пакет, в котором было не менее двух горстей такой желанной для каждого наркомана травки.
Вернингоу мрачно смотрел на гостинцы.
— Здравствуй, браток, — подошел, хихикая, и Лимон, протягивая руку. Но тут он заметил в темной, слабоосвещенной части комнаты косматого рыжего мужика на стуле и замер от неожиданности. В горле его пересохло.
— Никак, Шива? – еле слышно произнес Лимон. У него мурашки пробежали по сутулой спине при мысли, что тут, рядом с ним, сидит не кто-нибудь, а сам Шива.
— Я это, я, — как бы нехотя отозвался Шива, — давненько, Лимончик, я тебя не видел, лет этак семь-восемь, наверное.
Повернулся к Шиве и Вовка Игнатов. Он хотя и слышал про страшного рыжего, но лично с ним не был знаком и в силу своей природной наглости и глупой самоуверенности не считал нужным как-то выказывать почтение какому-то Шиве. Но, по правде говоря, Шиве было безразлично, как относятся к нему такие пройдохи, как Игнатов. Всяких Игнатовых он считал за натуральных скотов, недостойных ходить по этой земле. И когда Шива видел подобных людишек, ему в голову приходили строки из священного Корана: «Бог запечатал сердца их и слух их, и на очах их покрывало: им будет мучительная казнь».10
Лимон, увидев Шиву, успокоился, притих и сел на табурете в стороне. Игнатов же, небрежно поприветствовав Шиву взмахом руки, продолжал вести себя как в собственном доме, не стесняясь выражаться матерными словами при Вадике и откровенно при всех приставать к Нинке, то и дело пытаясь задрать ей платье.
Стас решил потерпеть и посмотреть, что будет делать Шива.
— Слушай, усатый-полосатый, — раздался наконец голос рыжего в адрес Игнатова, — пузырь открывай. Или ты его в качестве выставочного экспоната принес?
Игнатов проигнорировал слова Шивы и продолжал с хохотом мять упирающуюся, смущенную и красную, доведенную до слез Нинку. Лимон же, чуя неладное и пытаясь отвести от себя грозу, бросился выполнять приказ Шивы, тут же сорвав с бутылки пробку и готовясь с бутылкой в руке разлить ее содержимое в стаканы по первому же намеку рыжего.
Шива помолчал, наблюдая неприличную сцену, а потом сурово произнес:
— Не ходи по земле величаво; потому что тебе не разверзти земли, не сравняться ростом с горами. Все это пред Господом твоим есть злое, отвратительное.11 Так гласит Коран.
— Что ты там бормочешь, рыжий? – сказал Вовка, продолжая с хохотом заигрывать с женщиной.
Шива поднялся со своего места, шагнул к наглецу и ударил того ребром чугунной ладони по затылку. Игнатов охнул и упал лицом на кровать, ударившись макушкой о стену дома. Нинка вскрикнула и отскочила в сторону.
— Уйди с ребенком в другую комнату и закрой дверь, — приказал ей Вернингоу. Она тут же подхватила мальчишку и исчезла за дверью детской.
Игнатов, сопя, пытался встать, но в глазах у него все плыло, и он только ворочался на постели.
— Свяжи ему руки вон тем поясом, — указал Шива Стасу на висевший на спинке стула пояс от женского халата. Стас тут же выполнил указание.
— Посади его, — Шива подтолкнул к кровати стул.
Стас помог подняться чумному Игнатову и усадил его на указанное место. Лимону и до этого было не по себе, а сейчас он вообще сидел ни жив, ни мертв с полными страха глазами.
Шива похлопал ладонью по щекам Вовки, и когда тот полностью пришел в себя, злобно залился привычным смехом:
— Хе-хе-хе-хе…, Ну что, придурок, займемся твоим воспитанием?
Кажется, Игнатов понял в какие цепкие и безжалостные лапы он попал. От его спеси не осталось и следа. В глазах кроме испуга ничего не было.
— В Великом писании «Шримад Бхагаватам» говорится, — начал как всегда философствовать рыжий монстр: — «Жестокий и подлый человек, поддерживающий свое существование ценой жизни других, — а ведь ты, скотина, однажды шлепнул своего дружка, — для своего же блага заслуживает того, чтобы быть убитым, а иначе из-за своих поступков он будет опускаться все ниже и ниже».12 Про тебя же, гад, сказано, а? – Шива приблизил свое медное лицо к физиономии Игнатова, заглядывая в его расширенные от ужаса зрачки.
— Шива, — усмехнулся Стас, — ты его не пугай сильно, а то он здесь в комнате и обоссытся.
— А может и в штаны наложит! Хе-хе-хе-хе…. — довольно захехекал рыжий. Потом сделав лицо серьезным, он заявил Вовке:
— Но не бойся, хотя в «Шримад Бхагаватам» и просит Господь лишать жизни таких червей, как ты, мы обойдемся с тобой помягче, более гуманно, что ли. Хе-хе-хе-хе…
— Что вы собираетесь делать? – учащенно дыша, покрывшись испариной, дрожащим голосом спросил Игнатов, сидя со связанными за спиной руками.
— В первый раз ничего страшного, — ответил Шива, — просто накормим тебя и напоим твоими гостинцами, чтобы ты знал, как врываться в чужой дом силой и вести себя в нем по хамски. Надеюсь, что тебя я здесь больше никогда не увижу, урод несчастный. Дай сюда пакет, — повернулся он к своему помощнику Вернингоу. Получив его, открыл и втянул ноздрями запах травки.
— Как ты говорил: анаша – до чего же ты хороша? Так? – заглянул снова в глаза Игнатову рыжий, вынимая из пакета щепоть сухой конопли. – Сейчас мы посмотрим: насколько она хороша. А ну-ка, открой ротик!
— Слушай, Шива, ее же курят, а не едят, — попытался как-то противостоять произволу рыжего Вовка.
— Хе-хе-хе, курить ее любой дурак сможет, а вот ты попробуй ее съесть, — и Шива поднес щепоть к губам Игнатова. – Ну! Давай! Ням-ням…
— Ты что, Шива, издеваешься?!
— Я выполняю указание Господа: наказывать таких подонков, как ты. А ну открывай рот, ублюдок, иначе я его разорву тебе! – страшным голосом гаркнул Шива, и лиловые глаза его заблестели.
Игнатов повиновался, так как понял, что в противном случае рыжий действительно порвет ему рот.
— Вот молодец, — уже спокойно с издевкой заметил Шива, кладя в рот Игнатову щепоть травки.
Тот стал морщась жевать.
— А теперь запей, — Шива взял бутылку со стола и сунул горлышко между зубов Игнатова. В посудине быстро забулькало. У Вовки выкатились глаза.
— А теперь опять анашу, — вновь взялся за пакет рыжий.
— Хватит, мужики! – зло выкрикнул Игнатов. – Вы что, охренели совсем!
— Ах ты, гнида! – шагнул к нему Стас. – Тебе сказали: жри, гад!
Шива словно того и ждал: схватил свою жертву одной рукой за чуб, другой за нижнюю челюсть и с силой раскрыл рот бедняги. Стас прямо из пакета стал засыпать анашу в глотку Игнатова. Тот дрыгал ногами, в ужасе кряхтел и стонал, выпучив глаза и давясь сухой коноплей.
— Водочки, ему, водочки! – подсказал Шива. Стас снова вставил бутылку в пасть Вовки. Водка не проходила сквозь толщу анаши, и Стас стал проталкивать ее в пищевод горлышком бутылки. Игнатов чуть не захлебнулся, водка текла у него изо рта и из носа. Он что-то пытался кричать, но из его пасти доносилось только клокотанье и бульканье. Стас вошел в раж и остервенело запихивал и заливал гостинцы подлецу Игнатову. Только когда Игнатов проглотил все и в нервном шоке упал на пол и забился на нем с разодранным языком и вылезшими из орбит глазами, Шива и Стас на минуту от него отстали.
Они уселись у стола и оба зло посмотрели на посеревшего от ужаса Лимона. Стас закурил.
— Ты развяжи его, — указал на Вовку Шива.
Стас снял пояс с рук наказанного.
— Пророк Мухаммед, да пребудет с Ним мир, говорил: «Беззаконные будут узнаны по чертам своим, и они буду схвачены за передние волосы на голове и за ноги».13 А потом выброшены из дому вон, — добавил последнее уже от себя Шива.
Вернингоу сразу понял, что это руководство к действию, встал, схватил Игнатова за волосы и поволок его вон из дома. Шива, как в писании, ухватил жертву за ноги, которая визжала и рвалась, и помог своему сподвижнику вытащить Игнатова во двор и выбросить его за ворота на улицу. Следом за ними семенил Лимон, надеясь тут же улизнуть из дома целым и невредимым. Но в воротах его схватил Стас, и смачно ударив пару раз по шишковатой физиономии, от чего у Лимона замелькали в гляделках радужные круги, отпустил его восвояси, наказав больше и близко не подходить к воротам Нинки Стародубовой.

XIII

Утром Стас Вернингоу с ключами от гаража и машины в сопровождении веселого Чебаркова и злодейски помалкивающего Шивы поехал в гаражный кооператив, где и стоял дедушкин «Жигуль». Дед Стаса в отличие от своего сына и своего внука был человеком добропорядочным и хозяйственным, это сразу стало видно, как только наследник его автомобиля открыл гараж и переступил его порог. Не новая, но ухоженная машина с первого взгляда оставляла приятное впечатление. Кроме машины здесь чего только не было: новые запасные колеса, покрышки, различные детали в упаковках, домкраты, тисы, гаечные ключи в чемоданчиках, коробки с рассортированными гайками, болтами, шайбами и другой мелочью, канистры с маслом и бензином и еще всякая всячина, необходимая автовладельцу для довольно вольготной жизни. У Чебаркова, плотного лысоватого мужичка с рыхлым телом и толстым задом, в глазах зарябило. «Дам тыщенок двадцать этим бичам – и все мое», — радостно подумал он, сглотнув слюну.
Словно угадывая мысли Чебаркова, Стас сказал:
— Короче, неси тридцать тысяч тенге – и все твое. Кроме гаража, естественно.
«Тридцать тысяч – тоже неплохо», — прикинул Чебарков и, поломавшись для виду, согласился.
— Делаем так, — предложил Стас, — едем к тебе. У тебя же есть прицеп?
— Есть.
— Цепляем прицеп. Ты отдаешь нам деньги. Возвращаемся в гараж, грузим все, перевозим к тебе и оставляем машину у тебя во дворе. Завтра идем оформлять. Идет?
— Идет, — обрадовано тряхнул головой Чебарков.
Не прошло и часа, как трое в машине с прицепом вернулись к гаражу. У Стаса карман брюк слегка оттопыривался от сложенных вдвое тридцати тысячных купюр.
— Так, — по-хозяйски вошел в гараж Чебарков, потирая руки, — начинаем грузить. Вы, мужики, поможете мне? А то у меня плечо еще болит. Я пузырь водки 0,7 поставлю.
— Помо-ожем, как же, — недобрым голосом сказал Шива, следуя за Чебарковым. Счастливый кроликовод не обратил внимания на тональность голоса рыжего и жестокие огоньки в его лиловых глазах.
За Чебарковым и Шивой в гараж последовал и Вернингоу. Он прикрыл ворота гаража.
— Зачем?! – удивленно воскликнул Чебарков, стоя у стеллажей с инструментами и деталями. – Сейчас же выносить будем!
— Ты слышал когда-нибудь о священной книге «Бхагават-Гита» называется? – подошел вплотную к Чебаркову Шива.
— Что? – не понял Чебарков, сделав недовольное лицо. – Какая еще Бахагита? Давай таскать! Эй, открывай ворота! – крикнул он Стасу.
— В этой книге говорится, — продолжал рыжий, — «Трое врат открывают дорогу в ад: вожделение, гнев и жадность. Каждый разумный человек должен отказаться от них, так как они приводят к деградации души».1 Ворота в ад своей жадностью ты уже открыл, толстозадый!
— Что-то я не понял, — стал всматриваться в рыжего Чебарков, — ты – проповедник, что ли?
— Я тот, который открывает эти врата, — с расстановкой негромко произнес Шива и правой рукой ткнул кролиководу в солнечное сплетение.
— О-о-о…, — сделал губы дудочкой, выпучил глаза и опустился на колени Чебарков, схватившись за живот.
— Стас, свяжи ему руки, — распорядился Шива, —  и в пасть ему тряпку затолкай.
— Не… не надо… не надо пасть, — прохрипел Чебарков, — я… я буду молчать.
— Молодец, понятливый юноша, хе-хе-хе, — засмеялся рыжий, — ладно, Стас, свяжи только руки.
Вернингоу капроновым жгутом, которого в гараже было предостаточно, опутал руки Чебаркова за спиной и толкнул его на бетонный пол. Тот завалился набок.
— Лежи и чтобы тебя не слышно было, понял? Иначе этой штукой тебе башку снесу, — устрашающе помахал топором над головой Чебаркова Стас. – Ты понял меня?
Чебарков, проглотив от страха язык, резво затряс своей полулысой головой: понимаю и полностью подчиняюсь. Оставив его валяться в гараже, Вернингоу и Шива вышли на улицу, отцепили прицеп и к удивлению Чебаркова загнали его в гараж, чуть этим прицепом не задавив его хозяина. Он хотел что-то пискнуть, но Вернингоу снова погрозил ему топором. Дальше черные реализаторы светлого Божественного замысла, как сами себя называли Шива и Стас, перенесли в багажник машины из гаража две канистры с бензином, пятилитровый термос с холодной водой, и еще Шива зачем-то взял банку с соляной кислотой. Когда у других гаражей в зоне видимости не было других людей, они выгнали Чебаркова из гаража и затолкали его на заднее сиденье «Жигулей», велев не открывать рта, если он хочет жить. Шива не собирался лишать его жизни, и обещал это сделать только для того, чтобы Чебаркову не вздумалось бунтовать и в дороге как-то привлекать к себе внимание водителей другого транспорта и милиции. Закрыв гараж и садясь в машину, Стас положил между сиденьев топор для устрашения незадачливого кроликовода. Чебарков всем видом демонстрировал послушание, вспомнив из передач телевидения, что если попал в лапы к террористам, нужно стараться ничем их не злить и четко выполнять их команды.
Ближе к обеду они покинули пределы гаражного кооператива, и «Жигули», проехав по большому мосту через реку Тобол, помчался на восток по Урицкой трассе. «Молодец, дедуля, в отличном состоянии машину оставил», — мысленно порадовался Вернингоу легкому ходу автомобиля. Шива сидел на всякий случай сзади, рядом с Чебарковым. Ехали по маршруту, который еще вчера после расправы с Игнатовым определил Шива. Стас знал только, что они поедут куда-то на лесной кордон, где живет еще один сподвижник его вожака, у которого они отдохнут и пройдут подготовку к выполнению своей миссии в этом мире.
Проехав с десяток километров они по указанию Шивы свернули по проселочной дороге в лес, а когда им попалась глухая заросшая колея, уходящая вглубь старого осинника, покатили по ней. Чебарков сидел молча, пугливо водя глазами по сторонам.
— Запоминай, запоминай, — подсказал ему с ухмылкой Шива, — а то назад дорогу не найдешь.
Попетляв с полчаса по лесу, дорога вывела на глухую, поросшую высокой травой и полевыми цветами поляну. По разломанным деревянным ящикам, валявшимся то здесь, то там, можно было понять, что когда-то здесь была пасека.
— Здесь тормози, — распорядился Шива, хотя дальше в любом случае ехать было некуда.
— Вылазь, — обратился Шива к Чебаркову.
Тот, почуяв, неладное, не сдвинулся с места.
— Вылазь, тебе говорят! – заорал Шива. – У нас и так мало времени!
Чебарков вынужден был подчиниться и неуклюже выбрался из салона автомобиля.
— Раздевайся! – вновь скомандовал Шива.
— К-к-ка-ак? – вопросил дрожащими губами Чебарков. У меня… у меня же руки связаны.
— Сейчас Стас тебе поможет, — повернулся к Вернингоу Шива и вытащил короткий с острым широким лезвием нож откуда-то из-за спины.
— За что?! – ужаснулся Чебарков, попятился назад, наступил на какую-то палку и упал неожиданно на спину. Видя, что рыжий приближается к нему, он, не сводя глаз с блестящего лезвия, плаксиво запричитал:
— Не надо! Не надо! Не убивайте! Я умоляю вас, не убивайте…
— Знаешь, что сказал апостол Павел в своем обращении к Римлянам? – грозно вопросил его Шива. – «Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою».2 Вот что он сказал. Ты, пес трусливый, из-за того, чтобы присвоить себе чужое добро, придумал отступить от правды: накатал в милицию бумагу, где ради своей выгоды переврал все факты. Твоя жадность и корысть безграничны, такие как ты достойны сурового наказания. В Коране также сказано: «А отступившие от правды, они – дрова для геенны».3 Следовательно, тебя необходимо сжечь, так как ты являешься подходящим поленом для адского огня.
— Ну что вы, братцы, я просто пожалел Стаса! Хотел избавить его от тюрьмы! – Как можно больше искренности и плаксивости придал своему дрожащему голосу кроликовод.
— Вот видишь, ты и перед лицом Божьего наказания продолжаешь врать! Раздень его, Стас, — обратился рыжий к помощнику.
— Не убивайте! Не убивайте! – опять заголосил Чебарков, лежа на траве.
Вернингоу сорвал с него туфли, стянул штаны. Когда раздеваемый стал брыкаться, его пнули в пах и приказали не сопротивляться для его же пользы.
— Трусы тоже сними, — сказал Шива. После того, как и это было сделано, Чебаркова подняли на ноги и ножом срезали с него рубашку, так как связанные руки не давали ее снять. Затем несчастного подвели к толстой осине, велели сесть, вытянув ноги, спиной к стволу и крепко привязали Чебаркова к дереву, несколько раз обернув веревкой ствол вместе с ним.
Плененный уткнулся подбородком в свою голую жирную грудь и плакал, как ребенок, роняя слезы в свой обнаженный волосатый пах.
— Итак, подонок, ты станешь растопкой для адского огня, раз не хотел жить в этом мире честно и благопристойно, — заявил Шива. – Стас, принес бензин.
Чебарков взвыл пуще прежнего. Вернингоу принес канистру и открыл ее.
— Положь вещи наказуемого перед ним, облей их бензином и подожги, — дал команду рыжий. Через минуту над тряпками Чебаркова у его же вытянутых ног взвилось яркое пламя.
— Простите меня! Простите, что я творил неправду! Простите! – вдруг закричал кроликовод с нотками искреннего раскаяния.
— Поздно, — сказал Шива. Он взял сучковатую палочку, поддел ею в костре горящие трусы, поднял их из пламени и неожиданно как для Стаса, так и для Чебаркова, быстрым движением положил их на лысоватую голову последнего. Тут же его душераздирающий вопль огласил лесную округу. Чебарков в шоке тряс головой и верещал как раненый заяц, но Шива четверть минуты палкой удерживал горящие трусы на голове наказуемого, а потом бросил их обратно в огонь. Последние волосы Чебаркова исчезли с его головы вместе с бровями и ресницами. Череп его сверху представлял из себя дымящийся красный, сморщенный шар. Чебарков, кажется, потерял дар речи. Он откинулся на осину и сидел с выпученными глазами и разинутым ртом.
— Стас, отвяжи его от дерева, — спокойным голосом распорядился Шива, — и подними его на ноги.
Вернингоу быстро исполнил задание.
Даже стоя на ногах, Чебарков был невменяем, ничего не мог сказать и только хлопал голыми веками.
— В последних твоих словах перед наказанием Господь услышал раскаяние, — негромко сказал ему рыжий, — с тебя достаточно испытания. Господь отпускает тебя. Благодари Его, и ступай с Богом.
Еще с полминуты помолчав, Шива сказал Стасу:
— Поехали.
Повернулся и пошел к машине.

XIV

Оставив голого Чебаркова в лесу со связанными за спиной руками самого выбираться из создавшегося положения, которого он, как считали черные реализаторы светлого Божественного замысла, сам и заслужил, Вернингоу и Шива продолжали двигаться на восток по той же трассе. В салоне был включен радиоприемник. Молодцеватый голос ведущего одной из местных радиостанций с подростковой беспечностью молол безобидную чепуху, прерывая свой резвый говорок то пустой песенкой каких-нибудь «Стрелок» или «Карамелек», то рекламой производителей водки, нагло использующих в своих дешевых вокально-инструментальных реляциях музыку «Битлз» или других всемирно известных исполнителей. Джон Леннон, наверное, за день бесконечное число раз переворачивался в гробу от того, что какой-нибудь завод алкогольных напитков под его музыку навязывал всем свою продукцию.
— Включи что-нибудь другое, — попросил Шива напарника. Тот покрутил настройку. На другом канале передавали новости. В Израиле опять террорист-смертник из организации «Хамаз» в людном месте привел в действие взрывной механизм: погибло с десяток простых людей и еще больше было ранено. В ответ израильтяне ударили ракетами по домам на палестинской территории, где проживали лидеры «Хамаза». В результате погибло много арабов, и десятки госпитализированы.
— Молодцы, ребятки! – поощрительно в адрес воющих сторон воскликнул Шива, с улыбкой слушая сообщения радиоведущего.
— Кто – молодцы? – не понял Стас, вопросительно взглянув на своего довольного вожака.
— И те, и другие – молодцы, — пояснил Шива.
— Почему?
— Потому что они реализуют великий План Господа: одни агрессоры уничтожают других агрессоров.
— Так там же, сказано, погибают и обычные люди: не боевики, не военнослужащие!
— Неправедной жизнью эти народы прогневали Господа, и в этом случае все представители этих народов кровью и страданиями отвечают за накопленные грехи. Помнишь, что случилось с Содомом и Гоморрой? А как поступал любимчик Бога царь Давид с подданными других государств? В книге Царств сказано: «И опустошал Давид ту страну (Амаликитян), и не оставлял в живых ни мужчины ни женщины…»1 А вот еще: «И сказал Давид в тот день (при взятии крепости Сион): всякий, убивая Иевусеев, пусть поражает копьем и хромых и слепых…»2 Ты видишь, Стас: иевусеи или амаликитяне, хромые или слепые, женщины или мужчины – Господу все равно. И царь Давид с легкостью расправляется со всеми, никого не оставляя в живых. Вот я и хвалю нынешних евреев, что они берут пример с царя Давида.
— Ну, а арабы что? – крутил руль автомобиля Вернингоу и старался уяснить все, что говорил ему наставник.
— Арабы тоже молодцы, они руководствуются Кораном: «Сражайтесь на пути Божием с теми, которые сражаются с вами… Убивайте их, где не застигните их; изгоняйте их, откуда вас они изгнали; искушение губительнее убийства».3 И еще они могут сослаться на израильского же пророка Иезекииля:4 «И скажи земле Израилевой: так говорит Господь Бог: вот, Я – на тебя, и извлеку меч Мой из ножен его и истреблю у тебя праведного и нечестивого».5 Заметь, Стас, Господь не всегда жалеет даже праведных, и готов их истребить вместе с нечестивыми.
— Так какой же тогда смысл быть на этой земле хорошим человеком?! – воскликнул Вернингоу.
— Да нет никакого смысла. Люди без конца друг друга убивают и издеваются друг над другом, хоть ты добрый, хоть злой. Таким человека сделал Господь. Не знаю: специально ли или нечаянно у Него так получилось. Но, думаю, лучше, чем просто вариться в этом хаосе без цели и смысла, как-то способствовать Плану Бога: наказывать негодяев, а ими в той или иной степени являются все в этом мире, и этим делать мир чище и добрее, что хотя это и невозможно, но зато благородно и приятно. Разве не приятно было услышать в голосе этого кроликовода Чебаркова нотки раскаяния и осознания своей ничтожности?
— Приятно, — согласился Стас.
— Вот, то-то. Для этого мы и работаем.
Радио продолжало передавать новости. Теперь вспоминали 11 сентября 2001 года, когда самолеты, управляемые террористами-смертниками, посбивали самые высокие небоскребы в сердце Соединенных Штатов в Нью-Йорке, и рассказывали, как американские спецслужбы пытаются поймать Усаму бен Ладена, а также, как их же воинские части в Афганистане гоняют по горам боевиков «Аль-Кайды».
— Эх, Стас! – выставил руку перед собой Шива и сжал ее в темный, словно кусок железа, кулак, демонстрируя агрессивное удовольствие от того, что он слышал. – Как они ловко эти, как их – небоскребы! Это – вершина мировой террористической деятельности! Как они наказали этих самоуверенных, наглых америкашек – устроили им ад при жизни! То-то будет в преисподней! «Нечестивым Мы приготовили огонь, который окружит их как шатер. Когда они будут умолять о помощи, им помогут водою, подобной растопленному металлу, которая будет жечь лица. Мучительное питье! томительное место отдохновения».6 Так сказано в святом Коране! Красиво, не правда ли?
— Неплохо, — качнул головой Вернингоу и добавил: — Но все-таки жалко людей в небоскребах.
— Господь лишен жалости, — сурово ответил на это Шива. – «Не жалей дома ближнего твоего; не жалей жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».7 Вот что советует Библия нам. И нет тут никакого послабления чувствам. Американцы сами виноваты в том, что случилось. В сорок пятом году они с превеликим удовольствием сбросили парочку атомных бомб на Японию. Думается, что 11 сентября – еще пока совсем не адекватный ответ на их атомные взрывы. И потом: американцы сами своими фильмами и другим искусством воспитали больше полмира в духе ненависти и агрессии. Посмотрите их фильмы: уважается не ум и духовность, а кулак и мускулы. Бравые американские ребята в одиночку расправляются с сотнями представителей других государств и народов, отправляя с легкостью на тот свет неимоверное количество людей, не забывая на физиономии держать дежурную американскую белозубую улыбку. У них даже в комедиях и детских мультфильмах герои без конца получают то по голове, то в челюсть, то по почкам, то в пах, то еще куда-нибудь. И вот всю эту вредную дребедень из-за желания нагрести побольше денег американцы десятилетия распространяют по всему миру, а вместе с ней и ненависть, агрессию, злобу, ничем не мотивированную жестокость, и теперь они удивляются, что их полмира не любит.
— Так ты, Шива, хочешь действовать как «Аль-Каида» и «Хамаз»?
— Нет, Стас, мы действуем по другому. Мы никого не убиваем, мы наказываем, оставляя людей жить в этом мире, так они больше поймут и у них есть шанс исправиться, стать лучше. Потому что если негодяев за их проступки отправлять на тот свет, то они легко отделаются и ничему не научатся. Но самое главное, что от всех этих террористов, а их где только нет – в Ирландии и Испании, на Кавказе и в Колумбии, в Палестине и Израиле, Индии и Пакистане, в Египте и на Филиппинах, и еще много где, — мы отличаемся современным, глобальным мышлением. «Аль-Каида» и «Хамаз», например, чисто исламские радикалы. В этом их слабость. Они настраивают против себя весь мир, их поддерживают только часть их единоверцев. Мы же, если хочешь, экстремисты интернационального и интерконфессионального толка. Нам безразлично: какой нации и какого вероисповедания негодяй. Мы равно чтим все священные писания и отталкиваемся от них в нашей благородной деятельности, поэтому мы найдем понимание у людей разной веры. За нами будущее, а не за злобствующими ортодоксами различных религиозных ответвлений. Знаешь, Стас, в древнеиндийских Ведах8 сказано, что существует шесть видов злодеев: отравители, поджигатели, нападающие со смертоносным оружием, крадущие имущество, завладевающие чужой землей и похитители чужих жен. Такие злодеи должны быть немедленно преданы смерти, и убивая их, человек не навлекает на себя греха. Убийство злодея вполне естественно для обычного человека. Вот о чем говорят Веды. И не важно нам, кто этот злодей по происхождению и кому он поклоняется, для нас достаточно, что писания призывают нас строго карать его. И мы будем это делать.
Впереди показался съезд с трассы в лесной массив, и Шива махнул рукой в его сторону:
— Туда.
Машина побежала по накатанной проселочной дороге. Стас молчал, что-то обдумывая, напряженно морща лоб. Шива понял его терзания и сказал:
— Тебя пугает путь, по которому ты ступил. Не бойся, просто отдай себя служению Богу. В великой «Бхагават-Гите» есть такие слова, которые тебя успокоят. Вот они: «Даже если человек совершает самые дурные поступки, но занят чистым преданным служением, следует считать его праведником, ибо он на верном пути».9 Ты это хотел услышать? – рыжий повернулся к напарнику.
— Да, что-то в этом роде, — улыбнулся Вернингоу, и мышцы лица его расслабились.

XV

Несколько километров они ехали между пастбищами и перелесками, а затем свернули в широко раскинувшийся сосновый бор, и дорога потянулась между золоченных стволов и мягких изумрудных лишайников.
— Красиво, — отметил Вернингоу.
— А ты думал! – улыбнулся довольный Шива. – Здесь мой кент и обитает. Неплохо пристроился, правда?
Машина вырулила на берег живописного озерца, окаймленного кустарниками и смешанным хвойно-лиственным лесом. С западной стороны водоема взору Шивы и Вернингоу открылся большой, шикарный по местным меркам, особняк из дерева, обнесенный ажурной металлической оградой, окрашенной в густой черный цвет.
— Это что? – у Шивы удивленно округлились глаза. – Здесь же стоял лесничий кордон моего дружка – небольшой домишко и пара сараев!
— Разбогател, наверное, твой друган, — пошутил Стас, останавливая «Жигули».
— Смотри, — указал глазами в сторону дома Шива, — за оградой «Мерс» стоит, джип «Гранд-Чероки» и микроавтобус-фургон.
— Притон какой-то, — сделал вывод Вернингоу, — какие-нибудь козлы с мешками денег здесь жируют.
— Видимо так. А ну-ка, Стас, подрули к вон той будке у ворот. Там, должно быть, охрана сидит.
Стас завел машину и подъехал к кирпичному строению с широким окном, в котором виднелся человек в камуфляжной форме. Тот сразу вышел из строения и, помахивая резиновой дубинкой, с суровым выражением лица направился к «Жигулям». Выбрались из машины и Шива со Стасом. Детина с квадратной челюстью, короткой прической, и прущими из-под формы округлостями бицепсов вразвалочку подошел к подъехавшим.
— Слушайте, вы, — грубо сказал он, — какого хрена поставили свою колымагу перед воротами! Чего приперлись, вообще, сюда?
— А что нельзя? – спросил Стас.
— Нельзя! Здесь частное владение.
— А можно узнать: чье?
— Не твое собачье дело.
— Уважаемый начальник, — с притворным испугом заговорил Шива, — мы этого не знали. Здесь жил наш товарищ – лесник Аманжол. Мы ехали к нему в гости, и совсем не знали, что здесь ваша вилла.
— Жил, а теперь не живет, — резко сказал охранник.
— А не скажете: где он теперь?
— Взяли вашего Аманжола за жопу и выбросили со всем барахлом отсюда. Ищите его где-нибудь на помойках.
Стас слушал-слушал грубияна и, разозлившись, процедил сквозь зубы:
— Ну ты и гад!
— Что?! Не понял?! – подошел к нему охранник.
Стас хотел ударить его в голову, но не успел, тут же получил молниеносный удар в челюсть и рухнул возле машины.
— Как ловко вы машите руками, начальник, — покачал головой Шива.
— Я, между прочим, чемпион страны по кикбоксингу, — хвастнул охранник, — может и тебе, рыжий, тоже врезать? Давай забирай своего дружка и убирайся отсюда, пока цел.
— Сейчас, тороплюсь уже, — сказал Шива, открыл дверцу машины, взял оттуда банку с соляной кислотой, сдернул с нее крышку, — так ты, говоришь, чемпион страны?
— А ты еще сомневаешься? – еще больше набычился охранник, приближаясь к нему.
Неожиданно Шива плеснул часть содержимого банки в лицо противнику. Кислота попала прямо в его глаза. Охранник вскрикнул, выронил резиновую дубинку и закрыл ладонями лицо. Тут же Шива выдернул из-под сиденья монтировку и ударил ослепленного противника по голове. Ударил так, чтобы не убить, но на время вывести из строя. Охранник упал, к нему подскочил пришедший в чувство Стас и остервенело стал его пинать.
— Стас, прекрати, — прикрикнул на него Шива, — возьми бечеву, быстро замотай ему руки, ноги, а в рот затолкай тряпку.
Через несколько минут все было сделано, а чумного с красным в волдырях лицом и тряпкой во рту стонущего охранника унесли в ближние кусты таволги и бросили до поры до времени.
— Так, — обратился Шива к напарнику, — нам придется без подготовки приняться за реализацию Божественного замысла, так как эти негодяи, я смотрю, прогнали отсюда моего друга Аманжола, разорили и разрушили его дом. Как сказал пророк Наум:1 «Господь есть Бог ревнитель и мститель; мститель Господь и страшен в гневе; мстит Господь врагам Своим, и не пощадит противников Своих».2 Мы разрушим этот вертеп. Возьми, Стас, пакет, положи в него моток бечевы и монтировку.
Вернингоу выполнил поручение.
— Пошли, — зашагал к воротам Шива. Они открыли металлическую дверь и попали на территорию богатого особняка.
— Сюда, — сказал Шива и вошел в помещение охраны. На столе перед окном стояли телефон внутренней связи, рация, лежали открытые журналы «Плейбоя» и «Пентхауза», валялись пачка сигарет и зажигалка, в углу светился экраном миниатюрный телевизор.
— Роки! Ты где?! – крикнул кто-то со стороны дома. – Ты разобрался с «Жигуленком» или нет?!
К помещению дежурного шел высокий короткостриженный молодец в штанах защитного цвета и майке-тельняшке. По атлетичному сложению можно было понять, что и это охранник частного владения.
— Стой на месте, — шепнул Стасу Шива, выдергивая монтировку из пакета, — а я спрячусь за дверью.
Высокий пригнулся, чтобы войти в помещение, и вместо ожидаемого Роки увидел Вернингоу.
— А ты кто такой?! – грозным голосом спросил он Стаса, переступая порог и собирая пальцы в кулаки.
— Конь в пальто, — усмехнулся Вернингоу, готовясь встретить охранника также кулаками. Но не успел. Высокий ловко вскинул ногу, и Стас получив удар в грудную клетку, опрокинулся на стоявший в углу шкафчик. Тут же сзади охранника выскочил Шива и что есть силы ударил его монтировкой под коленки. Тот как подкошенный рухнул на спину.
— Что же ты, гад, лягаешься?! – придвинул страшное лицо Шива к поверженному. – Что вы за люди? Готовы ни за что поубивать людей: один руками машет, другой ногами.
Охранник, оскалив рот, хотел молниеносным ударом из положения лежа сокрушить рыжего, но еще быстрее получил в ответ жуткой силы удар кулака Шивы, и со сломанной челюстью и пошедшей изо рта темной кровью остался лежать на полу.
— Свяжи его и кляп в рот, — спокойно распорядился Шива, засовывая монтировку в пакет.
— Сволочи, крепко дерутся, — потирая ушибленную грудь и связывая охранника, сказал Вернингоу.
— Ты, Стас, у меня словно мальчик для битья или груша боксерская, — поиронизировал рыжий, — если от каждого будешь пропускать удары, то скоро от тебя ничего не останется.
— Да я виноват, что ли, что здесь одни чемпионы! — воскликнул Вернингоу. – Управься поди с этими буйволами! Это тебе не Игнатов, и не Лимон.
— Хе-хе-хе, — посмеялся на это Шива. – Ладно, пошли в дом. Скорее всего нам больше не попадутся такие звери, а с козлами – владельцами этого домика, я думаю, мы разберемся без особых проблем.
Они прикрыли помещение, оставив лежать поверженного охранника на полу, и зашагали с пакетом в дом. Чувствовали себя спокойно и уверенно, так как охрана не смогла предупредить хозяев и гостей особняка о надвигающейся на них опасности – появлении в их владении черных реализаторов светлого Божественного замысла.
Шива и Стас прошли мимо дорогих иномарок, поднялись на высокое крыльцо с резными перилами и, толкнув массивную крепкую дверь, проникли внутрь дома. В первом же помещении они увидели женщину средних лет в темном, форменном платье. Видимо, это была горничная.
— Здравствуйте, барышня, — осклабился острозубой улыбкой рыжий.
— Здравствуйте, — женщина встала с кресла у стола и растерянно посмотрела на странных вошедших.
— Мы к вам в гости, — улыбнулся ей и Стас.
— Извольте спросить, а кто вы такие и как сюда попали? – пришла в себя дама в темном.
— Это долго рассказывать, — сказал Шива, останавливаясь перед ней, — а теперь извольте спросить вас: кто сейчас находится в этом доме?
— Я не имею права говорить об этом с посторонними, — решительно заявила она. – Все-таки, как вы сюда попали? Где охрана?
Голос ее начал звенеть и твердеть, что не понравилось Шиве.
— Значит так, тетя, — недружелюбно заговорил он, — этот, как его, Роки ваш, и другой – длинный, изуродованные лежат на месте своего дежурства. И тебя мы попросим проявить разумность: говорить тихо и отвечать на наши вопросы. Иначе будешь лежать рядом с вашими гориллами. Ты меня, сука, поняла?
Стас шагнул к ней и ударил ладонью по щеке, чтобы она поняла, что ее не разыгрывают.
Женщина перепугалась, лицо ее затряслось, и она заплакала.
— Так ты, служанка вертепа, уяснила, что тебе сказали? – хмуро спросил Шива.
— Да-а, — плаксиво выдавила из себя женщина.
— Сколько сейчас человек находится в доме?
— Пять без охранников и меня.
— Кто такие?
— Один – владелец фирмы, занимается перепродажей зерна, другой – какой-то руководитель таможенной службы, а третий – тоже большой начальник, производством алкогольных напитков занимается.
— А еще двое?
— Девушки. Их привозят сюда, чтобы провести время.
— Хе-хе-хе, — затрещал Шива, — хорошая компания подобралась. То, что нам надо, не так ли? – Он повернулся к Вернингоу.
Тот согласно кивнул головой.
— И где они находятся?
— Первый с девочками наверху в спальне отдыхает, а другие полчаса назад пошли в баню.
— Где баня?
— В левом крыле дома.
— Долго там будут.
— Обычно часа два-три.
— Значит успеем разобраться с любителем девочек, — сказал Стас своему вожаку, — а с любителями бани попозже.
— Так и сделаем, — согласился рыжий.
Точно выяснив у горничной, где найти этих «блудников и грабителей простого народа», как назвал их Шива, они закрыли женщину на ключ в кладовку и велели сидеть спокойно, не ломиться в дверь и не визжать, если она хочет, чтобы ее выпустили из этого притона невредимой.
Шива и Вернингоу поднялись по широкой лестнице, устеленной дорогой дорожкой, наверх, и без труда нашли указанную горничной комнату. Через прикрытые створчатые двери они услышали шаловливый женский смех и басовитый мужской голос, отпускавший то и дело сальные шутки.
— А так, Никита, твоя жена тебе никогда не делала? – спросил игривый женский голос.
-Ох-х-х! – сладострастно отозвался мужчина. – Нет, никог-да! Поэтому вы и здесь, мои красотки.
— Пока здесь, — кокетливо прозвучал другой женский голосок, — но скоро уйдем!
— Куда это? – пробасил мужчина.
— В баню. Нас там Агубай и Рома ждут.
— Нормально, — прошептал довольный Стас Шиве, — теперь мы всех мужиков знаем, как зовут.
— Но надо действовать, раз девок ждут в бане, — сказал Шива и открыл двери в спальню.
В центре огромной, роскошно обставленной комнаты стояла большая кровать из ценного дерева с резьбой по спинкам, накрытая нежно-голубым атласным покрывалом, с лежащими на нем пышными подушками такого же нежно-голубого цвета. Среди этих подушек полулежал обнаженный мужчина лет пятидесяти с неладной фигурой – тонкими ногами и руками, но толстым, выпуклым, как у беременной женщины, животом, с лицом сухим и остроносым, недобрым, надменным взглядом исподлобья.
Над ним вились две симпатичные женщины с холеными, гладкими телами. Одна возилась с вялым мужским достоинством Никиты, другая лезла своей упругой тяжелой грудью ему в лицо.
— Очень мило, — громко сказал Шива, появляясь со Стасом в дверях спальни.
Троица на кровати оторвалась от своих ласок и удивленно уставилась на парочку странных субъектов, вдруг появившихся в их покоях.
-Эт-то что так-кое?! – раздался грозный голос мужчины. – Пшли вон отсюда! Кто запустил сюда этих бомжей?!
Он решительно нажал на какую-то кнопку на аппарате, что стоял у кровати на столике. «Охрану вызывает», — понял Стас.
— Звони, звони, дядя, — усмехнулся своим звериным ртом Шива, небрежной походкой направляясь к кровати, — не знаю, как к своим гориллам-чемпионам, но до Господа Бога ты уже дозвонился. Про таких как ты в Коране сказано: «Не криви своего лица из презрения к людям, и не ходи по земле величаво: Бог не любит гордых и надменных; но походка твоя пусть будет скромная. Говори голосом тихим, потому что самый неприятный из голосов есть голос ослов».3
— Что ты там бормочешь, урод! – раздвигая девушек, поднялся с кровати мужчина по имени Никита, чтобы взять со стула свой халат. – Сейчас вам зададут, скоты!
Девушки резво скользнули под покрывало и затихли, испуганно выглядывая из-за подушек на страшного рыжего. Стас тем временем подскочил к мужчине и, не дав тому одеться, схватил его за шею и бросил назад на кровать к взвизгнувшим среди подушек девушкам.
— Ты что себе позволяешь?! – заорал мужчина, опять пытаясь подняться. – Я – хозяин этого дома, а ты – кто?!
— Я тот, кто именем Господа наказывает таких хозяев, — сказал Стас и «выстрелил» правой ногой прямо в голову мужчины. Девушки опять взвизгнули.
— А вы, шалавы, помалкивайте, чтобы я вас не слышал, — мрачно приказал им Вернингоу.
Никита, когда прошло гудение в голове, уже не стал подниматься и лежа спросил:
— Что вам нужно в конце концов? Что вы хотите?
— Говорят, что ты, Никита, нажил свое состояние перепродажей зерна, – проигнорировал вопросы все еще хорохорящегося мужчины Шива.
— А тебе то что, смерд! – продолжал с вызовом говорить хозяин особняка.
— Если я – смерд, то про таких как ты Екклесиаст сказал: «Видел я рабов на конях, а князей ходящих, подобно рабам, пешком».4 Ты – раб поганый, нажившийся на грабеже крестьян. Все это твое богатство – кровь и пот фермеров, которым ты, сука, не даешь выгодно продать свой урожай. Устраиваешь, подонок, им различные препятствия, чтобы они вынуждены были сдать тебе зерно за копейки. Стас, пора наказывать его, — обратился Шива к напарнику, — свяжи его.
Вернингоу вернулся к двери, вытащил бечеву из пакета и опять направился к кровати. Никита, поняв, что ему сейчас придется не сладко, а помощи так и нет, решил действовать. Он, насколько позволял ему возраст, резво соскочил с кровати, схватил за ножку стул с мягким оранжевым верхом и с этим стулом наперевес бросился к выходу, пытаясь попутно сокрушить рыжего.
Шива увернулся от удара стулом и подставил ногу хозяину особняка. Тот с размаху громко шлепнулся голым телом на пол. Шива тут же поставил свою тяжелую корявую ногу на спину поверженного, а Стас, подскочив к нему, заломил руки за спину и стал стягивать их веревкой, а затем и ноги.
— Ах, вы, подонки, не знаете с кем связались! — скрежетал зубами Никита. – Вы мне…
Тут он охнул и застонал, из его носа пошла кровь. Это Шива резким движением ткнул неумолкающего хозяина особняка лицом в паркет.
— Посади этого болтуна в кресло, — распорядился рыжий, обращаясь к помощнику, — сейчас будет наша очередь читать ему лекцию.
Вернингоу волоком за ноги дотащил умолкнувшего Никиту в угол комнаты и там усадил его в кресло.
К креслу подошел Шива, встал напротив связанного голого перекупщика зерна и, подняв кверху свой указательный палец, сказал:
— У пророка Авдия5 есть такие слова по поводу твоего надменного «не знаете, с кем связались»: «Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда я низрину тебя, говорит Господь».6 И вот руками Бога, коими в данном случае являемся мы, ты низринут и теперь будешь строго наказан за свои прегрешения, тем более, ты и в руках слуг Божьих продолжаешь вести себя неразумно.
Никита с залитым кровью ртом и подбородком молчал, с ненавистью глядя на рыжего.
— Это не твой ли в городе особнячок возле Тобола стоит, — Шива придвинул свое хищное лицо к Никите, — из красного кирпича, с высоченным забором, со взводом охраны, с видоискателями вдоль заграждений? Не твой.
— Пошел ты! – только и сказал связанный.
— В книге Иова, — спокойно продолжил Шива, — тоже говорится о таких, как ты. Слушай сие: «Он (человек) строит, как моль, дом своей, и, как сторож, делает себе шалаш. Ложится спать богачом, и таким не встанет; открывает глаза свои, и он уже не тот. Как воды, постигнут его ужасы; в ночи похитит его буря».7
С последним словом Шива молниеносным движением ткнул своими арматуринами в горло Никиты.
Тот заворочался в кресле, вытаращил глаза, издавая клокочущие, хрипящие звуки.
— Это – начало твоих ужасов, — спокойным голосом прокомментировал свой удар рыжий.
Девушки на кровати в страхе снова взвыли, и Стасу пришлось цыкнуть на них.
— Теперь, Никитушка, Господь накажет тебя за блуд, — сказал Шива, — ведь ты, подлец, имеешь жену, а здесь устроил притон. Знаешь, что сказано в Коране насчет тебя?… А там сказано: «Те, которые свои половые члены берегут только для своих супруг – не подлежат порицанию, те, которые выдут из этих границ, — те уже преступники».8 «Любодейцу и любодея подвергайте телесному наказанию, давая каждому из них по сту ударов».9 Вот что тебя ждет, грабитель несчастных крестьян. А ну-ка, — обратился Шива к Стасу, — воплоти распоряжение Господа в жизнь.
Стас шагнул к креслу и ударил кулаком сидящего в ухо, затем другим в челюсть, потом ногой в живот. Хозяин особняка, кажется, только теперь понял, что все это не во сне, а по-настоящему, и что никто не идет его выручать, и что эти двое скорее всего без жалости изувечат или даже убьют его.
— Не надо! Не надо! – наконец он закричал голосом несчастного человека, а не чванливого и самоуверенного хозяина жизни.
Стас остановился.
— Хе-хе-хе, — захехекал Шива, — наконец-то понял, что тут не шутят.
— Что? Что вам нужно? – лихорадочно заговорил Никита. – Выкуп? Я дам вам денег. Пять-десять тысяч долларов. Только отпустите, не мучайте!
— Пять-десять? Маловато что-то.
— Сколько хотите, столько и дам.
— А сто тысяч?
— Сто? Дам сто!
— Не жалко ему крестьянских денежек, чтобы свою шкуру спасти, — сделал вывод Вернингоу.
— А миллион дашь? – спросил Шива.
— У меня столько нет.
— Знаешь что, предприниматель с физиономией жулика, слуги Бога – не продаются. Даже за сто миллионов баксов. «Делая добро, не будь корыстолюбив».10 Это из Корана. Мы делаем добро, наказывая таких, как ты, не из корысти, а по признанию сердца, по велению Господа.
— Но я, в отличие от таких, как вы, своими руками никого не убивал и не мучил, — попробовал возражать Никита, — и вам – дорога в ад за издевательства, а не мне.
— Вот именно, что не убивал и не мучил ты своими руками, а охотно делал это руками чужими.
— Это надо доказать.
— Твои придурки-охранники ни за что ни про что чуть не изувечили моего помощника. – Шива повернулся к Стасу: — Возьми бечеву, перетяни ему член посередине.
Стас вынул из пакета бечеву и направился к Никите.
— Вы… вы… извращенцы! – закричал хозяин особняка.
— И заткни ему рот во-он теми женскими трусиками, — указал на стул Шива.
Вернингоу взял со стула ажурные трусики и с силой втолкал их в рот мотающего головой Никиты. Затем перетянул посередине бечевкой детородный орган связанного и хотел обрезать конец веревки.
— Подожди, я сам, — сказал Шива, хватая и натягивая одной рукой бечеву, а другой вытаскивая сзади нож, похожий на бритву. Стремительно и ловко он махнул ножом, и пораженный Стас увидел, как вместе с отсеченным концом веревки от члена Никиты отвалилась, разбрызгивая кровь, головка. Хозяин усадьбы забился от сильной боли в кресле и зрачки его глаз расширились до предела.
На кровати, забыв о предупреждении, в ужасе завыли молодые женщины. Стас снова погрозил им кулаком.
— Ты хотел обмануть Бога, — назидательно заговорил Шива несчастному Никите, — мучая людей чужими руками. Думал, что Он ничего не знает, и ты преспокойненько, однажды отдав концы, попадешь в рай. Но мы подстраховались, чтобы такой негодяй, как ты, не попал в высшие сферы. Ибо, как сказано в Библии: «У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне».11 Так что, Никита, не удалось тебе обмануть Бога, с таким членом к Себе Он тебя не примет.
И Шива злорадно рассмеялся, вытирая лезвие ножа о кресло и подмигивая похохатывающему Стасу.
— Грабителя крестьян мы наказали, теперь возьмемся за блудниц, — повернулся рыжий в сторону кровати, на которой, укрывшись с головой, дрожали шокированные происходящим проститутки.
Те завыли дуэтом, услышав, что речь пошла о них. Стас подошел к кровати и содрал с женщин покрывало.
— С вами, путаны, мы обойдемся более гуманно, — пообещал Шива, — хотя сто ударов за блуд полагается и вам. Стас, свяжи их.
— Не убивайте только! Не убивайте! – заголосили, обливаясь слезами, женщины.
— Не убьем. И даже нарушим закон Неба: пожалеем вас и не будем бить, — успокоил их Шива. – Мы вас не больно накажем. А свяжем обязательно, чтобы пока мы будем разбираться с любителями баньки, вы не разбежались отсюда и не начали звонить, куда не надо. Вяжи их, Стас.
— Ляжте на живот, руки за спину, — приказал дамам Вернингоу.
Проститутки повиновались. Стас забрался на кровать и принялся спутывать им руки и ноги. Шива смотрел на красивые, ухоженные тела женщин и печально тряс головой:
— Такие красавицы, а такие твари! Не зря говорил Соломон: «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная».12
Когда Стас связал женщин, Шива подошел к столику у окна с множеством выдвижных ящиков, порылся в них и вынул оттуда ножницы.
— Вот. Это как раз то, что нам надо, — довольный находкой сказал он, возвращаясь к кровати. – Теперь, девицы, мы сделаем вам пострижение в монахини, хе-хе-хе…, — заржал Шива, — после такого разнузданного блуда вам надо очищаться от грехов, идти в монастырь и вымаливать себе прощение у Господа за срамную жизнь.
Женщины негромко заголосили.
— Да, неприятно, — согласился Шива, — но что сделаешь, по сто ударов, как велел Господь, вы не выдержите. А есть в писаниях места, где вас советуют вообще до смерти забить камнями. Так что лучше лишить волос на голове, чем здоровья, или что еще печальнее, жизни. Возьми, — подал он ножницы Стасу, — обстриги этих овец налысо. Это будет им уроком.
Стас взял ножницы и сел над головами женщин. Они завыли громче.
— Молчите, стервы! – приказал он. – Иначе я вам пообрезаю уши вместе с волосами. Вы видели, что сделали мы с игрушкой вашего Никиты, с которой вы недавно развлекались?!
Женщины умолкли. А Вернингоу стал с наслаждением под корень кромсать их пышные, длинные волосы. Скоро головы проституток имели вид обстриженной бараньей шкуры.
— И вот я вам что скажу, путаны, — продолжал наставлять голых, уже стриженных дам Шива, — займитесь общественно-полезным трудом и никогда больше не идите на панель, иначе Господь в лице нас опять найдет вас, и тогда, — Шива зарычал, — я откушу ваши соски, а ваши междуножия зашью суровой ниткой, чтобы вам не повадно было! Вы поняли меня?!
— Да-да, — глотая слезы, пролепетали женщины.
— А теперь бери пакет и идем наказывать любителей мыться с девочками, — сказал рыжий Стасу и направился к выходу из комнаты.
Вход в баню они нашли, как и сказала горничная, в левом крыле дома. Они отворили дверь. Их глазам предстал изящно отделанный деревом предбанник с барским столом посередине: на нем стояла большая ваза с различными экзотическими фруктами и виноградом, почти четверть стола занимало блюдо с огромным куском копченного нежно-золотистого цвета мяса, в середину которого был воткнут нож, и тут же стояло покрытое капельками воды деревянное широкое ведерко со льдом, из коего показывали горлышки пара бутылок шампанского и несколько бутылок пива. Была еще какая-то снедь, навроде черной икры, но это уже мелочь.
— Жируют, — только и сказал на аппетитное зрелище Стас, ставя пакет на окружающий стол добротный диван.
— Сейчас мы их покормим, хе-хе-хе, — самодовольно потер руки Шива. – Стас, постучи в дверь.
Стас постучал в дверь моечной, и они с Шивой встали так, чтобы их не было видно из ее окошка.
— Рома, девчонки пришли! – крикнул кто-то, видимо, Агубай, из соседнего помещения.
— Ну, ты их встречай и веди сюда! – отозвался другой голос глухо из глубины бани. Похоже, что этот второй сидел дальше – в парилке.
— Это хорошо, — подмигнул Шива напарнику, — по одному их и скрутим.
Наконец отворилась дверь и в предбанник шагнул черноусый и черноволосый мужчина крепкого телосложения лет сорока, как и положено в бане, совершенно раздетый. Шива, долго не раздумывая, своей пудовой рукой саданул мужчину в голову. Тот, не издав ни звука, как мешок повалился на пол.
— Вяжи его, Стас, — шепотом сказал рыжий, — я пошел за другим.
Он прошагал в моечную, набрал в ковш кипятка, крадучись подобрался к входу в парную и тихонько постучал в дверь.
— Ольга, ты? Или, Эллка? – весело стал гадать за дверью мужчина по имени Роман. – Заходите, самочки, я так вас хочу!
Шива открыл дверь. Перед ним стоял рослый, статный человек лет тридцати пяти, с приторной улыбкой и раскинутыми в стороны руками, готовыми сомкнуться на вошедшей женщине.
— Что, дорогой, не такую красавицу ты ждал? – зло улыбнулся страшный Шива, наслаждаясь впечатлением на лице красавца, которое он произвел своим появлением. А затем из ковша резко выплеснул кипяток в пах Роману.
— А-а-а! – дико заорал тот, согнувшись в три погибели и схватив рукой свои половые органы. Шива хватанул красавца за пышные соломенные кудри и выкинул его из парной на пол моечной.
— О-хо-хо-го-го! – кричал от боли и страха Роман.
— Стас! – крикнул Шива. – Ты управился с этим, как его, Агубаем?… Молодец. Теперь этого молодца опутай.
Вернингоу вошел из предбанника в моечную и принялся вязать руки и ноги Роману. Но тот стал брыкаться, и Шиве пришлось помогать своему напарнику.
— Знаешь, мой верный коллега, — сказал Шива Стасу, сидя на дрыгающем ногами Романе, — в книге Иова сказано: «Веселие беззаконных кратковременно».13 И в этом ты сейчас убеждаешься. Вот пришли мы, слуги Господа, и они, только что чванливые, самоуверенные и наглые, теперь валяются, ничтожные и жалкие, у наших ног, а вернее – у ног Господа.
— Начнем с этого? – спросил Стас, кончив связывать.
— Пожалуй, с того, — сказал Шива, — только почему он не кричит? Что ты с ним сделал?
— Да ничего такого, просто, как и Никите, трусы в глотку затолкал.
— Правильно сделал. Затолкай пока и этому.
Агубая они подняли с пола и бросили на диван на спину. Вынули изо рта предмет нижнего белья.
— Ш-шакалы, — заскрипел зубами сразу тот, налив кровью глаза, — на кого руку поднимаете! Убью вас, скоты!
— Покукарекай, покукарекай, — с издевкой произнес Стас, — один тут уже нас смердами называл, кричал «не знаете, с кем связались», — теперь без детородного органа отдыхает.
— Знаем, дорогой ты наш, на кого поднимаем руку, — усмехнулся и Шива, — это сколько ты, урод, тысяч людей в качестве начальника таможни ограбил, чтобы такую жизнь себе устроить?
— Не твое собачье дело! – ерепенился Агубай.
— Это – дело Господа Всемогущего, а мы – реализаторы его светлого замысла, следовательно – это и наше дело.
— Посмотрим-посмотрим, — ерзал туда-сюда на диване таможенник, — я вас, твари, накормлю из зоновской параши!
— Накормишь? Хе-хе-хе, хорошая мысль, — ухмыльнулся Шива, — а ну как мы сначала накормим тебя?!  А потом – ты нас. Если сможешь. Хе-хе-хе… Подай-ка, дружище, вот то блюдо с мясом, — обратился рыжий к помощнику.
Тот с готовностью поднес блюдо своему вожаку.
Шива, пристраиваясь с мясом на диване в изголовье у начальника таможенной службы, с расстановкой назидательно заговорил:
— В великой книге «Бхагават-Гита», о которой такие пройдохи, как ты, сроду не слышали, говорится о людях, подобных тебе, так: «Демоны, потерявшие себя и не имеющие разума, занимаются ужасной, вредной деятельностью, направленной на разрушение мира.14 Опутанные сетью сотен тысяч желаний и поглощенные вожделением и гневом, они добывают деньги неправедными путями во имя удовлетворения чувств».15 Не правда ли, Агубай, про тебя?
— Пошел ты…! – рявкнул тот.
— Пора кормить, — сказал Стас.
— Пора, — вздохнул Шива и, отрезая ножом кусок мяса, сказал, обращаясь к Агубаю, философской строкой из Нового Завета: «Вы, которые не знаете, что (случится) завтра: ибо что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий».16 Открывай ротик, — это уже таможеннику, — ням-ням будем.
— Сам жр…, — только открыл рот Агубай, как тут же между его зубов Шива сунул приличный кусок мяса.
— Жуй, — приказал он.
Агубай хотел выплюнуть кусок изо рта, но Шива ручкой ножа резко ударил его в верхний передний зуб, и тот согнулся в сторону гортани, грозя отвалиться. Таможенник прищурил от боли глаза и застонал.
— Жуй! – громче приказал Шива. – Если не будешь, я тебе все зубы повыбиваю, скотина. Это тебе наказание Божие за всех ограбленных и обворованных тобой на таможнях людей, за моего друга Аманжола, которого вы, подонки, выбросили с этого места, чтобы построить свой поганый вертеп.
Агубай понял, что разговоры кончились и террористы перешли к делу, и решил, что лучше жевать, чем терять зубы. Шива вталкивал в его рот один кусок за другим, заставляя не столько жевать, сколько проглатывать мясо с большой скоростью.
— Я больше так не могу, — начал хрипеть Агубай, — прекратите… я задохнусь…
— Ешь, негодяй, ешь! – все больше заводился и зверел Шива, все больше и больше набивая пасть таможенника мясом, которое уже перестало вмещаться и вылезало из нее, как из переполненной мясорубки.
— И даст вам Господь мясо, и будете есть, — цитировал с наслаждением Шива Библию. – Не один день будете есть, не два дня, не пять дней, не десять дней и не двадцать дней; но целый месяц, пока не пойдет оно из ноздрей ваших и не сделается для вас отвратительным, за то, что вы презрели Господа, который среди вас…17
Агубай выпучил глаза и стал так сипло дышать и биться о диван головой, что, казалось, он сейчас помрет.
— Хорош, пока, — сказал Шива, — принеси-ка, Стас, кипяточку.
Пока Вернингоу ходил, рыжий положил таможенника на бок, чтобы тот освободился от части мяса, затем вернул его на спину, взял ковш из рук помощника и, раздвигая челюсть Агубаю, плеснул в рот полстакана кипятку. Тот забился под сильной рукой Шивы, кряхтя и издавая клокочущее мычание.
— «Им питьем будет кипяток – лютая мука за то, что они были неверными».18 Вот тебе и указание из Корана напоить тебя кипяточком, — спокойным голосом сказал рыжий. – Этого напоили, накормили, — взглянул он на Стаса, — пускай отдыхает. А мы пойдем к одному из руководителей алкогольного бизнеса. У него тоже есть должок перед Господом.
Стройный и красивый Роман лежал на полу в моечной, похожий на связанную античную статую. Он все слышал. Как издевались «слуги Бога» над его приятелем Агубаем и теперь трясся всем телом и с ужасом ожидал расправы над собой. Когда в моечную вошли Шива и Вернингоу, он заговорил первый жалким, слезливым голосом:
— В заповедях сказано: не убий! А вы что делаете?!
— Правильно ты глаголишь, водочный король, хе-хе-хе, — довольный тоном следующей жертвы ответил Шива, — но в святом Коране сказано и такое: «Не убивайте души, какую Бог запретил убивать, кроме той, которая достойна того»,19 – подчеркнул последние слова рыжий. – Хотя мы вообще-то никого и не убиваем, а только наказываем.
— Но за что меня наказывать? В чем я виноват?
— Алкоголь столько несчастья приносит людям, наверное, больше чем войны. А ты говоришь: не виноват. Послушать вашу рекламу на радио и телевидении, так можно сделать вывод, что в питье спиртного – есть самое большое благо человечества. Чтобы травить сознание людей, а самое главное – подрастающего поколения, вы приглашаете в свои ролики лучших артистов, используете музыку гениальных композиторов, платите деньги лучшим стихотворцам, чтобы они сочинили пошлую, гадкую насмешку над трезвой, духовной жизнью. Как там поется у вас: «и в радости и в горе…» и так далее. Вы что же, подонки алкогольного бизнеса, издеваетесь на людьми?!
— Но я ничего плохого не хотел, я просто зарабатываю деньги. Помилуйте меня!
— Ты зарабатываешь деньги жизнями и здоровьем людей, разбитыми семьями, автокатастрофами, преступлениями на пьяной почве. Пророк Исаия сказал: «Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде, — будет злодействовать в земле правых, и не будет взирать на величие Господа».20
— Но наша фирма помогает людям. Мы отчисляем деньги на спортивные соревнования, в детский дом и даже в пользу православной церкви и мусульманской мечети, — лепетал Роман.
— И на этот счет есть достойный ответ в священных писаниях. «Самодовольные и всегда бесстыдные, обманутые богатством и ложным престижем, они иногда с гордостью совершают жертвоприношения лишь для виду, не следуя никаким правилам и предписаниям».21 Так гласит «Бхагават-Гита».
— Но, простите меня, я пойду в церковь и буду молиться об отпущении грехов. Я крещенный, и у меня дома даже есть икона, — чуть не плакал Роман.
— Подлец, это после того как ты выпустил миллионы бутылок водки?! Раньше не мог? – раздался возмущенный голос Стаса.
— К сожалению, для тебя пророк Иеремия сказал: «Посему хотя бы ты умылся мылом и много употребил на себя щелоку, — нечестие твое отмечено предо Мною, говорит Господь Бог».22
— Ну и что же мне делать?! – воскликнул Роман, с ужасом видя, что ему не выстоять перед страшной логикой рыжего, который каждое свое действие и заключение сопровождает точной цитатой из великих писаний мира. И тут же услышал ответ на свой вопрос из тех же источников из уст рыжего:
— В Евангелии от Луки мы читаем: «Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых».23 Где за вашим столом эти люди?… А в Евангелии от Матфея дан ответ на твой вопрос: «Иисус сказал: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною».24
— Но откуда вы так много знаете?! – воскликнул пораженный богословской эрудицией рыжего водочный бизнесмен.
— Ничего удивительного в этом нет, — спокойно сказал Шива, — к примеру, есть люди, которые наизусть знают весь Коран, от корки до корки, и зовут их хафизами. Так что, я – не исключение.
— Он, кажется, менее глуп и испорчен, чем его дружки, — заключил Стас, глядя на Романа.
— Ладно, довольно с него зуботычины и ошпаренных яиц, хе-хе-хе, — развел рот в звериной улыбке Шива. – И запомни, — напоследок он обратился к Роману, — «Ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий делающий неправду».25 Ты понял это?
— Да-а, — открыл рот Роман.
— Все. А теперь пошли. Развяжи ему ноги, — сказал Шива помощнику. Тот распустил на ногах бечеву.
— Куда же я пойду голый? – смутился Роман.
— Куда скажем, туда и пойдешь, — повысил голос Вернингоу. – Двигайся давай!
Производитель алкоголя побоялся возражать дальше и пошел из бани между Шивой и Стасом.
В предбаннике остановились.
— Развяжи таможеннику ноги, — сказал Шива Стасу. – Не тащить же нам его на себе.
Одуревшему от побоев и съеденного мяса Агубаю также освободили ноги и приказали идти вместе с ними и Романом на улицу.
Во дворе они остановились у микроавтобуса-фургона.
— Посмотри ключи, — распорядился рыжий, — они, наверное, в кабине.
Вернингоу открыл дверцу автомобиля.
— Да, здесь.
— Давай их сюда. И завязывай ноги опять этим подлецам.
Пока Стас выполнял приказ вожака, Шива открыл сзади створчатые двери фургона и грубо сказал обнаженным мужчинам:
— Пошли в машину! Стас, забрось их туда!
Скоро Агубай и Роман плашмя лежали на металлическом полу фургона. Следом за ними черные реализаторы светлого Божественного замысла привели из спальни голых Никиту и женщин, и тоже затолкали их в машину, связав всем ноги. Очередь дошла до охранников. Стас не стал им развязывать ноги, а притащил одного из дежурки, а другого из кустов волоком. Он и Шива срезали с них ножами всю одежду, так как снять ее мешали веревки, и также совершенно голых закинули к их хозяевам в фургон, напоследок сломав охранникам по нескольку пальцев на руках, чтобы они не кичились своим чемпионством.
Фургон закрыли на ключ и через ворота вывели машину со двора к «Жигулям».
— Стас, — сделал последнее распоряжение Шива, — слей с джипа бензин и сожги его, «Мерс» и этот поганый притон.
— В доме баба, — вспомнил Стас, — в кладовке сидит.
— Ее выведи и отпусти. Пусть идет куда желает.
Через полчаса у озера бушевало пламя: горели автомобили, особняк и постройки вокруг него.
В лиловых, немигающих глазах Шивы отражалась стихия огня, дьявольски жестокая и беспощадная улыбка не сходила с его лица.
— Потому что Бог наш есть огонь поядающий,26 — безжалостным голосом произнес он и завел двигатель микроавтобуса. Заработал и двигатель «Жигули», в котором сидел Стас.
Выехав на трассу, ведущую в город, они остановили машины на обочине, Шива разбил всю внутренность микроавтобуса и пересел в «Жигули» к Вернингоу. Их пленники остались внутри брошенной машины.
— Они, эти бесстыдные нечестивцы, получили свое, — зло сказал Шива, — как было сказано Пророку Мухаммеду, да пребудет с Ним мир: «Ухитряющиеся на злое уже ли не опасаются, что Бог может повелеть земле поглотить их, или придти на них казни оттуда, откуда не предполагают, или поразить их среди их изворотов, тогда как они бессильны избавиться от того, или поразить их страхом?»27 «Лицемеры хотят обмануть Бога, тогда как Он обманывает их!»28 Хе-хе-хе…, — со злой радостью засмеялся он, что именем Господа наказал этих якобы «царей жизни» и указал им, что под пятой Бога они то же, что и муравьи под пятой человека.
— Едем? – спросил довольный совершенным и Стас Вернингоу.
— Вперед, — махнул растрепанной рыжеволосой головой Шива. – Мир набит подлецами и негодяями, и, слава Богу, нам долго искать достойных наказания не прийдется.

XVI

В конце июля мы с Мишей Славянским и Ерболом Азиановым на легковой машине его отца Утегена выехали в Алуан. Я страшно волновался, ведь мне предстояло познакомиться с мудрецом Ругвенионом, который, судя по рассказам Славянского, знал обо мне, это какая-то мистика, нечто большее, чем я о себе.
Прибыли в Алуан поздно вечером, когда степные дали покрывались синеватой дымкой дышащей с востока ночи. Нас встретили радушные хозяева одинокого пастушеского домика Утеген и Балзипа. Когда я ступил на землю неведомого мне уголка под названием Алуан, сердце мое забилось так, словно я коснулся живой, чистой и, о чудо, любящей меня земли. Если бы я встретил сейчас старца Ругвениона, я бы, наверное, упал бы без чувств, так велико было во мне ощущение прикосновения к чему-то вечному, незыблемому и ставшему близким недосягаемому. Но, как оказалось, Ругвенион ушел в степь, и должен был вернуться домой только к утру. Это и позволило мне справиться с нахлынувшими эмоциями и прийти в себя. Кажется, происходящее со мной не осталось незамеченным, и мои новые знакомые, понимающе улыбнувшись моему состоянию, заняли меня обычным разговором о дороге, о погоде и о других малозначительных вещах, повели меня в юрту, что была поставлена на лето недалеко от саманного дома, так как темнело на глазах, и первые звезды засверкали на темно-зеленом небосклоне.
Ужинали в пастушеской семье как обычно ужинают скотоводы на дальних летних отгонах: ели бешбармак, пили чай с баурсаками, куртом и молоком. Разговор был простой о будничных делах: Ербол поступил этим летом в университет, осенью возвращается со службы в армии его братишка Жумабай, будет помогать по хозяйству отцу, а также «служить Ругвениону и набираться от него мудрости», как выразился Ербол. И еще: как и Ербол, Жумабай должен был выучиться за годы жизни в степи такой же виртуозной игре на домбре и кобызе, как и их отец Утеген, прочитать великие книги, которые хранит в своей небольшой библиотеке Ругвенион, а также подготовиться в конечном итоге к поступлению в высшее учебное заведение. Меня хозяева расспрашивали о жизни в городе, моей работе, моей семье, звали как-нибудь приехать с Яной и детьми в их чудесный, тихий Алуан. Я в свою очередь интересовался их ежедневными делами, состоянием хозяйства, особенностями их степной жизни.
Легли спать в полночь: я и молодые люди в юрте, а Утеген и Балзипа в доме. Мысли о завтрашней встрече с Ругвенионом будоражили мой ум, но усталость, накопившаяся за день, затуманила его, мысли стали бессвязными, и я уснул.
Утром я с Ерболом и Мишей вошел в комнату дома, куда нас позвала хозяйка завтракать, и увидел Ругвениона. Он по-восточному сидел у дастархана и неторопливо пил чай. Старец был таким, как и описывал его в своих рассказах Славянский: в простой светлых тонов одежде, седой, с редкой бородкой, в белой тюбетейке, со светлыми ясными глазами, в них таились необычайные сила и ум, которые при первой же встрече глазами с ним ощущались какой-то почти физической мощью. Увидев этого мистического человека, я оробел и вслед за молодыми людьми только и ответил скованным языком «здравствуйте» на его приветствие.
Мы расселись вокруг стола, Балзипа подала пиалы с чаем. Остальное, что составляло завтрак степняков, уже было на столе. Я ожидал, что все будет смиренно и тихо, старец будет чинно и важно сидеть как бы над нами, а мы подстать своему положению тихонечко потягивать чай, подобострастно взирать на него и с ученической прилежностью ловить те немногие фразы, что изречет эта глыба духовности и интеллекта. Каково же было мое удивление, когда Ругвенион-ага с улыбкой спросил меня:
— Павел, вы когда-нибудь что-нибудь крали?
— Да, — несколько опешил я от такого вопроса.
— Что, если не секрет?
— Ну, в детстве лазил по чужим огородам и садам с друзьями, а один раз стащил книжку в автолавке, из которой торговали книгами. Книжка про животных была и мне страшно понравилась, но денег у меня не было. Я взял ее посмотреть, меня оттеснили в сторону другие покупатели. Я заметил, что на меня никто не обращает внимания и потихонечку-потихонечку ушел с этой книжкой.
Все за столом рассмеялись. И Ругвенион тоже.
— Но на следующий день, — продолжал я, — мне пришло в голову пойти на рынок, где стояла автолавка, и отдать деньги за книгу. Но автолавки там уже не было, и в другие дни тоже. Вот такая история.
— Мы с вами, оказывается, похожи, — посмеиваясь, заметил Ругвенион, — я в детстве унес тайком пару книг из библиотеки. До сих пор хочется вернуть, но давно уже нет того государства, тех библиотек и людей, которые в них работали. Значит, мы с вами должны этому миру.
— Пожалуй, так, — согласился я, радуясь, что старец снял с меня этим разговором скованность и психологическое утомление от переживания по поводу встречи с ним.
— Вы рыбу когда-нибудь ловили? – спросил Ругвенион.
— Конечно, — я утвердительно качнул головой, — люблю это занятие.
— Вот и прекрасно. Поплывете сейчас со мной на лодке, сети вытряхнем.
Я был поражен: этот столетний старик еще и рыбачит!
— Так как? Составите мне компанию? – спросил Ругвенион.
— Конечно, — обрадовался я, — с удовольствием.
После завтрака я и Ругвенион спустились с ведерком к озеру. Носом на берегу, а кормой на воде лежала лодка-плоскодонка, в ней на досточках-седушках сушились шест и весло. Мы столкнули лодку в воду, забрались в нее с ведром и сели: я в носовой части, Ругвенион с веслом у кормы. Потихоньку поплыли по обрамленным камышами заводям среди белоснежных кувшинок и ярко-желтых кубышек. С нашего пути утки и лысухи торопливо уводили в сторону зарослей свои выводки; чайки кружили над нами. Мягкая озерная вода меленькими волнами плескала нам в борта. В светло-коричневой глубине под нами иногда проплывали колышущиеся островки подводных растений, в которых поблескивали тусклым светом чешуйчатые бока нагулявших жиру ленивых карасей.
На этом прелестном степном озерке вдали от бесконечного гула машин и топота по мостовым тысяч спешащих куда-то людей в обществе необычного старца, которого давно оставили в покое время, суета и другие призраки цивилизации, я чувствовал себя поистине счастливым.
— Я здесь, с вами, Ругвенион-ага, в одной лодке, — наконец сорвалось с моих губ, — кажется, что это сон!
Ругвенион улыбнулся и только и сказал:
— Все наши жизни во Вселенной, то грезы одной Великой Души.
Мы еще некоторое время разрезали лодкой озерную гладь, пока я опять не решился задать старцу вопрос:
— Ругвенион-ага, а почему вы выбрали меня?
— Вы обладаете даром от Бога и способны получить откровения, недоступные миллионам людей. Эти откровения при ваших творческих усилиях могут повернуть часть людей от разрушения к созиданию, — ответил старец.
— Но я не пророк!
— Речь идет о другом – о высочайшем откровении творческой личности: художника, поэта, композитора, ученого, драматурга…
— Но что такое – откровение? Откуда оно? Может ли оно само по себе родиться в человеке? Или оно – свет со стороны? Или – свет из себя? – посыпались из меня вопросы как из рога изобилия.
Ругвенион чуть растянул в улыбке губы и сказал:
— Свет рожденный в себе, не мог появиться без искры извне. Разве в состоянии человек из ничего родить мысль, если в нем не было ее зародыша? А если эта мысль была в человеке, и он о ее существовании до определенного момента не знал, то не означает ли это, что она была – дана?
— Но кем, — нетерпеливо прервал я старца. – Говорят: талант, дарование – даны природой. «Даны» природой. Почему «даны»? Природа может «дать»?
Ругвенион приподнял вверх правую руку, успокаивая и останавливая меня, и не спеша продолжил отвечать мне:
— Дать разум может только разумное существо. Может ли природа – в атеистическом смысле не разумная (вершина которой почему-то все ж таки – человек разумный) – дать кому бы то ни было сознание и способность мыслить? Не может, если в ней нет высшего – Духа, Сознания. Высший Разум (Бог), проявляя себя в природе и человеке, дает природе и через природу (а тело человека тоже часть ее) откровения Красоты, а человеку и через человека – откровения Сознания. Откровения Сознания соединяясь с откровениями Красоты рождают мысли и деяния, творящие гармоничный и совершенный мир – обитель Высшего Разума (Бога). И цель Высшего Разума – за счет творчества человека гармонизировать и совершенствовать ту пространственную и энергетическую часть Вселенной, в которой поселены биологические существа.
— А дар от Бога? – спросил я.
— «Дар от Бога» – принято считать, что это образное выражение, — тут же  откликался мудрец Ругвенион на мои вопросы, — но – это действительность. Великие мысли нас посещают, к нам приходят, и авторы их не мы, а наш Духовный Отец – Высший Разум. Мы же – генераторы и воплотители этих мыслей. Немногие люди удостаиваются чести посещения Великой Мыслью, большинство же существует на земле, чтобы создавать условия для появления посещаемых Великой Мыслью гениев и в некоторые прекрасные для цивилизации моменты их рождать, а потом исполнять волю Высшего Разума, действующего через сознание и сердце гения на человечество.
— А что будет с человечеством без Божественного откровения?
— Если не будет Божественного откровения, то на Земле воцарится мерзость и запустение, так как оставленность Богом заставит человечество жить автономно от Высшего Разума, переключиться только на возможности изначально данного Богом сознания. Изначально данное сознание человека без общения с Высшим Разумом останется наедине с биологической сущностью, которой руководят инстинкты выживания. Выполняя не волю Высшего Разума, а инстинктов, сознание работает не на развитие творческого начала, а значит совершенствование духовной сущности, а на удовлетворение биологических потребностей. Человек в результате богооставленности превращается в разновидность животного. В обществе, а вернее в стае или стаде оставленных Богом людей господствуют те же законы выживания и размножения, что и среди остальных существ на Земле, которым не дано сознания и откровений Высшего Разума, и которые живут удовлетворяя биологические потребности. Только человек в этом случае становится опаснее животного, так как не просветленное свыше сознание умноженное на животные инстинкты делает человека монстром, способным и склонным для удовлетворения своих биологически обоснованных и даже оправданных потребностей уничтожить все вокруг себя и самого себя.
— И как человечество может избежать такого ужаса?
— Избежать самого худого можно только путем творческого восхождения по стезям духа к своему Отцу – Богу. Для этого мудрые должны стать не изгоями общества, а его духовными воителями, ибо только через них приходят Божественные откровения. Чем больше людей будут способствовать осуществлению планов Иерархии Духа и Ума, тем дальше человечество будет от пропасти Ада, который есть — богооставленность.
Мы подплыли к краю тростниковых зарослей, у которых из воды возвышалась тычка, к ней была привязана сеть. Белые пенопластовые поплавки пунктиром на воде указывали, что сеть тянулась вдоль стены тростника и заканчивалась у выхода на соседний плес. Ругвенион веслом приподнял над водой край сети, и в нескольких ее местах забились плененные ею крупные тускло-серебристые караси.
— Вы когда-нибудь выпутывали рыбу из сети? — спросил старец.
— Было такое несколько раз, но я не большой спец в этом деле, — признался я в своей рыбацкой малопригодности, — я – любитель рыбачить на удочку, а не сетями.
— Тогда управляйте лодкой, — отдал мне весло Ругвенион, — а я буду выпутывать.
Ругвенион потрошил сеть ловко, без лишних движений, в его пальцах совсем не чувствовалось старческой скованности. Тяжелые, упругие караси шлепались на дно лодки из-под его умелых, крепких рук один за другим.
— Павел, — закончив вытряхивать сеть, обратился ко мне старец, — вы, конечно, отчасти догадываетесь: почему вы здесь – в Алуане.
— Кажется, да, — ответил я, чувствуя, что разговор пошел о главном.
— Миша Славянский с моего ведома возбуждал ваш интерес к нам и способствовал вашему появлению здесь.
Я промолчал.
— Мир захлестнула волна религиозной нетерпимости и террора, жестокости и фанатизма. Хотя все это было в той или иной степени на протяжении всей истории человечества, — продолжал старец, — он оно не было в той степени гнусно и безмерно жестоко, как сейчас. То, что раньше было свойственно только дикарям, сейчас делают люди в высшей степени современные, образованные и, о кошмар, очень даже религиозные. Человеконенавистничество и садизм Гитлера цветочки по сравнению с тем, что могут и хотят устроить миру религиозные экстремисты и террористы с крайними взглядами. В отличие от извергов прошлого, которые переделывали мир под себя, современные так называемые борцы за веру запросто и с удовольствием уничтожат всю планету и самих себя, лишь бы только встать в ряды мучеников за веру и заполучить в посмертии место в раю. И этих фанатиков не остановить угрозами, преследованием и даже их истреблением.
— И что же делать?! – я был и ранее искренне озабочен этим.
— Нужны усилия на богословском, философском и художественном уровнях, – сказал Ругвенион, — то есть в тех аспектах жизни общества, которые изменяют сознание масс. Нужны объединительные идеи, сильные и оригинальные, способные изменить структуру сознания общества. Мы давно, Павел, следим за вашим научным и художественным поиском, и пришли к выводу, что вы – один из тех, кто может попытаться сказать людям нечто, что поможет им уйти от катастрофы…
— Но я – простой человек! – воскликнул я. – Вряд ли мне это по силам.
— Каждый человек вашего уровня, если верно понимает происходящее и ставит перед собой задачу, значительно превышающую его способности, а затем изо всех сил старается реализовать ее, добивается в конечном итоге гораздо большего, чем ожидает от себя и чем ждет от него общество.
— Я понимаю это, но у меня нет такого масштабного видения, как у Конфуция или Платона,1 Рамакришны или Лао-Цзы!2 Чтобы выдать на гора объединительную идею, я должен знать, чем дышат верующие всех религиозных течений!
— Ваши познания, Павел, достаточно широки и объемны. Но в вашей жизни не было встреч с настоящими духовными Учителями, которые могут за ночь дать человеку столько, сколько не дадут сотни прочитанных томов. У вас, Павел, будет восемь ночей, в которые вы увидите тех, кого нельзя увидеть в обычной жизни. Восемь ночей великие адепты мировых религий и философских систем посвятят вам, чтобы облегчить выполнение той задачи, которую поставил перед вами высший Мир. И сегодня – первая ночь.
Мой лоб покрылся испариной, я разволновался.
Заметив это, старец улыбнулся и сказал:
— Вам не стоит так переживать. Все будет хорошо. Те, которых вы встретите, отнесутся к вам бережно и с любовью, вы будете себя чувствовать с ними уютно и спокойно. То, что вы услышите, не уйдет из вашего сердца с утренним рассветом, а останется в нем навсегда.
Ругвенион взял весло из моих рук и, гребя ласковыми, плавными движениями, направил лодку к берегу.

XVII

Когда утих весь день гулявший по равнине ветер, солнце соскользнуло с небосвода за далекий горизонт, умолкли птицы, и степь замерла в ожидании теплой июльской ночи, Ругвенион, взяв посох и четки, привел меня, Михаила и Ербола на возвышение, на котором чернело мазарами и каменными плитами в надвигающихся сумерках древнее кладбище кочевников. Степь минута за минутой тонула в колыхании густеющего ночного бархата. Луна высунула свой янтарный рог из-за дальнего кургана, звезды искристыми россыпями проявлялись над нами с востока на запад. В озерной долине, перекликаясь, закричали совы, а цикады то тут, то там своими голосками взяли долгую, почти нескончаемую ноту. Старец Ругвенион присел к кучке хвороста, сухой травы и кизяка, что-то пошептал над ней, протянул руку, дунул, и о – о чудо – изнутри этой кучки появился язычок пламени, быстро расширяясь и охватывая всю растопку костра. Я и молодые люди с благоговением смотрели на это необычайное для нас явление.
Ругвенион движением руки пригласил нас сесть у костра, и сам опустился на траву с другой его стороны. Увидев, что я хочу что-то спросить, старец жестом показал, что слова сейчас не к месту и нужно молча посидеть, созерцая знаки огня. Я, как и мои напарники – студенты, сосредоточил свое внимание на игре пламени.
Так мы сидели не долго. Неожиданно Ругвенион поднялся, вглядываясь в ночную мглу, и сказал голосом, полным торжественности:
— Вот и наш гость – мудрый Абу-Сары!
Мы с волнением поднялись со своих мест. К костру с юго-запада подходил человек в чалме, стеганом ватном халате, с ладной седой бородой на красивом по восточному лице, с посохом и четками в руках, с сумой на плечах, из которой виднелся свернутый молитвенный коврик.
— Мы приветствуем тебя, Абу-Сары, в степи Алуана! – сказал Ругвенион, кланяясь старцу в чалме.
Я, Ербол и Михаил также низко поклонились мусульманскому праведнику.
— Ассалам алейкум, великий брат Ругвенион, — отдал поклон в ответ Абу-Сары, — а также твои молодые спутники. Да будет с вами Аллах! Да процветает эта хранимая Аллахом земля – Алуан!
Старцы после приветствия опустились рядышком у костра, следом с другой его стороны присели и мы.
— Абу-Сары, я привел одного из тех людей, которые являются нашей надеждой, — сказал Ругвенион и посмотрел на меня.
— Я вижу, что это тот человек, — согласно кивнул ему в ответ Абу-Сары, — поэтому я и здесь.
— Павел, — обратился ко мне Ругвенион, — высший мир знает о вашей благородной цели и готов способствовать достижению ее. В разных странах и на разных континентах есть люди разных национальностей и разных вероисповеданий, поставившие перед собой высокую цель – попытаться найти пути объединения людей, сгладить, казалось бы, вечные антагонизмы, которые не дают успешно развиваться планетарной духовности и вывести ее на новый уровень, где бы не было религиозного мракобесия, фанатизма и экстремизма. Мы обнаруживаем таких людей и всячески содействуем реализации их благородных замыслов. Один из них – вы, который задумал необходимую обществу книгу, в коей вы попытаетесь соединить мировую религиозную мысль в объединительную идею для всех людей. Абу-Сары готов вооружить вас истинами ислама, облегчающими вашу задачу.
— Я с радостью выслушаю мудрого Абу-Сары, — ответил я на это.
— Павел, — обратился ко мне уже сам мусульманский мудрец, — с человеком Бог говорит не иначе, как только чрез откровение, или из-за завесы; или посылает посланника, и, по своему изволению, открывает ему, что хочет.1 Но вы – не пророк, а потому действуете согласно только вашим личным похвальным побуждениям. В связи с этим я должен вас предупредить словами из Корана: «Горе тем, которые написавши книгу своими руками, говорят: «Это от Бога», для того, чтобы получить за то какую-либо ничтожную плату!»2
— Бог свидетель, — сказал я, — такого гнусного желания никогда не было в моем сердце. Мною движет только горечь бесконечных преступлений людей друг против друга, сострадание и любовь к ним. Простите за пафос, но это действительно так.
— Мы не сомневаемся в этом, — согласно кивнул головой Абу-Сары, — иначе вы не были бы в Алуане. Но наш долг говорить об ответственности.
— Павел, — подал голос Ругвенион, — вы можете задавать вопросы. С рассветом Абу-Сары оставит нас.
— Мудрый Учитель, — обратился я к старцу в чалме, — я много общался с мусульманами и читал об исламе. Пророка Мухаммеда, да пребудет с Ним мир, я почитаю как величайшего из людей, святой Коран, бесспорно, является одной из самых боговдохновенных, прекрасных и мудрых книг человечества, а его поэтической красоте и изящности просто нет равных, Коран – это само совершенство высокого слова и всеобъемлющей формы. Истинные последователи Пророка Мухаммеда, да пребудет с Ним мир, вызывают у меня настоящую любовь и неподдельное восхищение. Святыни мусульман – Кааба и Аль-Худжр аль-Асвад, Мекка и Медина, Джабал ал-Нур и Джабал ат-Таур3 заставляют мое сердце быстрее биться при одной мысли о них.  Когда я читаю о вукуфе – Предстоянии миллиона паломников перед Богом на Горе Милости в долине Арафат,4 совершающих молитвы Зухр и Аср,5 слезы наворачиваются на мои глаза при мысли какие величайшие эмоции, чувство любви и освобождения овладевают ими. И мне хочется с этой огромной массой людей склониться перед Аллахом в совершенном смирении и полном безмолвии. Но как дики и чужды этому восторгу духа и любви деяния тех людей, оправдывающих свои поступки теми же кораническими текстами, которые бесчеловечно и демонстративно жестоко убивают людей, верящих в Бога не так, как они, и любящих Бога по другому. Можно ли считать этих людей – истинно верующими, как они сами себя считают, а если нет, то что доказывает это?
— Эти люди или плохо знают Коран и Сунну6 или намеренно в своих корыстных интересах искажают их содержание, — сказал Абу-Сары, — так как в Коране, как и в любом священном писании, дается строгое указание ничего не добавлять и ничего не убавлять в Нем, то эти люди своими вольными обращениями со священными текстами ставят себя вне ислама. В Коране есть призыв к мусульманам: «Верующие! Когда выступите в путь Божий, то будьте разборчивы: тому, кто, встречаясь с вами, скажет вам мир, не говорите: «ты не верующий», рассчитывая на выгоды здешней жизни; великие добычи для вас – у Бога».7 То есть, неверующему даже не следует указывать на то, что он таков, и тем более преследовать и убивать его, как делают это современные религиозные экстремисты. «В религии нет принуждения»,8 – вот один из главных принципов ислама. Во время жизни Пророка Мухаммеда, да пребудет с Ним мир, в Медине им было установлено, что все жители этого города вольны исповедовать свою веру и мирно сосуществовать друг с другом, было строго запрещено преследование инаковерующих и проявлять к ним немилость. Современные религиозные террористы, видимо, закрыли глаза на этот пример терпимости Пророка, который должен являться примером во всем для истинного мусульманина. Тем более, мусульмане не должны забывать, что на заре становления ислама, когда преследуемые язычниками первые мусульмане в поисках спасения переселились в Абиссинию,9 христианский правитель этой страны оказал им помощь и покровительство, и с большой симпатией отнесся к их учению и образу жизни. Коран устанавливает и приверженцам ислама поступать, как с ними поступили в трудный для них час христиане: «Если кто-нибудь из многобожников попросит у тебя убежища, то дай ему убежище, дабы он услышал слово Божие, после того доведи его до безопасного места: это потому, что они люди незнающие».10
— А ведь шииты11 называют христианский Запад не иначе, как великим Сатаной, — заметил я, внимательно слушая мудрого Абу-Сары.
— И на это есть верные слова в Коране, — ответил он, — «Благочестие не в том, чтобы вам обращать лица свои к Востоку или Западу; но благочестивы те, которые веруют в Бога, в последний день, в ангелов, в Писание, в пророков».12 «Мы по крещению Божию; и кто лучше того, кто по крещению от Бога? И Ему покланяемся. Скажи: станете ли спорить о Боге, когда Он есть Господь наш, и Господь ваш?»13
— Основа такого взгляда, видимо, заключена в том, что у всех людей – один праотец и одна прамать, — высказал свое мнение я, — да и в Коране недвусмысленно говорится, что «люди прежде были только одною религиозной общиной, позже стали разногласить между собою».14
— Вы правильно рассуждаете, Павел, — поддержал меня Абу-Сары. – На этот счет святой Коран имеет много стихов. К примеру: «Люди! Бойтесь Господа вашего, который сотворил вас в одном человеке; от него сотворил супругу ему, а от их двоих размножив мужчин и женщин, разсеял их по земле»,15 или «Одно из знамений Его есть сотворение небес и земли, различие ваших языков и цвета ваших тел. В этом знамения для знающих».16
— А что говорит писание о других религиях и об отношении мусульман к ним в противовес экстремистским взглядам фанатиков?
— К каждому народу был свой посланник.17 Каждый посланник, какого ни посылали Мы, говорил на языке своего народа, для того, чтобы говорить понятно им.18 Каждому из вас Мы уложили устав и дорогу. Если бы Бог захотел, Он установил бы из вас одну религиозную общину; но Он хочет испытать вас тем, что дает вам. Потому будьте ревностны друг перед другом в добрых делах; всем вам будет возвращение к Богу, и Он ясно укажет вам то, в чем вы разногласите между собою.19 Все это строки из Корана. Много религий – реальность этого мира, произведенная Всевышним. И борьба против этой реальности части людей – есть разрушение Богом возведенного мира, что не может являться угодным Создателю. Если Господь говорит, что «для каждого вероучения Мы установили служебные обряды, и его исповедники выполняют те обряды»,20 то значит никакие другие существа не могут препятствовать этому, ведь это установлено Небесами. Господь сам рассудит в свое время насколько верно каждый народ служил ему. Вот что Он сказал об этом Пророку Мухаммеду, да пребудет с Ним мир: «Ты увидишь все народы коленопреклонными; каждый народ призовется к своей книге: в этот день вам воздастся за то, что вы сделали. Эта наша книга скажет о вас истину, потому что Мы записываем то, что делаете вы».21
— Мудрый Абу-Сары, — я старался охватить весь круг проблем, порождающих религиозную неприязнь, и, цитируя авторитетные писания, выкорчевать идеологические жала настроенных воинственно фанатиков, — а есть ли другие серьезные авторитетные источники, где были бы проявлены веротерпимость и даже дружелюбие к последователям других верований.
— Да. Например, это хадисы – высказывания и наставления Пророка, записанные его соратниками. Есть шесть наиболее авторитетных собраний хадисов, из которых можно узнать и то, что вас интересует. Вот хадис Байхаки:22 «Бог не смотрит на ваши тела и внешность; Он взирает на ваши дела и поступки». «Являйте сострадание всем, кого видите, и Он, Которого вы не можете увидеть, явит и вам свое сострадание». Это хадис Муслима.23 И вот, может быть, один из самых ярких и недвусмысленных хадисов, принадлежащих Тирмизи:24 «Неверующий, но великодушный человек любезнее Богу, нежели верующий скряга». Кажется, этим все сказано.
— Да, впечатляюще, — затаив дыхание, слушал я мудрого старца.
— Все это доказывает, что ислам – религия миролюбивая и справедливая, если его учение истолковывать без изначального злого намерения.
— Мудрый Абу-Сары, ислам зародился от арабов. Нет ли в Коране какого-то особо покровительственного отношения к ним и пренебрежения к другим народам?
— Нет, Аллах справедлив и всевидящ. Как мы уже говорили, что все народы пошли из одного гнезда. Все люди являются равно дороги Ему. Разве в Коране было бы сказано следующим образом: «Арабы самые упорные в неверии и лицемерии; это прямее всего от того, что они не знают уставов, какие ниспослал Бог своему посланнику»,25 если бы Бог был к ним более добр, чем другим? И в своей последней проповеди на горе Арафат в марте 632 года Пророк Мухаммед дает исчерпывающий ответ на этот вопрос: «Араб не имеет превосходства над неарабом; белый не имеет превосходства над черным, также и черный не имеет превосходства над белым. Превосходство ваше определяется лишь благочестием и добрыми поступками».
— Среди немусульман часто бытует мнение, что ислам – религия агрессивная и в ней нет места для доброго отношения к иноверцам.
— Неправда. Вот три слова из Корана, которые начисто отрицают такой взгляд: «Злобу отклоняй добротой».26 Или еще : «Отплатой за зло пусть будет соразмерное ему зло. Но – (вот главное) – кто простит и примирится, тому награда от Бога: Он не любит несправедливых».27 Как и у христиан – способность к прощению и примирению – самое желанное для Господа качество человека. Следовательно, никакой террор во имя Божье невозможен. Террор – дитя богоотступничества. Господь уверяет нас через писание, что даже с врагами мы обязаны искать общий язык: «Добро и зло не равно одно другому: тщись делать самое доброе, и тогда тот, у кого была вражда с тобою, будет тебе близким, искренним другом».28
— О, Учитель, я счастлив, что слышу ваши уста, — не смог я сдержать восторга мудростью старца. – Мир был бы раем, если бы им управляли люди равные вам! Но скажите, люди с экстремистскими взглядами в основу своей разрушительной деятельности взяли идею джихада,29 строго ли следуют они этой идее?
— Они ей никак не следуют. Поклонение Аллаху, которое называется ибада, включает в себя ихсан, иман, амал и джихад – это осознание постоянного присутствия в нашей жизни Бога, вера, действие и борьба с соблазнами мира. Так вот, джихад – это ежедневная борьба мусульманина за свою духовную чистоту, а также борьба с напавшим на него вооруженным противником.
Во время войны мусульманину запрещено совершать зло детям, старикам, женщинам, больным, и тем более их убивать. Запрещено наносить урон природе, ломать деревья, уничтожать результаты человеческого труда – посевы, пастбища, водные источника, сады и другое. Как видите, современные террористы, проповедующие террор, ничего этого не соблюдают. От их рук погибают не столько военнослужащие, сколько тысячи неповинных обычных людей – детей, женщин и стариков. А когда видишь, что люди, зверски уничтожающие других, принимают наркотики, курят, издеваются над жертвами, крадут в надежде на выкуп людей, грабят, чтобы сытно жить, своих единоверцев, то кроме как кощунством над идеей джихада все это не назовешь. Как мною уже было сказано, джихад – это в первую очередь борьба за внутреннюю чистоту и духовность. Но пусть они знают, что «к вые каждого человека Мы привязали птицу (судьбу) его: в день воскресения Мы представим ему запись, которую встретит он раскрытою».30 Есть известный хадис Бухари,31 в котором слова Пророка, да пребудет с Ним мир, передаются из века в век следующим образом: «Отпускайте грехи ближнему своему и будьте стойки перед недоброжелателем своим; поступайте справедливо с теми, кто был нечестен и неправеден с вами; помогайте даже тому, кто не помог вам, когда пребывали вы в крайней нужде, и поддерживайте дружеские отношения с тем, кто не ответил на вашу дружбу». Это и есть ислам.
Я с радостью в душе слушал великого Абу-Сары. И когда на рассвете он поднялся со своего места, тепло попрощался с нами и, взяв свой посох и суму, пошел на юг по темной степи, мне хотелось вскочить со своего места и бежать вслед за мудрым старцем Абу-Сары, чтобы никогда с ним не расставаться. Но на меня была возложена другая задача, и новые великие праведники где-то в степи с разных направлений шли к Алуану, чтобы встретиться со мной по просьбе Ругвениона.

XVIII

Днем наступивших суток мы отдохнули после проведенной в степи ночи, а после обеда я, Миша и Ербол на автомобиле Утегена прокатились в близлежащее село за продуктами. Вечером Ербол обучал меня езде на лошади, в чем я не очень преуспел. Я ездил только шагом, и как только лошадь начинала бежать, паниковал и чуть не валился с нее, теряя равновесие. С завистью смотрел, как лихо скакали вдоль озера Ербол с Мишей на резвых гнедых скакунах, обгоняя друг друга. «Ничего, — говорил мне с улыбкой Утеген, — к концу вашего визита к нам будете гарцевать не хуже этих мальчишек». И указывал рукой на сына и его дружка. В этом, конечно, я очень сомневался.
С закатом солнца я и мои юные товарищи во главе с Ругвенионом вновь пришли на возвышенность у поросшего седой травой старого кладбища. Снова наш великий старец словом и дуновением разжег огонь, который был маяком в звездной ночи для носителей мировой духовности и искателей истины. Я, Миша и Ербол заворожено смотрели в этот чудо-огонь Алуана и с трепетом в сердце ждали нового вестника мирового эзотерического круга,1 куда нет доступа обычным людям и о котором они, эти люди, чаще всего даже и не подозревают.
И – вот оно. Ругвенион поднялся и радостно-торжественно сказал в сторону юго-востока:
— Я приветствую тебя, славный преемник Конфуция Цзылу!
Мы вскочили со своих мест и, увидев идущего к костру человека, низко поклонились ему вслед за Ругвенионом. К Ругвениону подошел человек в серой одежде старинного китайского покроя, с темно-коричневым лицом, с зачесанными назад блестящими черными волосами, взятыми на затылке в пучок, с посохом в руках и с обычным атрибутом странника – сумой на плечах. Он, положив руку на область сердца, склонился перед хранителем Алуана и произнес:
— Приветствую тебя, мудрый Ругвенион, приветствую твоих молодых спутников. Счастлив снова оказаться среди полыни и ковылей Алуана. Как сказал мой великий Учитель: «Прекрасно там, где человечность. Как может умный человек, имея выбор, в ее краях не поселиться?»2
— Благодарю тебя, Цзылу. Алуан живет, освящаясь стопами таких великих праведников, как ты! Присаживайся, мой друг, у нашего огня, – пригласил Ругвенион конфуцианца опуститься за ним на траву. Я, Михаил и Ербол присели вслед за старшими с другой стороны костра.
— Мудрый Цзылу, — сказал Ругвенион, усевшись у пламени, по восточному скрестив ноги. – Я привел того, кто готов к этой работе. Он будет счастлив получить от тебя знания и советы.
Цзылу взглянул на меня узкими проницательными глазами, и хотя лицо никак не изменилось, я почувствовал как бы внутри этого лица приветливую улыбку и душевное тепло. Мне стало легко, как и при разговоре с Абу-Сары. Ругвенион дал мне знать, что я располагаю временем до первых признаков рассвета. Но я не знал с чего мне начать беседу, и Цзылу начал сам:
— Павел, вы взялись за трудную работу. Но ничто значительное не делается легко. Вам потребуется напрячь свои духовные и интеллектуальные силы. Но оно стоит того. Мой Учитель через тысячелетия дает совет вам: «Не рассчитывай на скорые успехи и не соблазняйся малой выгодой. Поспешишь – и не добьешься цели, соблазнишься малым – и не сделаешь великого».3
— Но способен ли я к этому великому? – вырвалась из меня боязнь переоценить свои силы.
— Есть в Песнях строки:
К горам высоким рвемся мы,
Стремимся к светлому пути.
Хоть и не можем добрести,
Но увлекает нас порыв души.4
Для благородного мужа служба – это выполнение своего долга, даже когда уже известно, что путь не может быть осуществлен.5
— Мудрый Цзылу, вы говорите словами великого Конфуция. Когда я читаю об этом величайшем мыслителе, имя которого священно не только для каждого китайца, но и для каждого по-настоящему просвещенного человека, то дух захватывает от соединения высочайшей духовности и простоты жизни в судьбе этого действительно человечища. Ведь это словно о нем сказано в книге «Чжун-Ю»6: «Мудрый не раздает наград для привлечения к себе, а люди сами прилепляются к добродетели его. Он не показывает гнева, и люди более начинают стремиться к истине, чем если бы их подгоняли к ней плетями».7 Но у меня нет таких великих сил, как у него, чтобы люди, услышав мое слово, стали также стремиться к истине.
— То, что у вас нет таких сил, еще не говорит, что у вас нет великого сердца и стремления к свершению великого дела. А это уже не мало. Вы должны оставить в стороне мелкие тропки и выйти на большую дорогу духовного творчества. Цзыся8 сказал: «Непременными достоинствами обладает даже малый путь, но на нем, боюсь, застрянешь, устремясь к далекой цели, поэтому благородный муж не тратит на него своих усилий».9
— Я не собирался отступать от того пути, который избрал, и сейчас, о мудрый Цзылу, вы укрепили меня словом великого Учителя, — сказал я. – Благодаря его учению, видимо, народ Китая в течение всей своей истории был достаточно веротерпимым и не агрессивным к инородцам. Сейчас, когда в мире религиозные экстремисты хотят убийством тысяч неповинных ни в чем людей решить свои проблемы, а людей, на почве религии ненавидящих друг друга, многие миллионы, приходится искать в учениях, на которые они и опираются, те истинные их стороны любви и терпимости, которые и составляют основу каждого великого учения. Ведь и конфуцианство зиждется на этих китах?!
— Совершенно верно. «Любовь – это то, чем живет Небо, его закон»,10 – так сказано в «Чжун-Ю». И тут учение Конфуция едино с подлинными исламом, христианством и буддизмом. «Любовь это начало и конец всего, без любви ничто не могло бы существовать. Вследствие этого высший (духовный) человек смотрит на достижение любви как на самое лучшее в мире».11 Потому что благодаря любви можно добиться всего и изменить мир можно только любовью. Без любви, только силой нельзя победить никаких экстремистов и террористов, потому что свою волю к неправедной и жестокой борьбе они тоже черпают из священных писаний. Поэтому наш Учитель говорит о Любви, как о силе, соравной которой нет ни на Небе, ни на Земле. «Будучи таковой по своей природе, — говорится в «Чжун-Ю», — она делается явной без обнаружения ее; она производит перемены без всякого движения; она достигает своих целей без всякого усилия».12
— Можно ли сказать лучше! – восторженно откликнулся и старец Ругвенион.
— И, конечно же, любовь не может быть выборочной: одноверцев и соплеменников люблю, а так называемых неверных и иностранцев нет, не так ли? – сказал я.
— Последователями Конфуция особенно подчеркивается это, — согласно кивнул Цзылу, — среди замечательных изречений «Чжун-Ю» мы находим следующее: «Провожать иностранцев, когда они уходят, идти навстречу для того, чтобы хорошо их принять, хвалить тех, кто обладает какими-нибудь качествами между ними, и иметь снисхождение к тем, кто их не имеет, — вот то, как следует хорошо принимать иностранцев».13 Но и те люди, которые хотят утвердиться в чужеземье, должны проявлять не спесь и надменность, особенно это касается представителей так называемых развитых стран, которые часто проявляют высокомерность в землях с низким экономическим уровнем развития, а должны проявлять истинную человечность, добродушие и культуру. «Если твои речи честны и правдивы, а поступки благородны и исполнены почтительности, то проявишь себя даже в  землях варваров»,14 – изрек наш мудрый Учитель.
— Помнится и еще одно его изречение, — пришли мне на память строки «Лунь Юйя»: — «Жизнь и смерть зависят от Небесного веления, родовитость и  богатство посылаются с Небес. Если благородный муж почтителен без упущений, вежливо обходится с людьми по ритуалу, то в пределах четырех морей каждый будет ему братом».15
— Павел, — улыбнулся Цзылу, — вы меня радуете своей осведомленностью некоторых сторон конфуцианства. Мне думается, вы готовы к работе. Но помните, что о таких, как вы, заметил учитель Цзэн:16 «Ученый человек не может не быть твердым и решительным, ибо его ноша тяжела и путь его далек. Ношей ему служит человечность – это ли не тяжесть?! Завершает путь, лишь умирая, — это ли не даль?!»17
— Мудрый Цзылу, но меня смущает то, что при всем желании объединить людей всех наций и вероисповеданий глубокой и сильной идеей, чтобы стало меньше вражды и горя, это не удается. Ведь есть люди, которые не читают книг, не слушают никого, кроме одного авторитета, чье мнение нередко воинственно и агрессивно, из-за своей умственной и психической узости не признают и не хотят знать ничего, кроме того, что им вдолбили с детства или в молодости в специальных ортодоксальных школах.
— Ну что же, таковы реалии нашего мира. Невозможно, чтобы одного, даже самого великого человека любили и почитали все. Вот как об этом сказано в «Лунь Юйе»:
«Цзыгун18 спросил:
— Что если кого-то любят все односельчане?
Учитель ответил:
— Это плохо.
— Что если кого-то ненавидят все односельчане?
— Это тоже плохо. Будет лучше, если его полюбят лишь хорошие односельчане и невозлюбят плохие, — ответил Учитель».19
И еще есть такая короткая история, — продолжал Цзылу:
«Однажды ученик Цзай Юй20 заснул средь бела дня.
Учитель сказал:
— Не вырезать узора на гнилом суку, стену из навоза не отштукатурить. За что же упрекать мне Юя?»21
Следовательно, Павел, бороться с темной массой людей бессмысленно. Каждого малого человека невозможно превратить в благородного, достойного мужа. Мы должны воспитывать, что называется, верхушку общества, которая управляет этими людьми, в том числе и духовные руководства религиозных общин. Вот куда мы должны направить свои силы. Экстремизм, религиозный фанатизм не будут иметь опоры в обществе, если прихожанами храмов и гражданами государств руководят честные, просвещенные, благородные люди. Что это так подтверждают и знаменитые афоризмы Учителя:
«Если возвышать прямых и ставить над кривыми, то и кривые станут прямы».22
«Если поставить честных над бесчестными, то можно всех бесчестных сделать честными».23
Когда князь Шэ24 спросил, что значит управление государством.
Учитель ответил:
— Это когда радуются те, что близко, и приходят те, что далеко.25
— Благодарю, мудрый Цзылу, за ваши великолепные ответы на мои вопросы, — довольный услышанным, сказал я собеседнику, — они укрепляют меня на выбранной стезе и дают мне правильные направления и мощные силы. Про мудрость несравненного Конфуция можно сказать его же словами:
«Так тверда, что точишь – и не поддается.
Так чиста, что пачкаешь – и не грязнится».26
— И еще он говорил, — чуть с усмешкой произнес Цзылу:
«Бывает, появляются ростки, но не цветут;
Бывает, что цветут, но не дают плодов».27
Я понял его и сказал, рассмеявшись:
— Надеюсь, что как пчела опыляет цветок, так и вы своею мудростью опылили соцветие моих еще незрелых мыслей, и они дадут достойный плод.
Цзылу, Ругвенион и молодые люди тоже рассмеялись на мой ответ конфуцианцу, по достоинству оценив его.
— Но, мои друзья, мне нужно уходить, — поднялся со своего места Цзылу, лицо его стало серьезным. Мы также встали, чтобы попрощаться с подвижником древнего учения Конфуция.
— Что скажешь на прощание, мой брат Цзылу? — вопросил старец Ругвенион.
Цзылу повернул голову к нам, молодым, и сказал:
— «Путь истины – рядом, а ищут его – далеко. Служение – просто, а ищут его – в сложном».28 Это слова мыслителя нашей школы Мэн-цзы.29 И наш Учитель однажды заметил: «Как полно и совершенно могут духовные существа проявлять заложенные в них силы!» Мы ищем эти силы и не видим, прислушиваемся к ним и не слышим, а между тем высшая духовная сущность проникает во все существующее и ничто без нее не может существовать».30 Так сказано в великой книге «Чжун-Ю».
Не печалься, что тебя никто не знает,
А печалься о своем несовершенстве.31
Мы с благодарностью поклонились мудрому Цзылу. У меня сжималось сердце, что и этот человек сейчас навсегда уйдет из моей жизни. Но меня ждали новые встречи. Великий конфуцианец Цзылу сделал несколько шагов на юго-восток и словно растворился в сиреневой предутренней мгле.

XIX

Утром из соседствующего с Алуаном аула приехала девушка Ербола Баян. Приехала, по ее словам, на недельку. Все ей были рады и, судя по отношению к ней Балзипы и Утегена, Баян была будущей невесткой в этом доме, любимой и со всех сторон оберегаемой. Причина этому лежала на поверхности: в семье Утегена не было девочек, а родителям Ербола очень хотелось на своей отдаленной зимовке слышать не только голоса мальчишек и гонять их за шумные шалости, но и радоваться звонкому девичьему смеху, ласкать и беречь хорошенькую помощницу с косичками и в платьице. Как мне стало известно, Баян училась в городе по одной из сельскохозяйственных специальностей в местном университете, и теперь, с осени, они с Ерболом будут находиться рядом. А на следующий год во время летних каникул родители Баян и Ербола собирались сыграть свадьбу. Несмотря на то, что до этого события был целый год, я уже был приглашен принять в нем участие вместе с супругой.
Баян была приятной на вид, смугленькой и большеглазой девушкой, по современному длинноногой и гибкой, к тому же она обладала превосходным чувством юмора, была ловкой и озорной в той степени, когда это украшает молодую девушку, а не вызывает у окружающих чувство раздражения. Сразу по прибытии в Алуан она принялась помогать по хозяйству Балзипе, остроумно и весело рассказывая аульные новости, играючи задирая Ербола и в шутку подтрунивая над Мишей, которые ей отвечали тем же. Стойбище наполнилось веселым шумом и гамом. Не очень-то боялась Баян и меня, смело задавая мне вопросы о моей педагогической деятельности и с улыбкой и юмором рассказывала о взаимоотношениях своей группы с преподавателями университета. Только старца Ругвениона она стеснялась, всячески выказывая ему почтение, но и тут иногда ее природа брала свое – она или хитро-невинно улыбалась или озорно подмигивала Ерболу, передразнивая, как он церемонно кланяется Ругвениону.
Я и не заметил, как прошел этот день, украшенный феерией степного цветка по имени Баян.
Ну а ночью старец Ругвенион, я, Ербол и Михаил вновь сидели на темном кургане у яркого костра в ожидании следующего великого странника. И он появился, приветствуемый нашими восторженными голосами. Это был выдающийся знаток Веданты, буддийский отшельник Чакраварти Свами в темно-коричневом тингане.
— О, несравненный Чакраварти Свами, — сказал при встрече старец Ругвенион, — ты один из немногих, способный при земной жизни достичь золотой вершины величайшей горы Маха Меру1 и узреть бессмертное дерево баньян,2 листья которого – ведические гимны. Современный мир, терзаемый противоречиями, населенный агрессивными по отношению друг к другу существами нуждается в целительной помощи таких знатоков мировой мудрости, как ты. Ты знаешь, что твоих слов ждет сейчас один из тех, кто работает над тем, как помочь людям преодолеть духовные и религиозные разногласия, которые, особенно в последние годы, стали бичом человечества. Этот человек среди нас.
— Поэтому я пришел сюда, в степи Алуана, — кивнул Чакраварти Свами, — твой призыв, мудрый Ругвенион, слышат высокодуховные существа и в горах, и в лесах, и в степях, и в пустынях, и всегда рады помочь твоему делу, которое всегда являлось и является делом всех.
Я напряженно слушал старцев, стараясь сберечь в памяти все, сказанное ими.
— Павел, — вдруг обратился ко мне буддийский праведник, — чтобы совершить задуманное вами, нужно быть очень просвещенным человеком, обладать определенным уровнем знания по всем религиозным направлениям, которые охватываете вы своей будущей книгой, иначе ваш труд будет неубедительным, ничего никому не докажет и ляжет пылиться на дальних, забытых читателями, полках библиотек.
— Я понимаю это и в меру моих сил пытался соответствовать уровню задуманной мною работы, — сказал я.
— Знаете ли вы основу буддизма – арьяштангамаргу? – строго спросил Чакраварти Свами.
— Без знания Восьмеричного пути я бы как автор ничего из себя не представлял! – воскликнул я. – Вот ее ступени: праведное воззрение – понимание духовных истин, праведные устремления – стойкость на пути следования к духовным истинам, праведные речи – запрет на ложь и клевету, праведное поведение – запрет вредить всем живым существам, праведный образ жизни – справедливость и человечность в обычной жизни, праведное усердие – борьба и преодоление всего дурного в себе, праведная память – постоянное осознание, что мир, в котором ты находишься – майя3 – иллюзия, и последняя ступень – праведное самоуглубление – духовное совершенствование путем отказа от всего обыденного, достижение внутреннего равновесия и полного бесстрастия, когда ни радости, ни горести окружающего мира никак не могут поколебать тебя.
Чакраварти Свами улыбнулся, удовлетворенный услышанным, но, вздохнув, сказал:
— Господь однажды сказал царю Арджуне:4 «Из многих тысяч людей может быть один стремится к совершенству, а из достигших совершенства едва ли один воистину познал Меня».5
— Я понимаю вас, Учитель, — тихо произнес я, склонив голову.
— Но не печальтесь, мой дорогой Павел, — голос Чакраварти Свами явно смягчился, — вы на правильном пути. Есть в бессмертной «Бхагават-Гите» строки: «Невежественные люди исполняют свои обязанности ради плодов их, мудрые же делают это ради того, чтобы вывести людей на правильный путь».6 Я благословляю вас на выполнение вашей благородной работы и готов ответить на ваши вопросы.
Я обрадовался, лицо мое посветлело: наконец-то этот суровый аскет заговорил со мной как Абу-Сары и Цзылу, располагая к себе.
— Великий кави (это те, которые способны на глубокие размышления на любую тему), вы – знаток несравненной «Махабхараты». При мысли, что вы в полной мере познали самую обширную в мировой литературе книгу, мне кажется, что ваши знания безграничны и нереальны для человека. Ведь «Махабхарата» – это океан мудрости, 200000 строк говорят сами за себя! Которые, к тому же, являются и вершиной литературного мастерства. Авторы этой книги достигли в искусстве владения словом абсолютного совершенства. Любой смертный должен склонить голову перед человеком такого знания, которое делает вас соравным жителям высших миров.
— Павел, я понимаю, что это – не лесть, — отозвался Чакраварти Свами, — а искреннее признание таких заслуг, которые недосягаемы, как гора Меру, обычным людям. Но все же, давайте перейдем к делу, ибо коротки летние ночи.
— О, мудрый Учитель, — заговорил я о наболевшем, — мир полон религиозной и межэтнической ненависти. Особенно опасны для цивилизации те, кто сделал делом своей жизни – борьбу с инаковерующими, зверства сопровождают их сомнительный путь. Они способны ради идеи личного счастья уничтожить весь мир.
— Это так, — вздохнул буддийский мудрец, — это результат невежества, а невежество, как сказал наш Учитель Гаутама Будда, — есть тягчайшее преступление. «Подобно тому, как лодку уносит сильным ветром, так и одно-единственное чувство, завладевающее человеком, способно унести прочь его разум».7 Вот что происходит с религиозными фанатиками, кем овладели одно чувство и одна страсть. Но, что сделаешь, «Господь дает возможность живому существу совершать праведные поступки, дабы оно могло возвыситься; Господь дает ему возможность грешить и отправиться в ад».8 Так сказано в «Каушитаки Упанишад».
— Великий Чакраварти Свами, я знаю, что буддизм – одна из самых веротерпимых религий. Еще почти две тысячи лет назад царь Индии Ашока сказал: «Не унижение других верований, не беспричинное обесценивание других, но надлежит воздание почитания всем верованиям за все, что в них достойно почитания». Настоящего буддиста легко узнать: в нем нет ни грамма фанатизма и безумия сектантства, и он обладает знаниями, которые во многой степени превосходят знания тех, кто опирается на отдельные лишь положения религиозных учений и по ним судит мир.
— Верно. Религиозные течения Индии основываются на вселенском чувстве любви. Богу дороги все сотворенные им существа, Он дает свободу человеку в выборе пути к Себе. В «Бхагават-Гите» сказано: «Человечество приходит ко Мне разными Путями, но каким бы Путем человек не приближался ко Мне, на этом Пути Я приветствую его, ибо все Пути принадлежат Мне».9 Здесь нет простора для многозначных оценок: есть много Путей, и все они ведут к Создателю. причем в священных текстах мы находим большой ряд указаний Всевышнего частностями подтверждающих этот главный тезис: «Кто работает для Меня, кто делает Меня высшей целью своей жизни, и кто дружелюбно относится к каждому живому существу – тот обязательно приходит ко Мне».10 Или «Если ты не можешь соблюдать регулирующие принципы бхакти-йоги,11 то хотя бы постарайся трудиться для Меня, потому что, работая для Меня, ты достигнешь совершенства».12 Следовательно, как сказал риши13 Бхактиведанта Свами Прабхупада:14 «Кто непосредственно не поклоняется Всевышнему Господу Кришне, но стремится достичь той же цели косвенным путем, в конце концов также достигает этой цели – Шри Кришны».
— Как выразился о религиозных течениях один тибетский лама, однажды посетивший Алуан: «Поверх всех разделений существует великое единение, доступное лишь немногим», — сказал свое слово и старец Ругвенион.
— «Различны светочи, но един свет. Одна лампада зажигается о другую» – так говорят буддисты, — завершил эту мысль Чакраварти Свами.
— Как сказал тибетский лама: поверх всех разделений существует великое единение, — привел я слова Ругвениона. – И здесь, в Алуане, мы наблюдаем это, встречая и провожая адептов разных учений, которые питают друг к другу братскую любовь и всегда находят те строки писаний, которые объединяют, а не разъединяют их. Ну а что же делать с низшим миром, где нет такого согласия и взаимной любви?
— Ведическое предписание гласит, — сказал Чакраварти Свами, — «Ма химсьят сарвабхутани» – никогда ни к кому не применяй насилия. Все религии так или иначе говорят об этом. Это – основа жизни. Достаточно всем верующим всех конфессий соблюдать этот пункт, чтобы смерть и страдания, вызванные агрессией людей друг к другу, оставили нашу планету. В древних законах Ману15 еще в незапамятные времена уже было сказано: «Непричинение вреда, правдивость, неприсвоение чужого, чистоту и обуздание органов — основную дхарму16 для четырех варн17 объявил Ману».18
— Но почему Господу не исправить мир так, чтобы не только поверх, но и внизу было великое единение? —  задал я, как понял, наивный вопрос.
Чакраварти Свами улыбнулся на это и сказал:
— Великий преданный Кришны Свами Прабхупада ясно выражается по этому поводу: «В каждом Своем воплощении Господь говорит о религии лишь столько, сколько может быть понято определенными людьми при определенных обстоятельствах. Но цель всегда одна – привести людей к осознанию Бога и выполнению религиозных принципов».
— Конфуцианец Цзылу сказал, что общество можно перевоспитать, если, образно говоря, прямых поставить над кривыми, — вспомнил я предыдущую встречу, — считаете ли вы, мудрый Учитель, что только великие люди способны увести общество от пропасти, в которую оно идет, подталкиваемое рьяными, как они сами себя называют, борцами за чистоту веры.
— Цзылу прав. Дело в том, что сама толпа безлика. Если ею не руководят мудрые пастыри, то она становится стадом неуправляемых животных. Поэтому крайне важно нам вести в миру такую деятельность, благодаря которой к руководству конфессиями и государствами пришли бы мудрецы. Вот бессмертные строки «Бхагават-Гиты»: «Что бы ни делал великий человек, обыкновенные люди идут за ним. И какие бы нормы он ни устанавливал на примере своих действий, весь мир следует им».19 Мы не можем сомневаться в истине, которую дает нам такое авторитетное писание. На примере истории многих стран мы видим, что все происходит именно так.
— Однажды я вычитал в статье Николая Рериха20 «Риши» замечательные слова Шри Васвани,21 касающиеся вами сказанного, — заметил я, — не могу их не привести: «Благословен народ, вожди которого следуют за мыслителями, мудрецами, провидцами. Благословен народ, получающий вдохновение от своих Риши. Риши преклоняются перед Истиной, не перед обычаем, условностями или признанием толпы. Риши суть великие повстанцы человечества. Они великие несоглашатели истории. Не косность, но истина их завет. Нам нужны сейчас эти восставшие духом во всех областях жизни – в религии, в государстве, в образовании, в общественной жизни».
— Павел, — сказал на это Чакраварти Свами, — Господь дал вам видящие глаза и слышащие уши. Принимайтесь за свою работу.
— Но вдруг мне не удастся воплотить задуманное?
— В законах Ману ясно сказано: «Лучше своя дхарма плохо исполненная, чем хорошо исполненная чужая, так как живущий исполнением чужой дхармы немедленно становится изгоем»,22 – ответил мне Чакраварти Свами и поднялся, — а теперь мне нужно идти.
Мы поднялись следом за буддийским аскетом. Мне так и хотелось протянуть к нему руки и как ребенку сказать: «Дорогой Учитель, возьмите меня с собой, я хочу побывать на золотой вершине Маха-Меру, я хочу увидеть Шамбалу!» И мне стало очень грустно.
Чакраварти Свами заметил это, улыбнулся и на прощание сказал:
— Выполните свою дхарму, Павел. И «знайте, что все изумительные, прекрасные и славные создания возникают лишь из искры Моего великолепия»,23 – так сказал Господь.
И мудрец, неслышно ступая босыми ногами, исчез в еще темной предутренней степи.

XX

Этим днем нам поспать совсем не удалось. Вчера на закате со стадом коров не вернулось два молодых бычка, и мы почти целый день провели в поисках этих двух заблудших телячьих душ. Даже я, освоивши наконец-то езду на послушной лошадке, которую здесь доверили мне, или меня доверили ей, рысцой объезжал алуанские лога и овраги в поисках беглецов. Бычков нашел Утеген: они забрели в дальние ракитники в северной части Алуана и преспокойно бродили по полянам меж кустарников, кормясь в сочном разнотравье. Звонко постегивая камчой животных, чтобы им в другой раз неповадно было отбиваться от стада, Утеген пригнал их к ужину к скотному загону. Все мужчины за этот день устали, но были довольны благополучным окончанием поисков, так как боялись, что телята попали в зубы волков.
Ночью у костра мы встречали необычного человека в войлочной шапке и плаще из разноцветных лоскутьев. С восторгом я узнал, что это настоящий суфий – дервиш Аль-Каир! Мне было известно, что существует четыре основных течения в суфизме: Кадири, Сухраварди, Накшбанди и Чишти.1 Но никогда я и предположить не мог, что мне удастся вживую увидеться с представителем одного из этих орденов, да не простым дервишем, а одним из выдающихся суфиев современности, как сказал об Аль-Каире старец Ругвенион.
Когда Аль-Каир ответил на наше приветствие и сел у огня напротив меня в своем странном наряде, мне показалось, что это какой-то маскарад, или это во сне, но никак не в действительности. Я несколько обалдело смотрел на смуглое лицо дервиша, который также пытливо и спокойно рассматривал меня черными, блестящими глазами. Аль-Каир с виду был достаточно молод, но что-то подсказывало мне, что этот дервиш в ладах с природой, и она давно перестала отсчитывать ему годы.
— Мудрый Аль-Каир, — обратился к нему старец Ругвенион, — я пригласил тебя на встречу с человеком, дело которого близко твоему великому Учителю Ас-Сухраварди. В его учении еще в начале прошлого тысячелетия соединились западная и восточная мудрость. Трижды Величайший Тот Гермес Трисмегист, давший начало этим двум мировым ветвям мудрости, являлся его духовным прародителем. Именно суфийский мистик Ас-Сухраварди был убежден в такой непреложной истине, как вечное присутствие в этом мире высшей мудрости, единой для всех религий и народов. И только посвященные являются носителями ее, которая открывается им посредством мистической интуиции и Божественного откровения. Ты, Аль-Каир – представитель суфийской мистической школы Сухраварди, наиболее весомо можешь помочь уже известному тебе делу – подавлению религиозной розни в человеческом обществе. Но, чтобы суфийская мысль была представлена полней, прошу тебя вести беседу как вообще суфий, а не суфий отдельной школы.
Аль-Каир выслушал Ругвениона и несколько отрешенно, как бы самому себе, философски сказал:
— «Пред Богом и Восток и Запад: куда бы не обратились вы, везде лице Божие; потому что Бог всеобъемлющий, знающий».2 Эти строки Корана знает каждый мусульманин, а умный мусульманин еще и понимает их глубокое значение.
— Что вы имеете ввиду, мудрый Аль-Каир? – наконец я справился с волнением и задал свой первый вопрос.
— Религиозная рознь, борьба из-за слов и букв в писаниях, мракобесие фанатиков – все это не имеет ничего общего с настоящей религией, которая есть Свет и Любовь, — сказал Аль-Каир, — выдающийся суфий Руми3 однажды произнес: «Солнце освещает тысячу дворов, но уберите стены, и вы увидите, что Свет един». Вот истина, которую вы, Павел, должны нести своей книгой в мир.
— Это – чудо-изречение! – воскликнул я.
— Подлинный ислам никогда не ведет себя агрессивно по отношению к другим верованиям, а с уважением относится к их представителям. Иначе в Коране не было бы такого яркого изречения: «В то, что было дано Моисею и Иисусу, что было дано пророкам от Господа их; не делаем различия между всеми ими, и Ему покорны мы».4 Теперь расскажу одну суфийскую историю, которая подтверждает сказанное.
Я с наслаждением приготовился внимать, ощущая себя счастливым при мысли, что не во сне, а в реальности услышу знаменитые истории дервишей.
— Как-то из Тебриза в Конью приехал один купец, который слыл очень богатым человеком. В жизни у него пошла трудная полоса, и он хотел найти таких умных людей, которые помогли бы ему решить его проблемы. Никто не мог ему помочь, пока он не прослышал о Джалал-ад-дине Руми. Купец пришел к мудрецу, в сильном волнении вошел в зал, где принимал Мауляна, и вручил ему пятьдесят золотых монет.
— Я принимаю твои пятьдесят золотых, — произнес Руми. – Но тобою потеряно двести золотых, и поэтому ты пришел ко мне. Бог наказал тебя, но Он учит тебя. У тебя все будет в порядке.
Купец изумился проницательностью мудреца.
Руми говорил дальше:
— Ты испытал много невзгод из-за того, что когда-то далеко на Западе, в христианской стране ты шел мимо христианского дервиша, который лежал на улице, и плюнул на него. Так вот, ты должен найти этого дервиша, попросить у него прощения и передать ему от нас привет.
Купец совершенно растерялся, увидев, что Руми видит все, что делается в его душе.
— Сейчас ты увидишь этого дервиша, — окончательно ошеломил купца Руми. Он прикоснулся к стене комнаты, и перед глазами пораженного купца открылась рыночная площадь европейского города, на которой лежал тот самый святой.
Купец ушел от мудреца в великом потрясении. Он тут же поехал на Запад и нашел лежащего на площади христианского дервиша. Когда купец подошел к нему, дервиш сказал:
— Наш мастер Джалал-ад-дин связался со мной.
Купец посмотрел туда, куда указывал палец христианина и увидел воочию Руми, который ясным голосом пропел:
— И для рубина, и для простой гальки – для всего есть место на Его холме.
После этого купец навсегда остался в дервишской общине Руми.5
«Вот оно, — с волнением подумал я, — как говорил Чакраварти Свами: поверх разделения существует великое единение!» И уже вслух я восхищенно повторил строки суфийской истории:
— Как это верно сказано! И для рубина, и для простой гальки – для всего есть место на Его холме!
— И те люди, которые считают вопреки Господу, что это не так, и что, якобы, только они Им избранные, глубоко, а иногда преступно – как в случае с экстремизмом — заблуждаются, — сказал Аль-Каир. – Господь любит всех сотворенных Им существ. И каждый может рассчитывать на Его благосклонность. Тарика, то есть путь суфия – есть любовь, и только потом познание и религиозное усердие.
— Буддист Чакраварти Свами говорил об индийском царе Ашоке, — вспомнил я, — как о примере правителя страны, под руководством которого мирно сосуществовали представители различных вероисповеданий, не зная распрей, в любви и добрососедстве.
— Более чем через тысячу лет Индия дала еще одного замечательного мудреца на троне – правителя Могольской империи Акбара, — откликнулся на это Аль-Каир. — Акбар основал теософскую религиозно-философскую систему, которая синтезировала основы ведущих мировых религий: ислама, индуизма, буддизма и христианства. Счастливы народы, во главе которых стоят такие правители как Ашока и Акбар. Их взгляд на жизнь точно охарактеризовал в своем высказывании Аль-Ансари:6 «Знай, что любовь к Богу – в непритеснении  других. Знай, что счастье этой жизни – и жизни будущей – в общении с мудрыми».
— Казалось бы, история цивилизации уже давно должна бы научить, как следует и как не следует жить на этой планете, чтобы мирно сосуществовать, служить Господу, наслаждаться жизнью без войн, насилия и разрушений. Но люди не извлекают положительного опыта из других уроков, раз за разом устраивая на Земле кровавые бойни по тем же поводам. Что же это за слепость и не умение учиться? Или же это врожденное безумие человека? – задал я суфию вопрос.
— Коран говорит: «Грех на вас не в ошибке, какую сделаете вы, но в умысле, какой скрывают в себе сердца ваши».7 Многие люди имеют корысть в своем сердце и совершают неправедные дела четко зная, что они делают, а не в результате невинного недопонимания. Их ум испорчен вожделением и жаждой наживы, в каждом они видят не для любви сотворенное Богом существо, а себе подобного – соперника, способного творить зло ради своего недолговечного материального процветания. Хаким Санаи,8 мудрец из Газны, однажды сказал: «В кривом зеркале твоего ума ангел может показаться тебе дьяволом». То есть, человек приземленный в силу своей малой духовности не может распознать в просветленных истинных учителей человечества.
— А как распознать, мудрый Аль-Каир, людей подлинной веры и тех, кто только рядится в рясу верующего?
— Есть замечательное изречение суфийского мыслителя Накшбанди: «Признак очищения глубин сердца раба Божьего от всего, кроме Бога, в том, что он может истолковать ошибки верующих как добрые дела».
— Следовательно, так как религиозные ортодоксы и экстремисты замечают ошибки людей верующих не так, как они, и ненавидят их за это, то они и не являются истинными верующими, ибо не видят они доброго в делах инакомыслящих, — вывел я из афоризма Накшбанди.
— Вы, Павел, выразились громоздко, но достаточно верно, — согласился Аль-Каир. – К сожалению, народами и странами часто руководят или тираны-фанатики одной узкой идеи или беспринципные, тщеславные материалисты, для которых вечные ценности – пустой звук.
— Учитель, я жажду еще услышать от вас какую-нибудь поучительную суфийскую историю, — осмелился я высказать свое пожелание.
— Ну что же, — не заставил себя уговаривать дервиш Аль-Каир, — вот история к только что сказанному мною:
Правитель Багдада9 – халиф Гарун аль-Рашид поехал в Мекку, чтобы встретиться со знаменитым суфием того времени Фудайлом.10
Когда они встретились, Фудайл воскликнул:
— О, повелитель правоверных! Я боюсь, что твой счастливый лик может оказаться в аду!
Гарун аль-Рашид спросил Фудайла:
— Знаешь ли ты человека, который достиг бы большего отречения, чем ты?
— Да, — без раздумий ответил мудрец.
— И кто же он?! – в нетерпении вопросил халиф Багдада.
— Ты, — ответил Фудайл, — твое отречение больше моего. Я могу отречься от обычного мира, а ты отрекаешься от более великого – от вечных ценностей.
И Фудайл объяснил халифу, что власть над самим собой намного лучше тысячелетней власти над другими.
— Мудрый Аль-Каир, такие люди, как Фудайл, Накшбанди и Руми – гордость не только своего времени, — сказал я, — но всех живущих в последующие эпохи. Их священный путь является примером жизни для каждого умного человека. А есть ли среди нынешних ученых людей такие, по которым можно выверять свой шаг, совершенствуя духовный ритм своего сердца?
— Их по сути никогда не было много. И сейчас также. Как сказал Накшбанди: «Люди, которых называют учеными, лишь подменяют ученых. Настоящих ученых мало, а подделывающихся под них великое множество. Как результат, именно их стали называть учеными. В странах, где нет лошадей, лошадьми называют ослов».
— Конечно, — согласился я, — ведь нынешние, так называемые, мыслители хотят мыслить только за деньги, а мыслители прошлого часто отказывались от земных благ и жили уединенно в горных пещерах и лесных лачугах.
— Это не обязательно может быть так, — сказал суфий, — и богатый человек иной раз может иметь великую душу. Как-то Али11 заметил: «Аскетизм не в том, чтобы вам ничем не владеть, но в том, чтобы ничто не владело вами».
— Но не все могут быть аскетами.12 Можно и в обычной жизни вести примерную, праведную жизнь.
— Да. Ведь абсолютное большинство верующих – обычные люди. В хадисе Тирмизи,13 например, сказано: «Честный и неподкупный торговец – в ряду пророков, праведников и мучеников». Но чтобы быть таким нужно постоянно обращаться к священным писаниям какой веры бы ты не был, так как без этого обычный человек не может в своих помыслах и поступках постоянно оставаться в рамках своего вероучения. В Коране есть такие строки: «Читай что из писания открыто тебе; будь постоянен в совершении молитвы; потому что молитва удерживает от гнусного и противозаконного: воспоминание о Боге есть самое великое благо».14
— Как прекрасно вы все излагаете! – восхитился я речью суфия. – Каждый, с которым я встретился в Алуане, достоин самого большого почитания и уважения!
Аль-Каир снисходительно улыбнулся на мой несколько мальчишеский восторг и чуть иронично заметил:
— Есть хадис Муслима, в коем говорится, что однажды некий человек спросил Посланника Аллаха, да пребудет с Ним мир:
— Кто из людей более всего достоин моего уважения?
Он сказал:
— Твоя мать.
Тот человек снова спросил:
— Кто же следующий?
Пророк ответил:
— Вновь твоя мать.
Тот человек опять спросил:
— Ну, а следующий?
Пророк ответил:
— Снова твоя мать.
Тот человек еще раз спросил:
— Ну, а следующий-то кто?
На это Пророк ответил:
— А вот теперь – твой отец.
Все сидящие у костра восхищенно выслушали этот хадис и рассмеялись на остроумный ответ Аль-Каира по поводу моей восторженной тирады.
— Теперь мне нужно уходить, — поднялся суфийский дервиш Аль-Каир.
Мы тоже встали. Я был расстроен, потому что хотел слушать Аль-Каира десять ночей, а не одну.
Уже готовому  покинуть нас дервишу я задал последний вопрос:
— Учитель, какой совет вы мне еще дадите, чтобы задуманное мною достойно воплотилось?
— Ибрахим аль-Каззаз сформировал суфийский метод: «Демонстрируй неизвестное в терминах того, что называется «известным» в данной аудитории». Этот метод применим и к вашей работе. Но помните: человек получает ответ на свои вопросы в соответствии с его способностью к пониманию и его подготовкой, — ответил мне Аль-Каир, и уже уходя, он обернулся и сказал строками из священного Корана:
— «Он дает мудрость кому хочет, и кому дается мудрость, тому дается великое благо, но об этом думают только умные».15 И, не забудьте, Павел: «Что ни есть сокровенного на небе и на земле, все то есть в ясно определившей книге16 (Коране)».
Это были последние слова нам великого дервиша Аль-Каира.

XXI

В пятую ночь моего пребывания в Алуане на зов Ругвениона пришел еще более чудно одетый, чем дервиш Аль-Каир, странник – даосский монах Шан Фу. В странной желтой шапке, в шубе из перьев, с молитвенной циновкой в одной руке и с посохом в другой, казалось бы, вслед за дервишем Аль-Каиром шел куда-то на карнавал, настолько необычны были их одеяния на взгляд человека из города начала XXI века.
Уже один вид Шан Фу, с лица которого вниз струились реденькие седые бородка и усы, настраивал меня на такой разговор, который в мои знания принесет нечто совершенно новое и оригинальное.
Ругвенион и мы, как и предыдущим странникам, выразили свое великое почтение даосскому мудрецу — последователю учения прославленного мыслителя Лао-Цзы.
— Мой брат, Шан Фу! – воскликнул Ругвенион. – Ты бываешь у меня один раз в десять лет, а этим летом ты ступаешь по земле Алуана уже второй раз!
— Все объяснимо, — усмехнулся Шан Фу, — приветливо взглянув на меня, — «Совершенномудрый человек всегда действует, сообразуясь со временем. Небесное время не настало – не становись незваным гостем. События не развернулись – не начинай их сам».1 Так сказано в древней книге «Гоюй».2
— Значит, время настало?
— Время настало, события развернулись, мы должны помогать тому, кто понял их опасность и пытается духовной работой исправить положение. В знаменитой книге «Люйши Чуньцю» замечено: «Мудрый ничто не ценит так высоко, как время. Ибо когда холод сковывает землю, даже Хау Цзи не сможет ничего посеять, не дождавшись весны. И как бы ни был умен человек, он ничего не добьется, если время его не пришло».3
— Я знаю еще одно высказывание из этой книги, — заметил Ругвенион: — «Мудрец должен следовать за временем, как тень следует за путником, не отставая ни на шаг. Так же и муж, владеющий дао,4 должен скрываться, дожидаясь своего часа».5
— Павел, — обратился уже непосредственно ко мне Шан Фу, — надеюсь, что вам известны основы учения Лао-Цзы и вы понимаете глубокое значение дао?  Без этого у нас не получится продуктивной беседы.
— Да, конечно, иначе я не осмелился бы с вами встретиться, — сказал я, — но, вы понимаете, что совершая свою работу, я должен в определенной степени быть универсалом, то есть освоить все ведущие мировые религиозные учения, но так как мне это не под силу, то мои познания часто страдают отсутствием глубины, за что прошу меня не судить строго по понятным причинам.
Шан Фу кивком головы удовлетворился моей репликой.
— Что касается учения Лао-Цзы, — продолжал я, — которое заключено в «Книге о дао – пути и благой силе дэ», то могу сказать, что я с восторгом отношусь к нему, этому учению. Прочитал не раз «Дао дэ Цзин» и всегда поражался ее великой силе. Наверное, в мировой истории нет подобного примера, когда бы мудрец написал только одну книгу объемом лишь в 5000 слов и немеркнущей славой покрыл бы себя в веках, и его учение, которое старше всех ведущих мировых религий, миллионы людей через тысячелетия пронесли бы до наших дней, сохраняя его во всей первозданной мистической красоте, где столько любви, романтики и чудес! – Я расплылся в счастливой улыбке, словно и сам принадлежал к даосам.
Шан Фу, кажется, был мною доволен.
И я решил завершить свое высказывание словами достойного собеседника Лао-Цзы, легендарного мудреца Гуань Инь-цзы:6
— «Без Дао-Пути нельзя было бы говорить, но то, о чем нельзя сказать, и есть Дао-Путь; без Дао-Пути нельзя было бы мыслить, но то, о чем нельзя помыслить, и есть Дао-Путь».7 Это же чудо как здорово сказано!
Все улыбнулись моим ребячьим эмоциям. А Шан Фу привел еще одно превосходное высказывание Гуань Инь-цзы:
— Один гончар может изготовить мириад кувшинов, но никогда не будет ни одного кувшина, который мог бы изготовить гончара или повредить гончару. Один Дао-Путь может создать мириад существ, но никогда не будет ни одного существа, которое могло бы создать Дао-Путь или повредить Дао-Пути.8
Ругвенион, я и ребята-студенты с наслаждением внимали этим гениальным словам.
— Мудрый Шан Фу, — сказал я, — мне нужны ваши советы: как сделать работу максимально эффективной? Хотя, когда в обществе столько религиозных антагонизмов, может быть, это и невозможно?
— Вы должны знать, — ответил даоский монах, — когда будете делать свою работу, что «даже наивысшая мудрость не сможет исправить низких и глупых. Книги передаются лишь понимающими, дела ценятся только знающими». Так говорил Гэ Хун.9 Значит, нужно рассчитывать на ту часть человечества, которая управляет миром, и в первую очередь – кто управляет невидимо. В книге «Люйши Чуньцю» на этот счет есть высказывание: «Слава сама по себе не приходит, великие дела сами собой не свершаются, государство само по себе не стоит: для этого нужны мудрецы. Если мудрец и появляется, к речам его невнимательны. Речи же, не доходящие до сознания, не откладываются и в памяти. А между тем, нет большего несчастья, чем невнимание к речам мудрецов».10 Вам предстоит трудное дело: заставить мир прислушиваться к словам мудрецов. Тогда на этой планете будет меньше хаоса и противоречий.
— Но как это сделать?! – воскликнул я.
— Иногда нужно мыслить парадоксально, чтобы прийти к необходимому результату. И «Дао дэ Цзин» пример этому. Вслушайтесь в афоризмы этого великого труда, Павел, это поможет вам разнообразней мыслить, искать нестандартные ходы в работе. «Верные слова не изящны, изящные слова не верны. Добрый не красноречив, красноречивый не добр. Мудрый не многознающ, многознающий не мудр.11 Великая прямота похожа на кривизну. Великое мастерство похоже на неумение. Великое красноречие похоже на косноязычие».12 Вот такая она – мудрость великих. Лао-цзы сказал: «Тот, кто хочет подняться над людьми, должен поставить себя ниже их. Тот, кто хочет встать впереди их, должен быть позади. Вот почему мудрец стоит высоко, а людям не в тягость, стоит впереди, люди ему не завидуют. От того и Поднебесная не устает его выдвигать. Он ни с кем не тягается – и потому никто в мире не может с ним соперничать».13
— Это верно, — Ругвенион одобрительно качнул головой, — к решению трудных вопросов нужно подходить творчески и, может быть, обратно общепринятому. В «Истории Чжоу» сказано: «Если хочешь кого одолеть – сперва уступи ему. Если хочешь у кого взять – сперва дай ему».14
— О, мудрый Шан Фу, — сказал я, — так почему же такие люди, как вы и Ругвенион-ага, обладающие невероятной духовной силой и великими знаниями не идут в мир, чтобы помогать с кафедр парламентов и сенатов управлять государствами, воздействовать благотворно на людей с высоких государственных постов?
Ругвенион и Шан Фу снисходительно улыбнулись на этот мой вопрос, и последний сказал:
— Расскажу вам коротенькую историю из жизни мудреца Чжуан-цзы.15 Один влиятельный человек звал Чжуан-цзы к себе на службу. Чжуан-цзы так ответил посланцу:
— Видали вы когда-нибудь жертвенного быка? обряжают его в расшитые, узорчатые ткани, откармливают сеном и бобами. А потом волокут на веревке в храм предков. Он и рад бы тогда снова стать простым теленком – да не тут-то было!16
Я и молодые люди рассмеялись на этот яркий, остроумный ответ на мой вопрос.
А Ругвенион добавил к словам даосского монаха:
— Миссия великих подвижников не в том, чтобы стоять у руля светской власти, а в неприметном, но мощном воздействии на человечество другим образом. Как говорил великий Учитель Лао-цзы: «Совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменение вещей, не осуществляет их сам; создавая, не обладает (создаваемым); приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая (что-либо), не гордится».17
— Совершенно верно, — согласился Шан Фу.
Я обратил внимание, что монах посмотрел на восток, откуда должен был в скором времени пробиться первый утренний свет. Нашему гостю из Китая приближалось время уходить.
— Учитель, — обратился я к даосскому мудрецу, — я счастлив говорить с вами хоть сколько долго, но не в моих силах остановить время. Вижу, что вы готовы оставить нас. Дайте мне напоследок еще один-два важных совета для осуществления моей работы.
— Ну что же, — сказал Шан Фу, — как гласит «Дао дэ Цзин»: «Видеть значительное в малом – называется мудростью».18 В работе будьте внимательны и к, казалось бы, незначительным проявлениям жизни, в них мы можем увидеть зародыши эпохальных событий. И знайте, это главное в даосизме: Путь Неба – приносить пользу и не причинять вреда. Путь совершенномудрого – деяние без борьбы.19
Я, уже стоя, благодарно смотрел на готовящегося покинуть нас Шан Фу, который, чуть подумав, сказал на прощание:
— И запомните: «Истинное не обладает славой, обладающее славой не обладает истиной».20 Так говорил древний мыслитель Ян Чжу.21
И странный силуэт Шан Фу в необычной одежде исчез в предутренней густо-синей дымке.

XXII

Днем из райцентра приехал бортовой грузовик с досками, брусами, жердями и другим строительным материалом, который мы выгружали и складывали возле кошары. На каникулах Ербол и Михаил должны были помочь Утегену отремонтировать зимнее скотопомещение и привести в порядок дом. На днях они планировали серьезно взяться за это дело и только ждали приезда этой машины. Завтра шофер грузовика обещал привезти пиленые дрова на зиму, которые молодым людям надо было поколоть и сложить в поленницы. Хотя кизяк до сих пор используется в качестве топлива, но, как сказал Утеген, с дровами проще, да и баню, которая была построена на зимовке хозяевами лет десять назад, тоже кизяком не очень натопишь.
День был жаркий, и после работы я, Ербол, Миша и Баян весь вечер проплескались в теплой воде степного озера.
Но вот наступил момент для моей встречи с новым великим странником. И я, как и предыдущие ночи, в том же окружении сидел в степи у костра в его ожидании. Эта ночь подарила мне возможность увидеть настоящего саннияси.
Бронзоволицый человек в тоге цвета охры словно материализовался вдруг у костра. Никто не слышал, как он подошел. Ругвенион, увидев его перед собой, на редкость для себя широко улыбнулся, встал и сказал:
— Здравствуй, несравненный саннияси Ашокананда! Ты как всегда, кажется, прилетел по воздуху или вырос из-под земли! Твое искусство йоги и у самых больших мастеров духовной практики вызывает восхищение!
Мы, ошеломленные искусством индийского саннияси, тоже повскакивали с мест, вразнобой приветствуя его.
— Рад тебя видеть, хозяин Алуана, — сказал Ашокананда Ругвениону, — приветствую и вас, молодые искатели истины, — повернулся саннияси к нам, — на этой благодатной, хранимой Небом земле, счастлив побывать каждый, кто путешествует по стезям духа!
— Спасибо тебе, Ашокананда, — ответил на это старец Ругвенион, — степи Алуана слышат тебя! Твои Учителя, Гададхар Чаттерджи и Нарендранатх Датта, позднее прославившиеся на весь мир как Рамакришна и Вивекананда, еще во времена своих великих деяний, посылали полные любви и восторга взгляды на север в сторону степи Алуана.
Саннияси, улыбнувшись, согласно качнул головой.
— Прошу тебя, мудрый Ашокананда, — продолжал Ругвенион, — передать те великие знания, которые в тебя вложили гиганты духа Рамакришна и Вивекананда, сидящему перед тобой человеку – одному из тех, чьи устремления соответствуют задачам Неба по формированию цельного и гармоничного представления о единстве всех религий, о едином, неразделимом Боге, вмещающем в бесконечной Любви все сущее.
Саннияси Ашокананда присел у костра, за ним последовали остальные.
— Павел, — обратился ко мне индийский мудрец, хотя никто не называл меня при нем по имени, — мой Учитель, великий Вивекананда, говорил: «Очень немногие в этой жизни в состоянии выносить яркий свет истины; гораздо меньшее число может вырабатывать ее».1 То есть, ваша задача в этом мире необычайно трудна. Если вы сумеете взять верные ориентиры в океане религиозных аксиом и понятий, и сказать нечто провидчески глубокое и точное обществу, то и тогда общество в силу своей инертности и привязанности к закостенелым догмам может и не услышать это нечто, а если и услышит, то встретит слово истины оглушительным свистом и улюлюканьем.
— Ну так что же, склонить голову перед темной неизбежностью власти человеческих пороков и отказаться от предначертанного судьбой?! – расстроился я.
— Ни в коем случае, — категорично ответил саннияси. – Человек должен исполнять свой долг, не обращая внимания на насмешки и издевательства мира.2 Так сказал мой Учитель.
— О, мудрый Ашокананда, — сказал я, — научите меня, если я способен к этому, сказать главное в немногих словах, не блуждать в мелочах, сделать мой труд доходчивым и ясным для большинства, в конце концов, сделать его практичным и действенным.
— Павел, — ответил на это саннияси, — я – адепт учения Рамакришны и его выдающегося ученика Вивекананды Свами. То, что я вам скажу сегодня, исходило из их освященных Небом уст. Слушайте и внимайте, да наполнятся ваши уши их несравненной мудростью. Первое при ответе на вашу просьбу: когда вы делаете что-нибудь для другого человека, для города, в котором живете, для государства, старайтесь занять такое же положение, как по отношению к своим детям, и ничего не ожидайте взамен.3 Второе: не думайте о том, как к этому отнесется общество. Самая трудная вещь на свете — работать и не думать о результатах, помогать человеку и не ждать в ответ благодарности, делать какое-нибудь доброе дело, не помышляя о том, принесет ли оно громкое имя или славу, или ровно ничего. Даже самый явный трус становится храбрым, когда люди восхваляют его. Глупец может совершить геройский поступок, когда окружающие его одобряют и поддерживают. Но непрерывно делать добро, не заботясь об одобрении окружающих, — это на самом деле высшая жертва, какую может принести человек.4 Не забывайте, делая свою работу: еще никогда не существовало ничего, что было бы одинаково приятно для всех. Что одному нравится, другому не нравится.5 И помните, что каждое ваше дело, каждый поступок, каждая мысль не пропадают бесследно и что, как дурные дела и дурные мысли при первом удобном случае набросятся на вас, подобно тиграм, так точно добрые дела и хорошие мысли готовы, с силой сотен тысяч ангелов, защищать вас всегда и во веки.6
С большим почтением, склонив головы, слушали я, Ербол, Михаил и  даже старец Ругвенион яркую речь саннияси. Сердце мое щемило от мысли, что я не могу пойти за Ашоканандой, чтобы каждый день постигать мудрость его прославленных Учителей и нести ее в мир – яркую, как солнечный свет.
— Священная «Бхагават-Гита» учит, — продолжал Ашокананда, — «Что бы ты ни делал, чтобы ты ни ел, чтобы ты ни предлагал или отдавал, и через какую бы тапасью не проходил – делай это, о сын Кунти, как подношение Мне».7 То есть, только тогда большое дело может действительно удасться, когда ты совершаешь его ради Того, Кто тебя создал, а не ради своей личной выгоды и из собственного тщеславия. Вивекананда Свами рассказывал, как в Индии он однажды встретил мудреца, выдающегося йога. Подобного человека встретить хотя бы раз в жизни – уже огромная удача. Этот мудрец был очень необычен: не отвечал на вопросы и не имел учеников. Если он все же решал ответить вам, и вы могли подождать ответа несколько дней, то при встрече на затронутую вами тему он проливал необычайный по силе свет. Как-то он сказал Вивекананде в чем состоит тайна труда: «Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее. Твори ее, как высшую молитву, и посвящай ей всю свою жизнь, пока ты ее делаешь». Вот слова, которые, Павел, должны быть знаменем для каждого, кто поставил перед собой задачу высокого служения.
— Твори ее, как высшую молитву! – восхищенно повторил я, и с чувством поблагодарил саннияси:
— Спасибо, Учитель, спасибо! Вы еще больше придали мне сил и уверенности перед трудной работой!
Ашокананда в ответ только спокойно качнул головой.
— Я многое понял: как это делать, — эмоционально продолжил я, — но теперь, мудрый риши, прошу вас коснуться темы, которая составляет суть моего труда и является наиболее болезненной и насущной темой современности. Несравненный Рамакришна, может быть, единственный из людей на Земле, кто прошел путь христианина, мусульманина и буддиста, причем во всех ипостасях достигая необычайных духовных высот и просветления. Этот человек, реально соединив на золотой нити своего знания бриллианты священной мудрости трех величайших религий и в свой ни с чем несравнимый в истории образ вместив черты христианского, мусульманского и буддийского праведника, создал своим примером планетарный идеал будущего человека, который вместил в себя все то, что нелепым образом разъединяет людей, и, мало того, заставляет их бессмысленно и жестоко, подобно бешенным зверям, уничтожать друг друга. Жизнь Рамакришны является образцом для каждого человека, выбравшего в этом мире тропу духовного подвижничества и безграничной любви ко всем людям. Это про таких, как Рамакришна, говорил в своем «Учении йоги» Вивекананда: «Выше и благороднее всех обыкновенных учителей мира особый класс их – Аватары8 Шивары. Они могут передать духовность одним прикосновением, даже одним желанием. Самые низкие и самые развращенные люди становятся по их велению в одну секунду святыми. Они Учителя всех учителей».9 Как нужны миру в это время такие подвижники! Их опыт, знания, духовное умение необходимо использовать в борьбе с главной, самой страшной болезнью современной цивилизации — религиозным экстремизмом, всякого рода фанатизмом и ужасной болезнью, порождаемой ими – терроризмом. Научите меня, мудрый Ашокананда, знаниям Рамакришны и Вивекананды!
Спокойно выслушав мою страстную, но не совсем логически выстроенную речь, саннияси сказал:
— Да, Павел, теперь поговорим о самом животрепещущем и безотлагательном, в то же время самом сложном для понимания обычных людей, по разному верующих в единого Бога, это как раз и является главным в учении Рамакришны, гениально прокомментированном по всему миру в свое время Вивеканандой. Учитель (Рамакришна) учил, что все религии мира не противоречат, не враждебны одна другой, что все они только различные проявления одной Вечной Религии. Одна Бесконечная Религия существовала вечно и будет вечно существовать, и эта Религия выражается в различных странах различно. Поэтому мы должны относиться с уважением ко всем верованиям и пытаться принять все их, насколько это для нас возможно.
Истина может быть и одна, и не одна в одно и то же время, мы можем видеть одну и ту же Истину различно с разных точек зрения. Тогда вместо вражды, у нас будет бесконечная симпатия ко всем.10 Все, что содержится во всех религиях человечества, ведатнтистами признается за истинное, только, как утверждают они, все это нужно правильно понимать. «Все религии представляют условие к достижению свободы».11 Пратиахада и Досарана Кришна учат: «Кто Меня ищет, каким способом он бы это ни делал – найдет Меня».12 «Все достигнут Меня». В вышесказанном и заключается суть великого учения Рамакришны, христианина, мусульманина и буддиста в одном лице. Именно со слов своего Учителя, Вивекананда позже сказал: «Все направления различных религий суть различные проявления славы одного и того же Бога. Бхакта13 должен стараться не только не ненавидеть, но даже не критиковать тех лучезарных Сынов Света, которые были основателями разных направлений. Он не должен даже слушать, когда о них дурно говорят».14 Тем более, что «все религии мира основаны на единственном всемирном и вечном основании всех наших знаний, — на прямом опыте: все Учителя видели Бога, все они видели собственные души, видели свою вечность, свое будущее, и то, что видели, проповедовали».15
— Мой великий друг, — обратился к саннияси старец Ругвенион, — ты сказал, что бхакта, то есть любящий Бога, должен не только не ненавидеть, но даже и не критиковать основателей других религиозных течений, но в современном мире, да и ранее это было, люди не просто ненавидят иноверцев, но и отрезают друг другу головы на почве этой ненависти. Почему это происходит? И что с этим делать?
— Как учил Вивекананда, — отвечал саннияси, — «перед нами лежат две дороги – дорога людей незнающих, уверенных в том, что путь к истине один и что вне его все дурно, и дорога мудрых, признающих, что долг и нравственность меняются сообразно с нашим умственным строем или с различными планами нашего существования».16 Экстремисты – это как раз люди незнающие. «Слабые и неразвитые умы во всех религиях и странах любят свой собственный идеал только одним способом, именно, — ненавидя все другие идеалы, и их исключительная  привязанность к одному предмету, без которой не может развиться вообще истинная любовь, служит причиною объявления войны всему прочему. Вот почему человек, сильно привязанный к своему религиозному идеалу, становится исступленным фанатиком, как только видит или слышит что-нибудь, касающееся чужого идеала… Фанатик лишен всякой способности отличать истину от заблуждения… Вежливый, добрый и благородный с людьми, разделяющими его мнения, он не поколеблется обойтись самым недостойным образом с теми, кто не принадлежит к числу его единомышленников».17 Крайне узкие сектанты, обнаруживая очень похвальную любовь к своим собственным идеалам, каждую частицу этой любви, по-видимому, приобретают ненавистью ко всем, кто не вполне того же мнения, как они.18 Они говорят: «Мы и никто другой – любимцы Бога. Если вы с раскаянием и смирением примите нашу религию, то также войдете в Его милость».19
Экстремисты предлагают людям только свой собственный идеал, «но вечная ведантистская религия открывает бесконечное число дверей для входа во внутренний алтарь Божественности и предлагает человечеству почти неистощимый перечень идеалов, из которых проявляется Вечный Единый».20 Что и показал нам великий Рамакришна, о чем свидетельствовал в своем учении несравненный Вивекананда.
Как показывает практика: «все маленькие несогласия, которые мы встречаем между одной религий и другой — только глупая борьба из-за слов. Простая разница в речи влечет за собой все наши ссоры. Одни выражает известную мысль одним способом, другой ту же мысль высказывает несколько иначе… С этого обычно и начинается между ними борьба».21
Вы, Павел, должны знать, — продолжал Ашокананда, — «идеал, которому обыкновенно преклоняются все, и мужчины, и женщины, — это то, что имеется в них самих, и каждый проектирует свой идеал во внешний мир и преклоняет перед ним колена. Вот почему жестокие люди считают Бога кровожадным; они воплощают в нем свой собственный высший идеал. По той же причине добрые люди имеют очень высокое представление о Боге; их идеал, конечно, очень сильно отличается от идеала первых».22 Поэтому в противовес добрым людям жестокие и эгоистичные люди, когда к ним является человек с идеалом, оправдывающим их эгоизм, примиряющим его с всеми его подлостями, с жадностью и восторгом набрасываются на этот идеал: он оказывается для них самым подходящим.
— Так что же, значит, все-таки бесконечная борьба и нет другого выхода?! – воскликнул я. – Мы должны уничтожить их, чтобы они не уничтожили нас?!
— Не верно, — твердо сказал мудрец Ашокананда. – Да, «фанатик, — как говорил Вивекананда, — неразумен, и нет в нем сострадания; он не может ни «выпрямить мир, ни сам стать чистым и совершенным».23 Но «мы не должны никого ненавидеть. Мир наш всегда будет сочетанием добра и зла. Мы обязаны сочувствовать слабому и любить даже грешника».24 «Все окружающее постоянно наносит нам удары, грозящие сокрушить нас в прах, но если мы отбросим все идеалы и отдадимся исключительно борьбе с миром, наше существование станет существованием скотов, мы унизим себя и развратимся».25 Только уничтожая экстремистов, мы не решим проблемы, нужна мощная духовная работа лучших представителей человечества во благо этого человечества. Как сказано моим Учителем: «есть два сорта мужества: одно побуждает человека в бою бросаться на неприятельские пушки, — это мужество тигра, волка, даже муравья. Но есть другое мужество, — мужество духовное».26 Оно главней. Мужество духовное необходимо вам, Павел, в достижении цели, которую вы перед собой поставили. И я желаю, чтобы оно не оставляло вас. А теперь – мне пора уходить, — поднялся Ашокананда, глядя на звездное небо.
Все встали со своих мест следом за саннияси.
— Благодарю вас, мудрый Ашокананда, — с восторгом, все еще под впечатлением услышанного, сказал я человеку в тоге цвета охры, — ваши мысли навсегда остались в моем сердце!
— Это мысли моих великих Учителей – Рамакришны и Вивекананды, — улыбнулся мне саннияси, — а я всего лишь процитировал их.
С этими словами он в знак прощания склонил слегка голову, повернулся и с посохом в руке зашагал на юг.

XXIII

Как и обещал шофер грузовика, что вчера привез строительный материал, сегодня доставил на зимовку полный кузов пиленых березовых дров. И я с моими молодыми друзьями принялся с удовольствием их колоть. Дело пошло споро, все-таки одновременно сразу три мужика интенсивно махали топорами. Но так как было жарко, то мы частенько бегали на озеро искупаться или пили чай в юрте. К концу дня мы покололи почти половину чурок, и большую часть поленьев шустрая Баян уже сложила в отведенное для дров место.
С темнотой Ругвенион, я, Миша и Ербол вновь были на уже хорошо знакомой мне возвышенности в трепетном ожидании очередного неординарного странника. Иоанн Полынный, христианский праведник с посохом в руке, с распятием на груди, в аналаве и куколи, в истертых сандалиях не заставил себя долго ждать. Его длинная белая борода серебрилась под лучами звезд, а серо-голубые глаза излучали даже в сумерках какой-то тихий, радостный свет, словно отражая глубину его великой души в полном равновесии с окружающей природой и Богом.
— Мир богохранимому Алуану! Мир этому священному пламени! Мир тебе, великий Ругвенион и тем замечательным молодым людям, которые собрались вокруг тебя! – искренне с чувством поприветствовал странник ожидающих его у костра. – Пусть длань Господа всегда простирается над этой мирной землей и над теми, кто нашел на ней приют и кров!
— Мой брат Иоанн, — улыбнулся старец Ругвенион, — появляясь в степи Алуана, ты всегда так эмоционален и восторжен, что, кажется, тебе нигде не бывает так хорошо, как здесь. Может быть, тебе построить келью в Алуане и остаться здесь навсегда?
— Дельный совет, — в тон ответил на это Иоанн Полынный, — когда ноги устанут носить меня по белу свету, возможно, и обоснуюсь я с тобой по соседству.
Я и мои молодые напарники с любопытством слушали живого, эмоционального, отзывчивого на шутку христианского старца. Меня он сразу расположил к себе простотой, искренностью и задушевностью общения. В который раз мне за эти дни захотелось без оглядки пойти за настоящим мудрецом и испытать счастье духовной иноческой жизни рядом с таким Учителем с большой буквы. Но моя задача в этом мире была другой…
— Иоанн, ты несешь в мир свет великого христианского учения, — заговорил уже серьезнее старец Ругвенион, — в это время жестокостей на религиозной почве твоя полная любви и человеколюбия вера так необходима людям, которые устали жить в страхе перед оголтелыми и беспощадно настроенными представителями отдельных религиозных течений. Мой гость Павел, — Ругвенион взглядом указал на меня, — работает над тем, как уменьшить влияние на судьбу человеческого сообщества этих крайних религиозных сектантов, иначе их трудно назвать, даже если они сами себя считают представителями традиционного верования. Мой гость в эти дни встречался и беседовал с великими сынами человечества – Абу-Сары и Чакраварти Свами, Шан Фу и Аль-Каиром, Цзылу и Ашоканандой. Все они принесли Павлу жемчужины мудрости своих священных писаний и Учителей. Теперь и от тебя мы ждем слова, которое послужит во благо миру через труд моего гостя.
— Я рад, что Павел, — отец Иоанн доброжелательно посмотрел на меня, — встречался с этими гигантами духа, которых я лично знаю и очень люблю. Жалко, что он не может внимать устам Элиаса и Дер-Видда, Спитамы и Акибы, которые представляют древнее религиозное знание. Но у них нет возможности в эти дни быть в Алуане. Я же, как проповедник учения Христа, готов представить Павлу те знания, которые могут служить его, прямо скажем, нелегкой работе. Но сразу можно и сказать, что не смотря на тяжелое время для народов планеты, войны и агрессивное противостояние религиозных фанатиков основной массе человечества, все же Библия учит, что в конечном итоге всеобщий мир неизбежен. Пророк Исаия однажды сказал ставшими знаменитыми слова: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать».1 Вот что нас ждет в конечном итоге. Но путь к этому усыпан шипами и терниями, трудно несовершенному человечеству пройти по нему неуколовшись и непоранившись. Ваша задача, Павел, попытаться облегчить людям их восхождение к Богу. В Притчах Соломона есть много высказываний, которые вооружат вас в вашем похвальном стремлении делать миру добро.
В первую очередь следует сказать, что нельзя браться за такую работу, не обладая достаточной мудростью. «Главное – мудрость: приобретай мудрость и всем имением твоим приобретай разум, – говорил царь Соломон. – Высоко цени ее, и она возвысит тебя; она прославит тебя, если ты прилепишься к ней; Возложит на голову твою прекрасный венок, доставит тебе великолепный венец».2 Или вот еще его замечательное высказывание: «Мудрость разумного – знание пути своего, глупость же безрассудных – заблуждение».3 В случае, когда мы пытаемся уменьшить агрессию людей разных верований по отношению друг к другу без мудрости тем более обойтись никак нельзя. «Мудрость лучше воинских орудий»,4 – вот так точно выразился по этому поводу Екклесиаст.
— «Слова мудрых, высказанные спокойно, выслушиваются лучше, нежели крик властелина между глупыми»,5 – вспомнил я еще одно изречение Екклесиаста.
Иоанн Полынный одобрительно кивнул головой, довольный тем, что я вполне понимаю его и тоже кое-что могу сказать по затронутому нами вопросу.
— Если за вашими плечами большие знания и вы обрели духовную крепость, — продолжал христианский праведник, — то вы должны ясно представлять себе пути достижения вашей цели. «Обдумай стезю для ноги твоей и все пути твои да будут тверды»,6 – так сказал царь Соломон. – «Как хорошо слово вовремя!»7 – добавляет он. Заметьте, Павел: слово — вовремя. Если слово не своевременно – то оно не будет востребовано.
— Отец Иоанн, — решил я задать вопрос, — религиозный экстремизм и фанатизм – это ненависть к чужакам и иноверцам. Все те замечательные Учителя, с которыми мне довелось встретиться и побеседовать, доказывали, что в их писаниях и учениях нет и намека на то, что следует враждебно относиться к людям других вероисповеданий и народов. Ведь Библия говорит о том же, не так ли?
— Да, это так, — охотно стал объяснять мне отец Иоанн, — можно привести достаточно примеров этому. В книге «Левит» ясно сказано: «Когда поселится пришелец в земле вашей, не притесняйте его»,8 или там же: «Один суд должен быть у вас, как для пришельца, так и для туземца; ибо Господь, Бог ваш».9 Мы видим, что для Господа мы все равны, ибо все мы – его создания. Пророк Захария10 так же говорил об этом: «Вдовы и сироты, пришельца и бедного не притесняйте и зла друг против друга не мыслите в сердце вашем».11 То есть, в христианском сердце не может быть места для ненависти к чужеродцам и иноверцам. «Доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере»,12 – учил галатов апостол Павел. Заметьте, — повторил Иоанн Полынный, — делать добро всем, а не только единоверцам. Кстати, все ведущие мировые религии призывают к этому же. А кто притесняет людей других конфессий и национальностей, то это не есть верующие, а есть – отщепенцы и преступники. Про этих людей, которые суть и есть экстремисты и террористы, вышеупомянутый нами Екклесиаст сказал: «Кто копает яму, тот упадет в нее; и кто разрушает ограду, того ужалит змей».13 Хотя Бог старается спасти и таких людей, жалеет их, как своих нерадивых детей. «Бог не желает погубить душу, — сказано во второй Книге Царств, — и помышляет, как бы не отвергнуть от Себя и отверженного».14
— Но ведь это не значит же, что в христианской любви ко всем людям, мы должны терпеть от части их гонения, ненависть и стремление стереть с лица земли всех, кто думает по другому? – спросил я.
— Господь не только любит своих детей, но и жестко наказывает тех, кто нарушает его заповеди. «Не убий!» — говорит Господь. И если кто нарушает этот закон, то жестоко расплачивается за это. Потому что, «если нечестивый будет помилован, то не научится он правде, — будет злодействовать в земле правых, и не будет взирать на величие Господа»,15 – вот что сказал пророк Исаия. И еще, Господь ясно говорит, что в случае наказания нечестивых не достойно верующего проявлять бурный восторг по этому поводу, ибо каждый человек – дитя Бога и твой брат. «Не радуйся, когда упадет враг твой, и да не веселится сердце твое, когда он споткнется, — так говорил мудрец Соломон, — иначе, увидит Господь, и неугодно это будет в очах Его, и Он отвратит он него гнев Свой. Не негодуй на злодеев, и не завидуй нечестивым».16 Мало того, Соломон указывает: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою».17
— О, мой мудрый брат Иоанн, — взял слово и старец Ругвенион, — истину глаголят твои уста, но тут мы должны добавить о нечестивых и то, что накормить и напоить их это одно, а делиться с ними духовными ценностями и доверяться им – это совсем другое. Ведь недаром Иисус Христос учил своих учеников: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».18
— Да, конечно, — согласился отец Иоанн, — я еще добавлю слова из письма Павла к Титу:19 «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден».20 К сожалению, есть отдельные члены общества, которые потеряли связь с Богом и утратили чувство любви. Зло заняло место в их опустевшем сердце. Но «убьет грешника зло, и ненавидящие праведного погибнут».21
— Отец Иоанн, — заговорил я, — к сожалению, экстремисты, террористы, фанатики, что чаще всего одно и то же, это не отдельные группки людей и одиночки, а нередко это целые общества, имеющие идеологическую подпитку своим зверствам из, страшно сказать, религиозных храмов. Как это получается?
— Удивляться тут нечему, — сказал Иоанн Полынный, — дьявол рядится в самые пристойные одежды и совращает с праведного пути часть темных и невежественных верующих, которые ради того, чтобы попасть в рай, готовы пройти по трупам других. Это – религиозное извращение, что и составляет основу экстремизма. Еще апостол Павел предупреждал во втором письме коринфян: «Сам сатана принимает вид Ангела Света. А потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их».22 Из этого, я думаю, понятно, кто такие служители подобных храмов. Но истинные верующие не должны бояться этих рядящихся богоотступников, ибо как писал в письме к римлянам апостол Павел: «Если Бог за нас, кто против нас?»23
— Мудрый отец Иоанн, — сказал я, — я счастлив, что слышу из ваших уст то, что поможет мне в моей работе над книгой. Какие советы вы можете дать мне еще для более успешного воплощения мною задуманного?
— Самый главный совет можно выразить опять же притчей царя Соломона: «Предай Господу дела твои, и предприятия твои совершатся».24 И еще, Павел, вам надо много терпения, так как «долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города».25 Кроме того, так как вы, Павел, обращаете свою книгу не только к христианам, но и представителям других верований, то должны быть очень осторожны в высказываниях, ко всем доброжелательны, терпеливы и ненавязчивы. Так как «кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость».26 Свое дело необходимо совершать вам уповая на Бога, с любовью ко всем людям, чтобы в вашем сердце не было надменности, гордыни и высокомерия. Тогда ваше дело будет угодно Всевышнему и обязательно поддержано Им. Притча Соломона гласит: «Когда Господу угодны пути
человека, Он и врагов его примеряет с ним».27 А это как раз то, в чем и заключается ваш труд: через сплав сокровенных знаний, через любовь ко всем без исключения людям привести врагов в настоящем к пониманию друг друга, к примирению их в будущем.
С этими словами Иоанн Полынный поднялся и сказал:
— Мне пора. Чудесно здесь – в степи Алуана, среди душ, стремящихся к истине и свету. Но нам, посланным в мир проповедовать слово Божие, рано отдыхать. Мир полон страданий, и пока у нас есть силы необходимо идти в мир и помогать спасению каждой блуждающей в сетях материального мира души.
Старец Ругвенион, я и молодые люди встали, чтобы проститься с мудрецом Иоанном Полынным. Христианский праведник коротко попрощался с нами, напоследок пытливо и с надеждой взглянул на меня и сказал:
— И, Павел, не забывайте слова апостола Павла: «Ибо мы не сильны против истины, но сильны за истину».28. Помните это. И да пусть Господь хранит вас и ведет по стезе света, духовности и любви. Ибо «кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».29

XXIV

Следующей ночью состоялась моя последняя встреча в Алуане – встреча с замечательным странствующим философом Юмаданом. С повязанной лентой длинноволосой белой головой, в длинной рубахе, расшитой по вороту и запястьям неповторимым орнаментом, представляющим собой эзотерические символы и знаки, Юмадан предстал перед нами могучий и стройный, с благородным волевым лицом, все черты которого указывали на глубокую натуру, пребывающую в постоянном интеллектуальном и духовном поиске.
То, что Юмадан завершал мои встречи с духовными Учителями было символично. Как с восторгом говорил старец Ругвенион: мудрец Юмадан всю свою жизнь синтезировал знания различных философских школ и религиозных учений и в результате этой колоссальной работы стал величайшим мыслителем современности, безвестным для толп обывателей и псевдоученых этого мира, как это обычно бывает. Это о таких невидимых миру титанах духа сказано в священной «Дхаммападе»:
Уходят мудрые от дома,
Как лебеди, оставив пруд.
Им наша жажда не знакома –
Увидеть завершенным труд.
Им ничего не жаль на свете –
Ни босых ног своих, ни лет.
Их путь непостижим и светел,
Как в небе лебединый след.1

И как тут не вспомнить строки из письма Елены Рерих: «Великое никогда не входило в мир при фанфарах и ликованиях, но всегда в трудах, страданиях и при осмеянии невежеством».2 Лучшие сыны человечества в отличие от всякого рода нечистоплотных политиков, владельцев огромных богатств, дутых академиков, кумиров, сделавших себе славу на тяге людей к дешевым удовольствиям, которые считают себя «элитой» общества, совершают свои великие дела в тишине и безвестности на благо всего мира. Верно сказал об этих Сынах Света искатель истины Николай Рерих в услышанной им истории: «В караване путники начали спорить и обсуждать качества различных Риши. Но седой пилигрим указал на снежные вершины в красоте сияющие, сказав: «Нам ли судить о качествах этих вершин? Можем лишь в недосягаемости восхищаться их великолепием!»3
Таким – светозарным и духовно величественным предстал передо мною и моими юными друзьями в эту ночь мудрец Юмадан. Обменявшись приветствиями со своим другом – старцем Ругвенионом и нами, философ сказал, обращаясь ко мне:
— Павел, эзотерический круг планеты знает о ваших духовных поисках и приветствует вас на пути созидания подлинных ценностей, необходимых для продвижения человечества к спасению от духовного и физического вырождения. Все, кто представляют эзотерический круг, помышляют не о собственном спасении, но о спасении всего человечества. Как верно говорил религиозный философ Николай Бердяев:4 «Человек не может, не должен в своем восхождении улететь из мира, снять с себя ответственность за других. Каждый отвечает за всех. Возможно лишь общее спасение для вечной жизни».5
— О, мудрый Юмадан, — взволнованно сказал я, услышав о внимании эзотерического круга ко мне, — я много слышал о великих представителях эзотерических школ, но пока не столкнулся с почтенным Ругвенионом-агой и вами плохо представлял, что это за люди в действительности. Откуда они приходят и какова их цель?
— Те, кто принадлежит к эзотерическому кругу, — стал пояснять философ, — появляются среди обычных людей в определенный момент развития общества в качестве духовных учителей и великих вождей. Это создатели религиозных учений и философских систем, мыслители-одиночки, прославившие себя яркой и совершенной жизнью. Их учения всегда с особой силой увлекали миллионы людей на путь духовного восхождения и отдаляли их от края пропасти – которая есть полное вырождение и самоуничтожение.
— Эти гиганты духа, какие бы религии и философские школы они не представляли, в отличие от массы людей — приверженцев этих религий и школ, всегда находятся в духовном единстве и согласии. Чем отличается знание этих великих людей от знания, которое торжествует в обществе, где постоянно ведутся интеллектуальные, идеологические и духовные войны? – спросил я.
— Я процитирую философа Успенского,6 – отвечал Юмадан: — «Отчетливым признаком истинного познания является отсутствие в нем всякого отрицания, прежде всего отрицания противоположного взгляда. «Реальное» (то есть, многомерное и полное) познание отличается от материального или логического познания, главным образом, тем, что оно не исключает противоположные взгляды. Истинное познание включает в себя все противоположные взгляды».7
— По тому же принципу многие философы подходят и к проблеме добра и зла, — заметил я, — утверждая, что добро и зло одно и то же, то есть нет добра без зла и зла без добра. В мире нет ничего, что можно считать однозначно хорошим или однозначно плохим. Так утверждает Веданта. «Хорошее и дурное не две разные вещи, но одно и то же, и разница между ними не в роде, а только в степени»,8 – подтверждает это и Вивекананда Свами. Из этого исходя получается, что умному человеку в этом мире лучше не делать ни зла, ни добра, а только созерцать происходящее. Стоит ли вмешиваться в дела людей, которые толкают друг друга на дорогу, ведущую в пропасть?
— Стоит, — без тени сомнения твердо сказал Юмадан, — добро все-таки следует делать, так как добро делается из лучших побуждений, без отрицательных эмоций, а зло – с агрессией и ненавистью, неся в себе заряд разрушительной энергии. Рерих писал: «Благородными мыслями мы украшаем пространство и соединяем дальние миры, ибо для мысли нет ни пространства, ни времени».9 Примерно то же самое мы можем сказать и о добрых делах.
— Учитель, вы, кончено же, знаете, что меня больше всего волнует и какие проблемы нашей цивилизации я ставлю в своем будущем труде на первое место. Я уже много важного услышал на эту тему в предыдущих встречах с Учителями, которые одарили меня россыпью драгоценных изречений и мудрых советов. Я буду счастлив донести это духовное богатство в своем произведении до как можно большей массы людей. Если вы посвятите мне еще немного времени и поделитесь со мной крупицами вашего великого знания, я с радостью включу его в свою книгу, которую, как вы сказали, одобряет эзотерический круг.
— По поводу «донести до массы людей», — слегка усмехнулся мудрец Юмадан, — я сразу скажу так: у меня, Павел, нет слов для всех, я не Господь и не пророк, я могу сказать только для той категории людей, которая тянется к духовности и подлинной культуре. Зенон говорил, что мировая мысль рассеяна как семя. Моя задача и ваша также заключается в том, чтобы это семя попало в благоприятную почву и взошло прекрасным цветком в сердце умных и чистых помыслами людей, ведь только они могут изменить мир в лучшую сторону. В знаменитой «Агни-Йоге» сказано:
«Теперь встречаете в жизни четыре рода людей –
Одни бьются под Нашим щитом,
Другие бьются без защиты, но уже кончают течение кармы;
Третьи бредут, ослепленные темной завесой судьбы,
И четвертые – враги Света.
Первые поймут ваш призыв,
Вторые затрепещут ожиданием,
Третьи отвратят голову тупо,
И четвертые встретят стрелою вашу стрелу».10

Первые и вторые – вот на кого мы делаем ставку, Павел.
— А как же другие? – вопросил я.
— На этот счет следуйте указаниям великих мыслителей. Вспомните, что писал император Марк Аврелий:11 «Лишь одно действительно ценно: прожить жизнь, блюдя истину и справедливость и сохраняя благожелательность по отношению к людям лживым и несправедливым».12 Примерно то же мы слышим и от величайшего философа Сократа.13 Он говорил: «Стало быть, не должно ни воздавать за несправедливость несправедливостью, ни делать людям зло, даже если бы пришлось и пострадать от них как-нибудь».14 Я думаю, вы поняли и Марка Аврелия и Сократа.
— Мудрый Юмадан, выдающиеся представители основных вероучений, с которыми я общался в эти дни, говорят, что все религии – это разные пути к одной вершине, и только злобствующие ортодоксы отрицают это и настраивают представителей разных конфессий друг против друга. А что скажете вы, философ, об этом?
— Обращусь еще раз к Успенскому. В своей работе «Новая модель вселенной» он совершенно справедливо пишет: «В мистических состояниях не существует различий религии: совершенно разные люди при совершенно разных условиях узнают одно и то же; и, что еще более удивительно, их переживания абсолютно идентичны, различия могут наблюдаться только в языке и формах описания. Неизвестный адепт алхимии15 сказал: «Мудрость – это цветок, из которого пчела делает мед, а паук яд, каждый согласно своей природе». Так и религиозное знание – это не только бальзам для всех, кто стремится к любви, добру и вечности, но и для части людей с животными привычками – средство для реализации своих низменных, зачастую античеловечных целей.
— Помнится мне высказывание Фрэнсиса Бэкона,16 – заметил я: — «Мелкая философия сподвигает ум человеческий к атеизму, а глубокая философия приводит его к религии». Вы согласны с этим утверждением?
— Несомненно. Поэтому величайшие философы планеты и не сомневались в существовании Создателя, будь то Платон или Лао-цзы, Аристотель17 или Кант, Сократ или Капила.18
Видя, что мой собеседник поглядывает на небо, я попросил его дать мне последние наставления для более успешного осуществления моей работы.
— Вы, Павел, наверняка читали такого интересного философа, как Артур Шопенгауэр.19 У него есть то, что полезно повторить перед тем, как вы сядете перед белым листом бумаги, чтобы начать ваш труд. Шопенгауэр подсказывает нам: «Мы должны быть снисходительны ко всякой человеческой глупости, промаху, пороку, принимая в соображение, что это есть именно наши собственные глупости, промахи и пороки, ибо это недостатки человечества, к которому принадлежим и мы, а следовательно, и сами разделяем все его недостатки».20 И еще его же афоризм: «По тому, что мы делаем, мы познаем, чего мы заслуживаем».21 Своей работе, чтобы она получилась, вы должны отдать все силы и знания. Человеком великого знания вы должны стать, чтобы осуществить великое дело. А «человек знания», — как утверждал Дон Хуан Карлоса Кастанеды,22 – это тот, кто честно пошел по трудному пути учения. Тот, кто не спеша и не мешкая продвинулся в раскрытии секретов знания и силы настолько далеко, насколько смог».23 Выбирая свою дорогу, твердо, без сомнений ставьте на нее свою стопу и, если обратиться вновь к Кастанеде, примите во внимание и такие его слова: «Всегда помни, что путь – это только путь. Если чувствуешь, что тебе не следовало бы идти по нему, ты не должен оставаться на нем ни при каких обстоятельствах».24
Юмадан поднялся, чтобы попрощаться с нами. Видя, что он сейчас покинет нас, я поторопился скорее задать вопрос, который был как бы не совсем по теме, но на который мне очень хотелось бы услышать ответ выдающегося философа:
— Учитель, а что такое Бог с вашей, философской точки зрения?
Уже готовый уходить, Юмадан ответил:
— Не что, а – Кто. Я скажу словами Герберта Спенсера:25 «Бог есть бесконечный разум, бесконечно разнообразный в бесконечном времени и бесконечном пространстве, проявляющий себя через бесконечное число возникающих индивидуальностей».26 Вот кто такой Бог. – Затем Юмадан почему-то светло улыбнулся, и добавил: — Знаете, Павел, мне по сердцу чудесная характеристика Создателя из древней «Голубиной книги»:27
Белый свет от сердца его.
Красно солнце от лица его,
Светел месяц от очей его,
Часты звезды от речей его…

Я был сражен этим эмоциональным, лиричным и душевным окончанием нашей серьезной беседы. Лица Ругвениона, Миши и Ербола тоже были полны светлой радости.
— Прощайте, — сказал Юмадан и зашагал на север, но тут же оглянулся и добавил мне: — Великий поэт Данте28 сказал: «Sequi il tuo corso. E lascia dir le geni!» Помните эти слова, Павел.
Больше философ не оборачивался.
— Что он сказал? – пытливо взглянул я на старца Ругвениона.
— Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно! – перевел изречение знаменитого итальянца Ругвенион-ага.

XXV

Вот и закончились мои незабываемые ночи в общении с истинными представителями различных религиозных и философских учений. Это было чудо, я словно все эти дни читал потрясающую книгу о встрече с великанами духа, где и мне было отведено скромное, но все же приятное место, ведь эти великаны шли на встречу со мной и учили меня по-настоящему, а не вымышленно на съемках какого-нибудь художественного фильма. Завтра я уезжал домой – в город, а сегодня с ребятами заканчивал колоть дрова и складывать их в поленницы с веселой и обаятельной Баян. На вечерней заре после ужина старец Ругвенион пригласил меня прогуляться по берегу озера для итогового разговора со мной.
Мы шли по влажному песчаному берегу, хрустя мелкими сухими ракушками, слушали вечерние голоса озерных птиц, тихий шелест листьев камыша и какое-то время молчали, думая каждый о своем. Наконец остановились напротив красивой, в водяных цветах, маленькой заводи, в которой безмятежно плескались утки и лысухи со своими выводками, а с краю ее разгуливали грациозные длинноногие и длинноклювые белые и серые цапли, над водой быстро разрезали пространство острыми крылышками резвые стрижи и ласточки. Мы залюбовались неброской красотой этого уютного, тихого уголка затерянного в степях озера. Неожиданно из-за стены камыша вылетел коршун. Не успели утки и лысухи поднять крик, чтобы уберечь своих детей от опасности, как крючконосый хищник стрелой ринулся к воде, схватил с нее зазевавшегося утенка и уже с добычей вновь исчез за стеной камыша. После небольшой суматохи на плесе, все опять успокоилось, и плес принял тот же приятный, ласковый и безмятежный вид.
— Как будто утенка того никогда и не было, — задумчиво произнес я, мысленно отметив, что ничего не изменилось в этом мире с исчезновением утенка, и природа была такой же прекрасной и чарующей.
— Знаете, Павел, — сказал как-то меланхолично старец Ругвенион, — замечательный поэт Федор Тютчев1 считал природу и историю неразрывно связанными. Со временем природа, по его мнению, поглощает в себя и историю общества и всех людей, которые творили ее. Вот его глубокие строки на сей счет:
Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

Природа настолько могущественна, что безболезненно для себя, не теряя своей красоты и цельности может поглотить не только утенка или отдельного человека, но и целые цивилизации, что уже случалось не раз.
— В дни и ночи Брахмы2 рождаются и исчезают целые вселенные, — согласился я с мнением моего великого наставника. – «И память обо всем не менее скоро находит свою могилу в вечности»,3 – говорил Марк Аврелий.
— Но помните, Павел, — взглянул на меня своими зоркими глазами мудрец Ругвенион, — природа – это материальная часть вселенной, а есть то, что не знает тлена – вечная духовность. Только через духовное бытие человек достигает бессмертия. На заре нашей цивилизации Помандрес4 говорил трижды величайшему Тоту Гермесу Трисмегисту: «Дорога к бессмертию трудна, и только немногие находят ее, остальные ждут Великого Дня, когда колесо Вселенной будет остановлено». Знания Гермеса были настолько колоссальны, что он видел события на многие десятки тысяч лет вперед. В своих молитвах он призывал людей идти по пути Света и Истины. Вот одна из них. – Ругвенион вскинул руки к небу и с небывалым чувством и страстью заговорил:
— О, люди земли, люди, рожденные и сделанные из элементов, но с духом Божественного Человека внутри вас, очнитесь от своего сна невежества! Поймите, что вашим домом является не земля, но Свет. Почему вы отдаете себя смерти, если можете обрести бессмертие? Раскайтесь и измените свой ум. Уйдите из тьмы и разложения навеки. Подготовьтесь к подъему через семь Колец и облагородьте свои души вечным Светом…»
Заворожено я смотрел на молящегося старца. Впервые в жизни я видел, чтобы молились так горячо и проникновенно. Дрожь восторга пробегала по моему телу от необычной интонации летящего к Небу голоса Ругвениона. В этот момент я понял, чем отличается молитва обычного человека от молитвы святого.
Ругвенион, закончив молитву и как бы придя в себя от короткого экстатического переживания, пытливо посмотрел на меня.
— Ругвенион-ага, — несколько смущенно произнес я, — когда вы молились, я почувствовал необычайную силу ваших слов, какая-то яркая, сладостная сила любви пронизала меня через ваши слова. Что это было?
Старец улыбнулся и ответил:
— Вы почувствовали тончайший космический ритм – Махаван. Ваша психика в результате общения с подлинными Учителями человечества настолько утончилась, что как антенна уловила его высокую энергетическую вибрацию. Люди только с мощной духовностью способны улавливать ритм Махаван. Вы, Павел, на правильном пути.
Я был польщен.
— Но, Павел, знайте, — лицо Ругвениона стало серьезным, — вы не должны самоуспокаиваться и, тем более, преувеличивать свои достижения. Они пока еще, будем откровенны, не велики. Помните слова из письма Елены Рерих? «Кто возгордится, того покидает благодать искания. И не самоуверенных падает проклятие бесплодности».5
— Ругвенион-ага, – снова я обратился к старцу по поводу одной мучительной мысли, которая постоянно преследовала меня в последнее время, и она была для меня все более тягостной по мере накопления тех великих знаний, которые дали мне мои выдающиеся собеседники в эти дни, — меня пугает то, что я не в силах все услышанное у костра Алуана рационально систематизировать, глубоко осмыслить и подать как единое, непротиворечивое учение людям. И десятка таких мозгов, как мои, не хватит мне, чтобы справиться с этой задачей. Все россыпи драгоценных изречений мудрецов я не смогу нанизать на одну логическую нить и представить их человечеству как цельное и прекрасное ожерелье!
Вид у меня стал искренне грустный, и Ругвенион сразу понял суть моего переживания.
— Павел, — стал успокаивать меня Ругвенион, — это сделать и мне не под силу. Логикой и рациональным мышлением мир не исправить. Мы уже в эти дни вспоминали философа Николая Бердяева. Давайте вспомним еще раз. Он писал: «Мое мышление интуитивное и афористическое. В нем нет дискурсивного развития мысли. Я ничего не могу толком развить и доказать. И мне кажется это ненужным».6 Интересная позиция, не правда ли? Особенно если вспомнить стройные системы некоторых философов, например, Пифагора или Гегеля.7 Но мы ведем духовный поиск истины, а не научный, и поэтому в нашем поиске просто знание бессильно, в нашем поиске важны эмоции, чувство, а самое главное – любовь. Только через эмоции, чувства и любовь вы можете строить свою работу, чтобы она покорила сердца тех, чей взор обращен к Свету и Истине. Ведь по словам того же Бердяева: «В сильной эмоции любви есть глубина бесконечности».8
— Благодарю вас, Ругвенион-ага, — поклонился я старцу за его яркую, такую важную для меня речь. – И, конечно же, — обратился я уже с просьбой, — хотелось бы от вас услышать уже конкретных советов по моей предстоящей работе над книгой.
Несколько минут поразмышляв, глядя на спокойное, малиновое в свете зари озеро, мудрец стал излагать те конкретные вещи, которые касались непосредственно творчества и моего будущего труда. Я весь превратился в слух.
— Начиная писать новую книгу, — говорил Ругвенион, — ясно отдавайте себе отчет, что Все уже было сказано. Ничего в этой Вселенной нельзя придумать, все уже есть и было всегда. И когда какому-либо человеку удается (как кажется ему и его окружающим) сказать что-то новое в какой-то области знания или искусства, то это означает только то, что человек сумел через талант, устремленность и трудолюбие подключиться к мировому потоку знания и сообщить миру людей нечто, что всегда было сутью конкретного предмета, сутью, вложенной изначально при творении предмета непостижимой нами Творческой Силой Вселенной.
Все уже было сказано. Все знание дано свыше.
Работая над новой книгой, вы не только не в силах сказать что-то никогда не сказанное, но и не в силах при всем желании написать лучше, чем было написано до вас. Можете ли вы свои лучшие мысли воплотить в произведении успешнее, чем эти же мысли отражены в Библии, Шримад Бхагаватам, других священных источниках и книгах пророков, святых и великих мудрецов? Да и превзойти в изящности слога лучших представителей мировой словесности тоже никому не удастся, можно лишь при титанических усилиях пытаться встать рядом с ними.
Понимайте, что логическим путем не сможете объяснить не только сущность Мира, но даже сущность своей судьбы и происходящих вокруг вас событий. Только эмоции и чувство любви могут даже слепого вести к истине. Самые лучшие книги мира завораживают именно любовью и эмоциями.
Логикой и академическими знаниями человек не в состоянии преодолеть свою животную природу, только вмещающие в себя любовь ко всему миру, ко всем людям посланники свыше в состоянии удержать человечество от уничтожения самого себя.
Но для чего тогда писать новую книгу вам, одному из многих миллионов людей?
Нет такого человека на Земле, чтобы не был в той или иной степени наделен даром творчества. Раз человек может в голове комбинировать слова, предметы, ситуации, то значит он может, хотя бы и примитивно, творить, создавать или воспроизводить мир. Человек создан по подобию Божию. А Бог – творец. Если человек не будет творить, то значит он отступит от вложенной в него Богом задачи. Творчество человека – это отклик на призыв Создателя творить Мир с Ним. В творчестве всегда присутствует созидательная энергия, созидание невозможно без любви и духовного порыва, следовательно, если человек творит, то он питает ручейком своей любви и духовности космический поток Созидания, облагораживающий жизнь человечества и всей Вселенной. Даже самые неудачные попытки писать стихи, музыку или картины несут в себе положительный эмоциональный заряд и состояние любви, и накапливают духовную силу человечества в противовес его животным страстям и разрушительным тенденциям. Поэтому критика в искусстве должна быть направляющей, но никак не отвергающей, как это всегда было по отношению к так называемым не талантливым, пытающимся что-то сказать посредством искусства. Новая книга, новое произведение, созданное с любовью, оздоравливают духовное поле человечества, даже если никогда не будут опубликованы, прочитаны, увидены или услышаны.
Все, что только можно помыслить – существует. Даже самое немыслимое. В самых неимоверных комбинациях. Если это не так, то Мир – не бесконечен. Но Он – бесконечен. Как бы не изощрялись фантасты, придумывая что-то из ряда вон выходящее, действительный Мир включает все созданное их воображением и в неисчислимой степени раз превосходит по разнообразию тот мир предметов и отношений, который могут создать все сотворенные мыслящие существа во Вселенной. Но человек обладает от Бога Любовью и страстью улучшать мир вокруг себя, его не остановишь знанием крохотности своих возможностей и усилий, он хочет созидать, так велело ему Небо, и он берет перо, кисть, мастерок, смычок или еще что-то. Так появляется прекрасное на Земле.
Но… самые лучшие – молчат.

XXVI

Так закончились чудесные дни моего пребывания в серебристой от ковыля и золотой от зарослей озерного тростника степи Алуана. Утром следующего дня я в компании Ербола и Михаила, тепло попрощавшись с замечательной четой Азиановых, невестой их сына Баян и, конечно же, старцем Ругвенионом, выехал на легковой машине в город. Машиной управлял Ербол, а мы с Мишей Славянским сидели на заднем сиденье и, хотя и были в отношениях преподавателя и студента, старшего и младшего, непринужденно обменивались малозначимыми фразами, глядя в окна автомобиля по сторонам.
Проехав треть пути, Ербол включил радио и поймал настройкой местную радиостанцию. За короткой сводкой международных новостей, в которой, как стало привычным в это время, присутствовали сообщения о террористических актах и вылазках экстремистов в Израиле и Пакистане, Кашмире и Чечне, Испании и Индонезии, пошли местные новости.
— Как известно нашим радиослушателям, — говорила ведущая канала, — и в нашей области завелись настоящие террористы. Вслед за расправой над мелким предпринимателем Чебарковым, известными бизнесменами Плутенко и Селезневым, а также с одним из руководителей таможни Агубаем Машменовым, преступники совершили еще ряд дерзких нападений. Во всех случаях имело место членовредительство, избиения, порча и уничтожение материальной собственности потерпевших. Среди пострадавших, что характерно, известные и влиятельные в области люди: судья, руководитель налоговой службы, ректор вуза, видный работник областной администрации, три представителя алкогольного и игрового бизнеса, владелец элеватора, хозяин ресторана, руководитель одного из рынков. Интересно, что всем этим пострадавшим народная молва приписывает взяточничество, нечестное ведение дел, вымогательство, дурное обращение с людьми. Но самое интересное, что от рук этих бандитов пострадали не только вышеперечисленные добропорядочные люди, но и несколько преступных авторитетов, которые с переломами и ожогами лежат в больницах областного центра.
Я, Миша и Ербол с большим любопытством слушали о тех страстях, которые, оказывается, кипели на просторах нашей области в последнее время.
— Теперь мы знаем и имена террористов, что наводят ужас на элиту нашего общества, — продолжал женский голос. – Это, — тут мы трое затаили дыхание, — некто Шива, бывший уголовник со странной внешностью и не менее странной судьбой, а также его подельник – мелкий уголовник и безработный Стас Вернингоу.
При этих словах я потерял дар речи. Ну и ну!
— В нашей студии гость, — сказала радиоведущая, — следователь, майор милиции Юрий Васильевич Гартнер. Юрий Васильевич, — обратилась она к гостю, — жители нашей области в тревоге: террористы, которых можно назвать религиозными фанатиками, так как по словам их жертв они во всех своих действиях ссылаются то на Библию, то на Коран, то на какие-то другие писания, наводят ужас на наших горожан и сельчан. Особенно не спокойно тем, кто является цветом нашего общества. От террористов их не спасает даже квалифицированная охрана, ведь уже с десяток охранников покалечено и нуждается в длительном, а то и пожизненном лечении. Что делается органами правопорядка, чтобы остановить разгул террора в нашей области, чтобы не страдали всеми уважаемые люди?
— Честно сказать, — вздохнул майор Гартнер, — уважаемые люди они для богатых и властьпредержащих, и для вас, наверное, а простой народ пострадавших особо то и не любит. В этом главная проблема. Все принимаемые нами меры не приносят пока нужного результата. Эти преступники Шива и Вернингоу просто неуловимы, про таких говорят: им бес помогает. Не знаю, помогает им бес или нет. Но народу все равно: поймаем мы их или нет, так как они расправляются с теми, с кем народ не в ладах. Вот и попробуйте поймать тех, кого не хочет ловить народ!
— От вашей речи веет безысходностью, — отметила журналистка.
— Не знаю, что на это сказать, — ответил майор милиции, — но я впервые столкнулся с такой проблемой. Эти религиозные террористы не чета тем международным террористам, о которых говорит весь мир и которых ненавидят миллионы людей, эти гораздо умнее, приспособленнее, они не настраивают против себя большинство, они – универсалы, боюсь, что это – террористы будущего.
— Даже так! – воскликнула ведущая.
— Именно! – ответил гость. – У одного сожженного иностранного автомобиля дорогой марки мы нашли записку с таким вот содержанием. – Майор зашелестел бумагой. – «Вы, кто презрел заповеди Божии, бойтесь нас. Злой ангел, как предсказано в писаниях, послан против вас. Мы вас кругом достанем. Мы только начали. И нигде вам не спастись от руки Божией. Не спасут вас ни мешки с деньгами, ни должности, ни охрана, ни особняки-крепости. Спасти вас могут только покаяние, праведные поступки и любовь к ближним, к чему вы, видимо, не способны. Час пробил. Прячьтесь по норам, возомнившие себя властелинами жизни, мы низринем вас с ваших мнимых высот, и вы в полной мере узнаете силу гнева Господа вашего!» И подпись: Черные реализаторы светлого Божественного замысла.
— Ах, как это страшно и романтично! – глупо воскликнула журналистка.
— А, по-моему, это просто страшно, — мрачно ответил следователь Гартнер.
Интервью закончилось, и забарабанила глуповатая музыка заурядной поп-группы «Мармеладки».
Какое-то время мы ехали молча, каждый сам по себе обдумывая услышанное. Наконец я сказал:
— Знаете, ребята, этот самый соратник Шивы – Стас Вернингоу мне очень даже знаком.
И я рассказал им историю моего знакомства с этим человеком и курьезный случай, связанный с показом моего нового «приятеля» по телевизору и с нелепо-забавным упоминанием моего имени в той передаче.
Миша и Ербол с большим интересом выслушали мой рассказ, но никак его не комментировали. Разве что Михаил, поморщив лоб, словно вдумываясь в звучание слова, несколько раз повторил сам себе фамилию Стаса:
— Вернингоу… Вернингоу…Хм… Вернингоу.
Когда мы уже ехали по городу, приближаясь к моему дому, Миша Славянский неожиданно повернулся ко мне и сказал:
— Павел Андреевич, вы знаете, странное совпадение: ваша фамилия – Нинегуров, фамилия Стаса – Вернингоу и… поразительно – имя Ругвенион состоят из одних и тех же букв!
— Разве? – я опешил перед таким фактом.
— А вы проанализируйте.
Я разложил «Нинегуров», «Вернингоу» и «Ругвенион» на буквы и пришел к тому же выводу, что и Михаил. Я был растерян и не мог ничего сказать по этому поводу.
— Нумерология, — глубокомысленно только и вымолвил Ербол.
— Наверное, совпадение, — наконец неопределенно сказал я.
— Пожалуй, — согласился и Славянский.
Мы подъехали к моему дому, я пригласил ребят к себе, но они отказались: торопились сделать покупки и до темна вернуться в Алуан, где их ждали. Мы попрощались, и я пошел домой с засевшей мне в голову мыслью, что все эти совпадения имен совсем не просто так.

XXVII

Дома все заждались папу. Лиза и Вася остаток дня провели рядом со мной, рассказывая о том, как они провели время в моем отсутствии, а также расспрашивали меня: где я был и что делал. Яна, счастливая моим возвращением, сделала на ужин прекрасный стол, и вечером мы отлично с ней посидели за бутылкой сухого красного вина. Моя любимая жена весело рассказывала о том, как она с детьми ходила купаться на Тобол, ночевала на даче и ходила в ближайший к городу березовый лесок за грибами. Не забыла упомянуть и о деяниях моего «дружка» Стаса Вернингоу, слава о «подвигах» которого через средства массовой информации перешагнула уже границы области. На вопросы же Яны и детей о моем пребывании в Алуане я отвечал туманно и уклончиво, совсем не затрагивая в своем рассказе бесед со старцем Ругвенионом и встреч с великими мудрецами. Яна чувствовала, что я не все говорю, но не приставала ко мне с расспросами и не обижалась, понимая, что значит так надо. И я был ей благодарен.
Вечер провел в кругу семьи, а следующим утром сел за письменный стол. Мне нужно было как-то начать свою работу и, лучше всего, начать с названия книги, которое свяжет все, что я хочу сказать, в единое целое. Долго ломал голову, но ничего не придумал, решил на время оставить заглавие в покое и попробовать начать с текста. Я понимал, что произведение, которое выйдет из-под моего пера, вызовет неоднозначную реакцию в обществе, и совершенно непредсказуемую у религиозных радикалов. Наверняка, католическое священство средних веков отправило бы эту книгу в костер как еретическую. И имея все это в виду я начал с обращения к будущему читателю:
«Когда ты прочтешь эту книгу, я буду считать свою задачу выполненной, если в твоем сердце воспламенится огонь добра, веротерпимости и любви ко всем людям. Если ты бросишь оружие и увидишь во враге – брата, значит эта книга не напрасно написана и разожгла в твоем сердце духовный костер, согревший твою светлую, бессмертную душу. Но ты же можешь бросить эту книгу в костер равнодушия или ненависти, если ее мысли не тронули тебя или вызвали твой протест. И пусть Господь будет с тобой при твоем выборе».
Вдруг мне в голову пришла ошеломившая меня мысль: Нинегуров – Вернингоу – Ругвенион – это те, кто я есть, кого я должен в себе преодолеть, и тот, кем я должен стремиться стать! В сильном волнении я сидел какое-то время над рукописью. Я теперь понял: что за книга была уже известна в кругу посвященных этого мира под моей фамилией, и что в ней должно было быть.
Чуть дрожащей, но верной рукой я вывел на белоснежном листе бумаги заглавие книги:

РУГВЕНИОН
Книга для Костра

1999-2002 гг.

КОММЕНТАРИИ

I

1 Ом Мани Падме Хум! Ом Ваги Шори Мум! Ом Ваджра Пани Хум! (тибет.) – «Слава Драгоценности Лотоса! Слава Владыке Речи! Слава Держателю Дордже!» — священные мантры ламаизма. Дордже – ламаистский скипетр.

2 Аллаху Акбар! Ашхаду ан ля иляха илля Ллаху. Ашхаду анна Мухаммадун Расулу Ллахи…(араб.) – «Бог велик! Свидетельствую, нет Бога кроме Аллаха. Свидетельствую, и Мухаммед – Пророк Его» – свидетельство веры мусульманина. Кто произнесет это свидетельство и уверует всем сердцем с этого момента становится мусульманином.

3 Харе Кришна, Харе Кришна! Кришна, Кришна, Харе, Харе! Харе Рама, Харе Рама! Рама, Рама, Харе, Харе! (санскрит.) – «О высшая энергия Кришны! О Господь Кришна, пожалуйста, займи меня вечным служением тебе». – Маха-мантра. Рама и Кришна – имена Бога, а Харе – энергия Бога.

4 Эллохим – одно из имен Бога в священной книге Каббалы «Сефер Ецира» (Книге Творения).

5 Иерусалим – по библейской энциклопедии: основание, или жилище мира. Всемирно известный, древнейший город Обетованной земли (Израиль).

Вифлеем – город, где родился Иисус Христос (Израиль).
Мекка – священный город мусульман, где находится величайшая святыня ислама – Кааба. Мекка – место паломничества (хаджа) (Саудовская Аравия).

Медина – также священный город мусульман. Здесь находятся могилы Пророка Мухаммеда и Его знаменитых последователей Абу-Бакра и Омара (Саудовская Аравия).
Вриндаван – деревня в Индии, в которой по преданию пять тысяч лет назад жил Господь Кришна, будучи ребенком. Также Вриндаван – вечная обитель Господа за пределами материального мира.

Кайлас – вершина Главного Гималайского хребта (6714 м). Считается обителью бога Шивы и является одним из главных мест паломничества.

IV

1 Коран – священная книга ислама.

Библия – священная книга христиан и иудеев.

Авеста – священная книга зороастризма.

Махабхарата – древняя индийская эпическая поэма.

Лунь Юй – священная книга конфуцианства.

Конфуций – древнекитайский мыслитель, основатель влиятельной школы философии, которая со временем превратилась в религию Китая.
Гильгамеш – «О все видавшем», великая ассиро-вавилонская поэма. Дошла до наших дней в клинописных текстах на глиняных табличках.

Кант – Кант Иммануил (1724-1804) – немецкий философ и ученый, родоначальник немецкого классического идеализма. Главный философский труд – «Критика чистого разума».

2 Бхагават-Гита – «Священная песня» – часть древнеиндийской эпической поэмы «Махабхараты». Священная книга кришнаитов.

V

1 Иов – благочестивый ветхозаветный страдалец, история которого излагается в книге Ветхого Завета, носящей его имя.

VIII

1 Нарада – великий мудрец из древнего индийского эпоса «Шримад Бхагаватам».

IX

1 Мессия, Мунтазар и Майтрейя – грядущие божественные освободители у иудеев, мусульман и буддистов.

2 Михей – библейский пророк.

3 «Не стало милосердных на земле, нет правдивых между людьми… Лучший из них – как терн и справедливый – хуже колючей изгороди» – (Ветхий Завет, Михей, 7:2 и 7:4).

4 «Если бы Бог не удерживал…» – (Коран, сура 22:41).

5 Мэн-цзы – философ, последователь Конфуция (ок. 372-289 гг. до н.э.). Его высказывания собраны в одноименной, древней книге «Мэн-цзы».

6 «Человека бесчестят – если он сам себя уже обесчестил…» – цитата из книги «Мэн-цзы», глава IV, часть 1, 8.

7 Агни-Йога – учение гималайских Махатм, основы которого были собраны и изданы Е.И. Рерих в 14-ти книгах. Агни-Йога – нравственно-духовное учение жизни, которое представляет собой сокровенную мудрость Востока и современные искания на пути улучшения человека и мира.

Умалишенно снуют люди… — (Агни-Йога, «Листы сада Мории», «Зов», 1923, январь 9).

8 Вивекананда Свами – настоящее имя Нарендранатх Датта (1863-1902) – индийский философ, великий ученик Рамакришны. Благодаря Вивеканаде Европа и Сев. Америка узнали духовное учение Рамакришны.

9 Адам – имя первого человека, родоначальника всего человечества. В шестой и последний день творения мира был сотворен человек (Адам) по образу и подобию Божию.

10 Рамакришна – настоящее имя Гададхар Чаттерджи (1836-1886) – реформатор индуизма, общественный деятель Индии. Рамакришна выступал с проповедью единой всечеловеческой религии.

11 «Истина не преклоняется перед обществом…» – цитата из книги Свами Вивекананды «Философия йога» (раздел «Бог и человек»).

12 Амос – библейский пророк.

13 «Ибо Господь Бог ничего не делает…» – (Ветхий Завет, Амос 3:7).

14 Саннияси – странствующий индийский монах. Саннияса – отречение от мира, согласно Ведам – четвертая ступень духовного развития.

15 «Ибо никогда в этом мире ненависть…» – (Дхаммапада, 1, 5-6).

16 «Брихан-Нарадия Пурана» – одна из шастр (пуран) — священных ведических текстов. Пураны включают в себя космогонические мифы о богах и вселенной, а также исторические предания глубокой древности.

17 «В этот век вражды и лицемерия…» – цитата из «Брихан-Нарадия Пураны».

18 Каббала – мистическое еврейское религиозное учение. Его возникновение и распространение относится к IX-XIII вв.

19 Соломон – библейский царь Израиля и Иудеи, сын царя Давида. Прославился своей мудростью.

20 «Заповедь – есть светильник…» – (Ветхий Завет, Притчи, 6:23).

21 «Народ можно принудить к послушанию…» – (Конфуций «ЛуньЮй», глава 8:9).

22 «Люйши Чуньцю» – «Весны и осени Люй Бувэя» — обширный древнекитайский синкретический памятник, созданный в начале I тысячелетия нашей эры. В его составлении приняли участие философы всех основных школ из разных царств Китая.

23 «Тот, кто искренне стремится к совершению добрых дел…» – цитата из древнекитайской книги «Люйши Чуньцю».

24 Ницше – Ницше Фридрих (1844-1900), немецкий философ, представитель волюнтаризма и один из основоположников современного иррационализма. Основные сочинения: «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Воля к власти» и др.

25 «И пригвождая людей к кресту…» – (Ницше Ф. «Так говорил Заратустра», часть 2, «О священниках»).

26 «Признание Братства Розы и Креста» – работа, объясняющая цели и деятельность Ордена розенкрейцеров. Орден розенкрейцеров – мифическое философско-религиозное братство средних веков, существованию которого не имеется неоспоримых свидетельств.
27 Зороастр – мифический пророк, основатель религии зороастризма, в древности распространенной в Персии, Азербайджане и Средней Азии. Легенды о его деятельности содержатся в священной книге «Авесте».

28 Ху и Керидвен – главные божества друидов – великие Отец и Мать.

29 Друиды – орден жрецов у древних кельтов. Друиды почитались современниками за глубокое понимание законов природы.

30 Суфийский дервиш – мусульманский странствующий мистик. Суфизм – исламский мистицизм, в основе которого лежит «пробуждение сердца». Искреннее смирение и поклонение ведут к этому пробуждению.

31 «Аллах не переменяет того, что есть в людях…» – (Коран, сура 13:12).

32 Ас-Сухраварди-Шихаб ад-дин Йахиа аль-Мактул (ок. 1155-1191), персидский философ-мистик, создатель учения о «восточном озарении». Ас-Сухраварди утверждал, что во все времена на Земле пребывала высшая мудрость, единая для всех религий и народов.

33  Тот Гермес Трисмегист – легендарный мудрец глубокой древности, Мастер всех наук и искусств, знаток всех ремесел, Правитель Трех Миров, Трижды Великий и Величайший – такова неполная характеристика, данная Тоту Гермесу Трисмегисту древними египтянами. «Трижды Величайший» – так обращались к Гермесу, так как его считали величайшим среди всех философов, величайшим среди всех жрецов и величайшим среди всех царей.

34  Ашока – в 268-232 гг. до н.э. правитель огромного царства на территории Индии и части Афганистана. Способствовал распространению учения Будды.

Акбар – Акбар Джелал-ад-Дин (1542-1605), выдающийся правитель Могольской империи. Объединитель страны, покровитель наук и искусств. Основатель религиозно-философской системы, соединившей в себе основы ведущих мировых религий: индуизма, буддизма, ислама и христианства.

35 Ориген – (ок. 185-253/254), христианский теолог и философ. Оказал огромное влияние на формирование христианской догматики и мистики, в которые пытался ввести основные положения древних религий и философий, в том числе и идею перевоплощения.

36 Моисей – величайший библейский пророк. Является автором пяти первых книг Ветхого Завета: «Бытие», «Исход», «Левит», «Числа» и «Второзаконие».

37 Апостол Павел – одни из двенадцати апостолов.

38 «Итак станьте, препоясавши чресла ваши истиною…» – (Новый Завет, Послание к Ефесянам, 6:14-17).

39 Святая Иерархия – по «Агни-Йоге» означает совокупность разумных светлых сил Космоса, управляющих течением эволюции и помогающих совершенствованию человека.

40 Стоунхендж – древнейшее сооружение из огромных колец камней на юго-западе Англии, сделанное на основе астрономических знаний. Место религиозного поклонения друидов.

41 Монсальват – легендарная священная гора в средневековой Европе, на вершине которого стоял замок братства рыцарей святого Грааля.

42 Аркаим – древнейший город ариев на Южном Урале.

43 Шамбала – страна Махатм – Великих Учителей Востока в Гималаях.

Ригден-Джапо – нынешний правитель Шамбалы.

X

1 Злодеи злодействуют… — (Ветхий Завет, Исаия, 24:16-17).

2 Исаия – библейский пророк.

3 Екклесиаст – по библейской энциклопедии: название книги под данным именем в составе Ветхого Завета. Написана Соломоном в последние годы его замечательного царствования.

4 «Есть мучительный недуг…» – (Ветхий Завет, Екклесиаст. 5:12).

5 «Истреблены будут обремененные серебром» – (Ветхий Завет, Софония, 1:11).

6 Софония – один из двенадцати библейских малых пророков.
7 Будет день, когда небо будет как медь расплавленная… — (Коран, сура 70:8-18).

8 Истинно, человек сотворен малодушным… — (Коран, сура 70:19-21).

9 «Тот скажет: о если бы никогда…» – (Коран, сура 69:25).

10 «Возьмите его, свяжите его!..» – (Коран, сура 69:30-37).

11 «Все совратились с пути…» – (Новый Завет, Послание к Римлянам, 3:12-17).

12 Иеремия – второй из так называемых больших пророков Ветхого Завета.

13 «Проклят, кто дело Господне делает небрежно…» – (Ветхий Завет, Иеремия, 48:10).

14 «Не думайте, что Я пришел принести мир…» – (Новый Завет, Евангелие от Матфея, 10:34).

15 Амос – один из малых библейских пророков.

16 «Горе желающим дня Господня!..» – (Ветхий Завет, Амос, 5:18).

17 «Они будут растопкой адского огня» – (Коран, сура 3:8).

18 «Бог силен, мстителен» – (Коран, сура 3:3).

19 Саул – первый царь Израиля.
20 Господь Саваоф – то есть «Бог воинств», одно из имен еврейского бога Яхве.

21 Амалик – по библейской энциклопедии: один из старейшин Идумейских.

22 «Так говорит Господь Саваоф: вспомнил Я о том…» – (Ветхий Завет, Первая книга Царств, 15:2-3).

23 «Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем» – (Ветхий Завет, Первая книга Царств, 15:35).

24 «Когда же кончатся запретные месяцы…» – (Коран, сура 9:5).

25 «ссекать головы дотоле…» – (Коран, сура 47:4).

26 Шримад Бхагаватам – главная из восемнадцати Пуран, в которой описывается только преданное служение Господу. Состоит из 18000 стихов.

27 «Слабые служат пищей для сильного…» – (Шримад Бхагаватам, Песнь I, 13:47).

28 «Мир заселяют нежелательные люди…» – (Шримад Бхагаватам, Песнь I, 18:45).

29 «Глаз за глаз, зуб за зуб…» – (Ветхий Завет, Исход, 21:24-25).

30 «Мы предписали им; душу за душу, око за око…» – (Коран, сура 5:49).
31 «Не пренебрегай наказания Господня и не унывай…» – (Новый Завет, Послание к Евреям, 12:5-6).

32 «Обуздывая бессовестных негодяев…» – (Шримад Бхагаватам, Песнь I, 13:47).

XI

1 Давид – библейский царь Израиля (X век до н.э.).

2 Этот поступок Давида описывается во 2-ой книге Царств Ветхого Завета (12:29 и 31).

XII

1 «Они хитрили и Бог хитрил…» – (Коран, сура 3:47).

2 «Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры…» – (Ветхий Завет, Исаия, 5:11).

3 «Верующие! Вино, игра в жеребьи, кумиры…»¬ – (Коран, сура 5:92).

4 «У кого вой! у кого стон!..» – (Ветхий Завет, Притчи, 23:29-30).

5 «Спрашивают тебя о вине…» – (Коран, сура 2:216).

6 «Итак иди, ешь с веселием хлеб твой…» – (Ветхий Завет, Екклесиаст, 9:7).

7 Но с ними случается по верной пословице… — (Новый Завет, Второе соборное послание Петра, 2:22).

8 Аввакум – один из двенадцати малых библейских пророков.

9 «Горе тому, кто жаждет неправедных приобретений…» – (Ветхий Завет, Аввакум, 2:9).

10 «Бог запечатал сердца их…» – (Коран, сура 2:6).

11 Не ходи по земле величаво… — (Коран, сура 17:39-40).

12 «Жестокий и подлый человек…» – (Шримад Бхагаватам, Песнь I, 7:37).

13 «Беззаконные будут узнаны по чертам своим…» – (Коран, сура 55:41)

XIII

1 «Трое врат открывают дорогу в ад…» – (Бхагават-Гита, 16:21).

2 «Ибо открывается гнев Божий с неба…» – (Новый Завет, Послание к Римлянам, 1:18).

3 «А отступившие от правды, они – дрова для геены» – (Коран, сура 72:15).

XIV

1 «И опустошал Давид ту страну…» – (Ветхий Завет, Первая книга Царств, 27:9).

2 «И сказал Давид в тот день…» – (Ветхий Завет, Вторая книга Царств, 5:8).

3  «Сражайтесь на пути Божием с теми, которые сражаются с вами…» – (Коран, сура 2:186-187). В этой цитате Шива намеренно, со смыслом пропускает несколько слов.

4 Иезекииль – третий из библейских пророков.

5 «И скажи земле Израилевой…» – (Ветхий Завет, Иезекииль, 21:3).

6 «Нечестивым Мы приготовили огонь…» – (Коран, сура 18:28).

7 «Не желай дома ближнего твоего…» – (Ветхий Завет, Исход, 20:17). В слове «желай» Шива с умыслом меняет местами буквы «е» и «а», чем кардинально меняет смысл библейской фразы.

8 Веды – древнейшие памятники индийской религиозной литературы (конец II и начало I тысячелетия до н.э.).

9  «Даже если человек совершает самые дурные поступки…» – (Бхагават-Гита, 9:30).

XV

1 Наум – один из малых библейских пророков.

2 «Господь есть Бог ревнитель и мститель…» – (Ветхий Завет, Наум, 1:2).

3 «Не криви своего лица из презрения к людям…» – (Коран, сура 31:17-18).

4 «Видел я рабов на конях…» – (Ветхий Завет, Екклесиаст, 10:7).

5 Авдий – один из малых библейских пророков.

6 «Но хотя бы ты, как орел…»¬ – (Ветхий Завет, Авдий, 1:4).

7 «Он строит, как моль, дом свой…» – (Ветхий Завет, Иов, 27:18-20).

8 «Те, которые свои половые члены берегут…» – (Коран, сура 70:29-31). Шива сокращает эту цитату.

9 «Любодейцу и любодея подвергайте телесному наказанию…» – (Коран, сура 24:2).

10 «Делая добро, не будь корыстолюбив» – (Коран, сура 74:6).

11 «У кого раздавлены ятра…» – (Ветхий Завет, Второзаконие, 23:1).

12 «Что золотое кольцо в носу у свиньи…» – (Ветхий Завет, Притчи, 11:22).

13 «Веселие беззаконных кратковременно» – (Ветхий Завет, Иов, 20:5).
14 «Демоны, потерявшие себя  и не имеющие разума…» – (Бхагават-Гита, 16:9).

15 «Опутанные сетью сотен тысяч желаний…» – (Бхагават-Гита, 16:12).

16 «Вы, которые не знаете…» – (Новый Завет, Послание Иакова, 4:14).

17 И даст вам Господь мясо, и будете есть… — (Ветхий Завет, Числа, 11:18-20).

18 «Им питьем будет кипяток…» – (Коран, сура 6:69).

19 «Не убивайте души, какую Бог запретил убивать…» – (Коран, сура 6:152).

20 «Если нечестивый будет помилован…» – (Ветхий Завет, Исаия, 26:10).

21 «Самодовольные и всегда бесстыдные…» – (Бхагават-Гита, 16:17).

22 «Посему хотя бы ты умылся мылом…» – (Ветхий Завет, Иеремия, 2:22).

23 «Но когда делаешь пир, зови нищих…» – (Новый Завет, Евангелие от Луки, 14:13).

24 «Иисус сказал: если хочешь быть совершенным…» – (Новый Завет, Евангелие от Матфея, 19:21).

25 «Ибо мерзок пред Господом, Богом твоим…» – (Ветхий Завет, Второзаконие, 25:16).

26 Потому что Бог наш есть огонь поядающий – (Новый Завет, Послание к Евреям, 12:29).

27 «Ухитряющиеся на злое уже ли не опасаются…» – (Коран, сура 16:47-49).

28 «Лицемеры хотят обмануть Бога…» – (Коран, сура 4:141).

XVI

1 Платон – (428/427-348/347 до н.э.), древнегреческий философ-идеалист, ученик Сократа, основатель объективного идеализма, автор свыше 30 философских диалогов.

2 Лао-цзы – древнекитайский философ. Автор философского трактата «Дао дэ цзин» – канонического сочинения даосизма. Даосизм – крупнейшее наряду с конфуцианством религиозно-философское учение Китая.

XVII

1 С человеком Бог говорит не иначе…» – (Коран, сура 42:50).

2 «Горе тем, которые написавши книгу…» – (Коран, сура 2:73).

3 Кааба – мусульманская святыня в Мекке.

Аль-Худжр аль-Асвад – Черный камень, вделанный в один из углов Каабы. Согласно преданию, был ниспослан Аллахом.

Джабал ал-Нур – гора, где находится пещера, в которой Пророку Мухаммеду было ниспослано первое его видение.

Джабал ат-Таур – гора, где скрывался Пророк Мухаммед от врагов-язычников.

4 Арафат – долина к востоку от Мекки (Саудовская Аравия).

5 Зухр и Аср – полуденная и предвечерняя молитвы мусульман.

6 Сунна – книга, в которой содержатся высказывания Пророка Мухаммеда и описываются его поступки. Сунна является сводом норм общественной жизни, толкования Корана и религиозного права.

7 «Верующие! Когда выступите в путь Божий…» – (Коран, сура 4:96).
8 «В религии нет принуждения»¬ – (Коран, сура 2:257).
9 Абиссиния – территория современной Эфиопии (Африка).
10 «Если кто-нибудь из многобожников попросит…» – (Коран, сура 9:6).
11 Шииты – представители направления в исламе, которые считают халифа Али ибн Аби Талиба единственно законным преемником Пророка Мухаммеда.
12 «Благочестие не в том, чтобы вам обращать лица свои…» – (Коран, сура 2:172).
13 «Мы по крещению Божию…» – (Коран, сура 2:132-133).
14 «Люди прежде были только одною религиозной общиной…» – (Коран, сура 10:20).
15 «Люди! Бойтесь Господа вашего, который сотворил вас в одном человеке…» – (Коран, сура 4:1).
16 «Одно из знамений Его есть сотворение небес и земли…» – (Коран, сура 30:21).
17 К каждому народу был свой посланник – (Коран, сура 10:48).
18 Каждый посланник, какого ни посылали Мы… — (Коран, сура 14:4).
19 Каждому из вас Мы уложили устав и дорогу… — (Коран, сура 5:52-53).
20 «Для каждого вероучения Мы установили служебные обряды…» – (Коран, сура 22:66).
21 «Ты увидишь все народы коленопреклонными…» – (Коран, сура 45:27-28).
22 Байхаки – один из известных составителей хадисов.
23 Муслим – Муслим ибн аль-Хаджджажд, составил второе по значению собрание хадисов (7433 хадиса).
24 Тирмизи – один из шести самых известных составителей хадисов.
25 «Арабы самые упорные в неверии и лицемерии…» – (Коран, сура 9:98).
26 «Злобу отклоняй добротой» – (Коран, сура 23:98).
27 «Отплатой за зло пусть будет соразмерное ему зло…» – (Коран, сура 42:38).
28 «Добро и зло не равно одно другом󅻬 – (Коран, сура 41:34).
29 Джихад – усердие, рвение во имя Бога.
30 «К вые каждого человека мы привязали птицу…» – (Коран, сура 17:14).
31 Бухари – Мухаммед ибн Исмаил аль-Бухари. Его собрание хадисов (7563 хадиса) является самым авторитетным и обширным в исламе.

XVIII
1 Эзотерический круг – внутренний круг посвященных людей. Как правило, все ведущие религии имеют экзотерическую (внешнюю) сторону, предназначенную для большинства верующих, и эзотерическую (внутреннюю) – для монашества и служителей культа. Есть и более узкий круг, который представляют люди выдающихся духовных достижений, святые и философы-богословы.
2 «Прекрасно там, где человечность…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 4:1).
3 «Не рассчитывай на скорые успехи…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 13:17).
4 «Есть в Песнях строки: К горам высоким рвемся мы…» – цитата из труда основоположника китайской историографии Сыма Цяня (II-I вв. до н.э.) «Ши цзи» (Исторические записки), в главе «Старинный род Конфуция».
5 Для благородного мужа служба – это выполнение своего долга… – (Конфуций, «Лунь Юй», 18:7).
6 «Чжун-Ю» – «О неизменных законах духовной жизни, или учение о неизменяемости в состоянии середины» – книга, составленная Цзы Сы, внуком и учеником Кун-цзы (Конфуция).
7 «Мудрый не раздает наград для привлечения к себе…» – (Чжун-Ю, глава 33:4).
8 Цзыся – второе имя ученика Конфуция Бу Шана.
9 «Непременными достоинствами обладает даже малый путь…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 19:4).
10 «Любовь – это то, чем живет Небо, его закон» – (Чжун-Ю, глава 20:18)
11 «Любовь это начало и конец всего…» – (Чжун-Ю, глава 20:2).
12 «Будучи таковой по своей природе…» – (Чжун-Ю, глава 26:6).
13 «Провожать иностранцев, когда они уходят…» – (Чжун-Ю, глава 20:14).
14 «Если твои речи честны и правдивы…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 15:6).
15 «Жизнь и смерть зависят от Небесного веления…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 15:5).
16 Учитель Цзэн – ученик Конфуция Цзэн Шэн. Только ему и еще одному человеку Конфуция Ю Жо присвоено почетное звание «Учитель», все остальные ученики назывались обычно по своему второму имени.
17 «Ученый человек не может не быть твердым и решительным…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 8:7).
18 Цзыгун – второе имя ученика Конфуция Дуаньму Цы.
19 «Цзыгун спросил: Что если кого-то любят все односельчане?..» – (Конфуций, «Лунь Юй», 13:24).
20 Цзай Юй – ученик Конфуция.
21 «Ученик Цзай Юй заснул средь бела дня…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 5:10).
22 «Если возвышать прямых и ставить над кривыми…» — цитата из книги Сыма Цяня «Старинный род Конфуция».
23 «Если поставить честных над бесчестными…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 12:22).
24 Князь Шэ – правитель местности Шэ в южном царстве Чу (Китай).
25 Князь Шэ спросил, что значит управление государством… — (Конфуций, «Лунь Юй», 13:16).
26 «Так тверда, что точишь – и не поддается…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 17:7).
27 «Бывает, появляются ростки, но не цветут…» – (Конфуций, «Лунь Юй», 9:22).
28 «Путь истины – рядом, а ищут его – далеко…» – (Мэн-цзы, глава 4, часть I:II).
29 Мэн Цзы – философ, последователь Конфуция, известен также под именем Мэн Кэ (ок. 372-289 гг. до н.э.). Его высказывания собраны в одноименной книге.
30 «Как полно и совершенно могут духовные существа…» – «Чжун-Ю, глава 16:1-2).
31 Не печалься, что тебя никто не знает… — (Конфуций, «Лунь Юй», 14:30).
XIX
1 Маха Меру – в индийской мифологии высочайшая гора в центре мира – обитель богов.
2 Баньян – бессмертное дерево из индийской мифологии. Корни его растут вверх, а ветви – вниз.
3 Майя – в буддизме: иллюзорность видимого мира.
4 Арджуна – царь из семейства Пандавов, ученик Кришны в «Бхагават-Гите».
5 Господь однажды сказал царю Арджуне: «Из многих тысяч людей может быть один стремится…» – (Бхагават-Гита, 7:3).
6 «Невежественные люди исполняют свои обязанности ради плодов их…» – (Бхагават-Гита, 3:25).
7 «Подобно тому, как лодку уносит сильным ветром…» – (Бхагават-Гита, 2:67).
8 «Господь дает возможность живому существу…» – (Каушитаки Упанишад, 3:8).
9 «Человечество приходит ко Мне разными Путями…» – эта цитата из «Бхагават-Гиты» принадлежит Елене Рерих в ее письме от 2 февраля 1935 года.
10 «Кто работает для Меня…» – (Бхагават-Гита, 11:55).
11 Бхакти-йога – воссоединение с Всевышним через преданное служение Ему.
12 «Если ты не можешь соблюдать регулирующие принципы бхакти-йоги…» – (Бхагават-Гита, 12:10).
13 Риши – святые мудрецы, провидцы и подвижники божественного уровня в индуизме.
14 Бхактиведанта Свами Прабхупада – знаменитый основатель-ачарья международного общества Сознания Кришны.
15 Ману – в индийской мифологии первопредок, прародитель людей.
16 Дхарма – совокупность обязанностей, вменяемых религией брахманизма, а затем буддизма человеку.
17 Варна – одно из четырех сословий в ведической системе индийского общества (брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры).
18 «Непричинение вреда, правдивость, неприсвоение чужого…» – (Законы Ману, 10:63).
19 «Что бы ни делал великий человек…» – (Бхагават-Гита, 3:21).
20 Рерих Николай – русский мыслитель, художник и общественный деятель (1874-1947).
21 Шри Васвани – буддийский проповедник.
22 «Лучше своя дхарма, плохо исполненная…» – (Законы Ману, 10:97).
23 «Зная, что все изумительные, прекрасные и славные создания…» – (Бхагават-Гита, 10:41).
XX
1 Кадири — Мухйи ад-дин Абд аль Кадир аль-Гилани (1077-1166), проповедник и богослов, суфийский шейх. Основал суфийское братство Кадирийя. Один из самых знаменитых святых.
Сухравард謬 – суфийское братство, сложившееся в конце XII начале XIII веков в Ираке в рамках месопотамской школы суфизма ас-Сухраварди.
Накшбанди – суфийский орден, сложившийся в Средней Азии. Его основателем был Бахааддин Накшбанди Бухараи (1314-1389). Среди последователей ордена были великие поэты Алишер Навои и Джами.
Чишти – суфийское братство, основанное ходжой Абу Исхаком аш-Шами (ум. в 1097), наиболее распространенное в Индии. Орден назван по имени знаменитого суфийского шейха Му ин ад-дина Хасана Сиджзи Чишти (1142-1236) —  главного распространителя идей этого братства.
2 «Перед Богом и Восток и Запад…» – (Коран, сура 2:109).
3 Руми — Джалал ад-дин Мухаммед бен Баха ад-дин Мухаммед аль-Балхи (1207-1273), известный как Мауляна (наш господин), знаменитый персидский поэт и мистик, основатель суфийского братства маулавийа.
4 «В то, что было дано Моисею и Иисусу…» – (Коран, сура 2:130).
5 Эта история под названием «Купец и христианский дервиш» взята из собрания дервишских историй выдающегося суфия XX века Идрис Шаха.
6 Аль-Ансари – Аль-Ансари аль-Харави, Абу Исмаил Абдаллах ибн Мухаммед (1006-1089), известный суфий, родом из Герата. Согласно аль-Ансари аль-Харави, суфизм только углубляет понимание Корана и Сунны и является их продолжением.
7 «Грех на вас не в ошибке, какую сделаете вы…» – (Коран, сура 33:5).
8 Хаким Санаи – просветленный мудрец из Газны.
9 Багдад – древний город, столица современного Ирака.
10 Фудайл – Фудайл Ибн Айад, великий суфий. Первую половину своей жизни был разбойником. Умер в начале IX века.
11 Али – двоюродный брат и зять Пророка Мухаммеда, знаменитый халиф Али ибн Аби Талиб.
12 Аскеты – люди, ведущие строгий образ жизни с отказом от жизненных благ и удовольствий.
13 Тирмизи – составитель одного из  шести самых авторитетных сборников хадисов.
14 «Читай что из писания открыто тебе…» – (Коран, сура 29:44).
15 «Он дает мудрость кому хочет…» – (Коран, сура 2:272).
16 «Что ни есть сокровенного на небе и на земле…» – (Коран, сура 27:77).
XXI
1 «Совершенномудрый человек всегда действует, сообразуясь со временем…» – (Гоюй, глава 21).
2 «Гоюй  — «Речи Царств», записи речей знаменитых деятелей Древнего Китая из царства Чжоу. Самая древняя из речей датируется 967 г. до н.э., самая поздняя – 453 г. до н.э.
3 «Мудрый ничто не ценит так высоко, как время…» – цитата из древнекитайской книги «Люйши Чуньцю».
4 Дао – одна из важнейших категорий в китайской классической философии. Первоначально «Дао» означало «путь». Впоследствии понятие Дао было применено для обозначения «пути» природы. Вместе с тем Дао стало означать жизненный путь человека и превратилось в понятие «этическая норма» – (дао-дэ).
5 «Мудрец должен следовать за временем, как тень…» — цитата из книги «Люйши Чуньцю»,
6 Гуань Инь-цзы – древний мудрец Инь Си (или Гуань Инь-цзы – «Учитель Инь с заставы»), современник Лао-цзы, с которым вел философские беседы. По имени Гуань Инь-цзы названа книга, где собраны его изречения.
7 «Без Дао-Пути нельзя было бы говорить…» – цитата из книги «Гуань Инь-цзы».
8 Один гончар может изготовить мириад кувшинов… — цитата из книги «Гуань Инь-цзы».
9 Гэ Хун – (ок. 250-330 гг.), один из поздних классиков даосизма, автор книги «Бао Пу-цзы» («Учитель, объявивший Безыскусное»).
10 «Слава сама по себе не приходит…» – цитата из книги «Люйши Чуньцю».
11 «Верные слова не изящны…» – (Дао дэ Цзин, глава 81).
12 «Великая прямота похожа на кривизну…» – (Дао дэ Цзин, глава 45).
13 «Тот, кто хочет подняться над людьми…» – (Дао дэ Цзин, глава 66).
14 «Если хочешь кого одолеть – сперва уступи ему…» – (Хань Фэй-Цзы, из главы 22). Книга «Хань Фэй-Цзы» («Отрицающий Учитель из царства Хань») названа по имени ее автора (288-233 гг. до н.э.) – яркого философа своего времени.
15 Чжуан-цзы – древний даоский философ Чжуан Чжоу (или Чжуан-цзы), живший в конце IV – начале III веков до н.э. Его учениками составлена книга «Чжуан-цзы».
16 «…звал Чжуан-цзы к себе на службу…» – (Чжуан-цзы, из главы 32).
17 «Совершенно-мудрый, совершая дела, предпочитает недеяние…» – цитата из «Дао дэ цзин» Лао-цзы.
18 «Видеть значительное в малом – называется мудростью» – изречение Лао-цзы из обширного философского сочинения «Хуай-нань-цзы» («Учители из Южного заречья реки Хуай»), созданного при дворе удельного князя Лю Аня (180-122 гг. до н.э.).
19 Путь Неба – приносить пользу и не причинять вреда… — (Дао дэ Цзин, глава 81).
20 Истинное не обладает славой… — (Ле-Цзы, из главы 7). Книга «Ле-Цзы» составлена последователями даоского философа Ле Юйкоу (или Ле-цзы), жившего в V веке до н.э., принадлежит к самым ярким книгам древнего Китая. Имя самого Ле-цзы окружено легендами и о нем ничего конкретно не известно.
21 Ян Чжу – древний философ-скептик, труды которого отдельно не сохранились. Его высказывания составляют последнюю главу трактата «Ле-Цзы».
XXII
1 «Очень немногие в этой жизни в состоянии выносить яркий свет истины…» – (Свами Вивекананда «Философия йога», Практическая веданта, часть 3).
2 Человек должен исполнять свой долг… — (Свами Вивекананда «Философия йога», Карма-йога, глава 2).
3 «Когда вы делаете что-нибудь для другого человека…» – (Свами Вивекананда «Философия йога», Карма-йога, глава 3).
4 Самая трудная вещь на свете – работать и не думать о результатах… — (Свами Вивекананда, Карма-йога, глава 2).
5 Еще никогда не существовало ничего… — (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, глава «Единство в разнообразии»).
6 Каждое ваше дело, каждый поступок…- (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, глава «Космос» (Микрокосм).
7 «Что бы ты ни делала…» – (Бхагават-Гита, 9:27).
8 Аватара – (нисхождение, сошествие) – в индуистской мифологии нисхождение божества на Землю, его воплощение в смертное существо, чтобы спасти мир, восстановить добродетель.
9 «Выше и благороднее всех обыкновенных учителей мира…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, глава «Воплощенные учителя и воплощение»).
10 Все религии мира не противоречат, не враждебны одна другой… — (Свами Вивекананда «Философия йога», «Мой Учитель»).
11 «Все религии представляют условие к достижению свободы» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, глава «Майя и Свобода»).
12 Пратиахада и Досарана Кришна учат: «Кто меня ищет…» – (Свами Вивекананда «Философия йога», «Шесть наставлений о Раджа-йоге», 5-е наставление).
13 Бхакта – преданный слуга Господа.
14 «Все направления различных религий…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, глава «Избранный идеал»).
15 «Все религии мира основаны на единственном…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Раджа-йога, Вступление).
16 «Перед нами лежат две дороги…» – (Свами Вивеканада, «Философия йога», Карма-йога, глава 2).
17 «Слабые и неразвитые умы во всех религиях и странах…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, «Определение бхакти»).
18 Крайне узкие сектанты… — (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, «Избранный идеал»).
19 «Мы и никто другой – любимцы Бога…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, «Абсолют и проявление»).
20 «Но вечная ведантистская религия открывает бесконечное число дверей…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, «Избранный идеал»).
21 «Все маленькие несогласия…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, «Бог во всем»).
22 «Идеал, которому обыкновенно поклоняются все…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Бхакти-йога, «Треугольник любви»).
23 «Фанатик неразумен, и нет в нем сострадания…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Карма-йога, глава 5).
24 «Мы не должны никого ненавидеть…» – (Там же).
25 «Все окружающее постоянно наносит нам удары…»¬ – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, «Майя и эволюция понятия о Боге»).
26 «Есть два сорта мужества…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», «Бог и человек»).
XXIII
1 «И будет Он судить народы…» – (Ветхий Завет, Исаия, 2:4).
2 «Главное – мудрость: приобретай мудрость…» – (Ветхий Завет, Притчи, 4:7-9).
3 «Мудрость разумного – знание пути своего…» – (Ветхий Завет, Притчи, 14:8).
4 «Мудрость лучше воинских орудий» – (Ветхий Завет, Екклесиаст, 9:18).
5 «Слова мудрых, высказанные спокойно…» – (Ветхий Завет, Екклесиаст, 9:17).
6 «Обдумай стезю для ноги твоей…» – (Ветхий Завет, Притчи, 4:26).
7 «Как хорошо слово вовремя!» – (Ветхий Завет, Притчи, 15:23).
8 «Когда поселится пришелец в земле вашей…» – (Ветхий Завет, Левит, 19:33).
9 «Один суд должен быть у вас…» – (Ветхий Завет, Левит, 24:22).
10 Захария – один из малых библейских пророков.
11 «Вдовы и сироты, пришельца и бедного не притесняйте…» – (Ветхий Завет, Захария, 7:10).
12 «Доколе есть время, будем делать добро всем…» – (Новый Завет, Послание к Галатам, 6:10).
13 «Кто копает яму, тот упадет в не…» – (Ветхий Завет, Екклесиаст, 10:8).
14 «Бог не желает погубить душу…» – (Ветхий Завет, Вторая книга Царств, 14:14).
15 «Если нечестивый будет помилован…» – (Ветхий Завет, Исаия, 26:10).
16 «Не радуйся, когда упадет враг твой…» – (Ветхий Завет, Притчи, 24:17-19).
17 «Если голоден враг твой, накорми его хлебом…» – (Ветхий Завет, Притчи, 25:21).
18 «Не давайте святыни псам…» – (Новый Завет, Евангелие от Матфея, 7:6).
19 Тит – по библейской энциклопедии: один из 70 апостолов, язычник по происхождению, из Антиохии, но обращенный в христианство проповедью святого апостола Павла.
20 «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся…»- (Новый Завет, Послание к Титу, 3:10-11).
21 «Убьет грешника зло, и ненавидящие праведного погибнут» – (Ветхий Завет, Псалтирь, 33:22).
22 «Сам сатана принимает вид Ангела Света…» – (Новый Завет, 2-е послание к Коринфянам, 11:14-15).
23 «Если Бог за нас, кто против нас?» – (Новый Завет, Послание к Римлянам, 8:31).
24 «Предай Господу дела твои…» – (Ветхий Завет, Притчи, 16:3).
25 «Долготерпеливый лучше храброго…» – (Ветхий Завет, Притчи, 16:32).
26 «Кроткий ответ отвращает гнев…» – (Ветхий Завет, Притчи, 15:1).
27 «Когда Господу угодны пути человека…» – (Ветхий Завет, Притчи, 16:7).
28 «Ибо мы не сильны против истины, но сильны за истину» – (Новый Завет, 2-е послание к Коринфянам, 13:8).
29 «Кто не любит, тот не познал Бога…» – (Новый Завет, 1-е Послание Иоанна Богослова, 4:8).
XXIV
1 Уходят мудрые от дома… — строки «Дхаммапады» в поэтическом переводе Е. Парнова.
2 «Великое никогда не входило в Мир при фанфарах и ликованиях…» – (из письма Е. Рерих от 20 сентября 1946 г.).
3 «В караване спутники начали спорить и обсуждать…» – (из статьи Николая Рериха «Риши» (1932 г.)).
4 Бердяев – Бердяев Николай Александрович (1874-1948), русский философ-мистик, экзистенциалист, основатель «Нового христианства».
5 «Человек не может, не должен в своем восхождении улететь из мира…» – (Н. Бердяев «Самопознание», глава 2, «Жалость»).
6 Успенский – Успенский Петр Демьянович (1880-1947), русский исследователь-эзотерик.
7 «Отчетливым признаком истинного познания…» – (П. Успенский «Новая модель вселенной», глава 3).
8 «Хорошее и дурное не две разные вещи…» – (Свами Вивекананда, «Философия йога», Джнана-йога, «Майя и Свобода»).
9 «Благородными мыслями мы украшаем пространство…» – (из Обращения к студентам Ховарда Джойльса «Творящая Мысль» Н. Рериха (1930 год)).
10 «Теперь встречается в жизни четыре рода людей…» – (Агни-Йога, «Листы сада Мории», Книга I «Зов», 24 марта 1923 г.).
11 Марк Аврелий – Марк Аврелий Антонин (121-180), философ-стоик, римский император (161-180).
12 «Лишь одно действительно ценно…» – цитата из книги Марка Аврелия «Наедине с собой» (или «Исповедь»).
13 Сократ – великий древнегреческий философ, учение которого стало поворотом от материалистического натурализма к идеализму. Жил и учил в Афинах. Имел много знаменитых учеников: Платона, Антисфена, Аристиппа, Евклида и других.
14 «Стало быть, не должно ни воздавать за несправедливость несправедливостью…» – (Платон «Критон» (диалог Сократа и Критона)).
15 Алхимия – средневековое учение мировоззренческого, натурфилософского и религиозно-мистического характера. Целью его являлось получение «философского камня».
16 Бэкон Фрэнсис – (1561-1626), английский философ, основатель материализма нового времени.
17 Аристотель – (384-322 до н.э.), великий древнегреческий философ и энциклопедист, основоположник науки логики. Образование получил в Афинах, в школе Платона.
18 Капила – древнеиндийский мыслитель VII в. до н.э., основатель дуалистической философии санкхья.
19 Шопенгауэр Артур – (1788-1860), знаменитый немецкий философ-идеалист.
20 «Мы должны быть снисходительны ко всякой человеческой глупости…» – (А. Шопенгауэр «Мысли», К учению о страданиях мира).
21 «По тому, что мы делаем…» – (А. Шопенгауэр «Мысли», В дополнение к этике).
22 Карлос Кастанеда – исследователь-эзотерик нового времени, автор популярных книг об учении индейца Дона Хуана.
23 «Человек знания – это тот, кто честно пошел по трудному пути учения…» – (К. Кастанеда «Учения Дона Хуана: путь знания индейцев яки», глава 3, 8 апреля 1962 г).
24 «Всегда помни, что путь – это только путь…» – (К. Кастанеда, «Учения Дона Хуана», глава 5, 28 января 1963 г.)
25 Спенсер Герберт – (1820-1903), английский философ и социолог, один из родоначальников позитивизма.
26 «Бог есть бесконечный разум…» – цитата из книги Герберта Спенсера «Первые принципы».
27 «Голубиная книга» – одна из древнейших русских книг, многие века передавалась в устной форме.
28 Данте – Данте Алигьери (1265-1321), великий итальянский поэт, автор шедевра мировой литературы «Божественной комедии».
XXV
1 Тютчев – Федор Иванович Тютчев (1803-1873), известный русский поэт.
2 Брахма¬ – верховный бог в пантеоне индуизма.
3 «И память обо всем не менее скоро находит свою могилу в вечности» – цитата из книги Марка Аврелия «Наедине с собой» (или «Исповедь»).
4 Помандрес – мистический Великий Дракон, давший великие знания Тоту Гермесу Трисмегисту.
5 «Кто возгордится, того покидает благодать искания…» – (из письма Е. Рерих от 17 августа 1931 г.).
6 «Мое мышление интуитивное и афористическое…» – (Н. Бердяев, «Самопознание», глава 3).
7 Пифагор ¬– знаменитый древнегреческий философ и ученый (ок. 580- ок. 500 до н.э.).
Гегель¬ – Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831), немецкий философ, объективный идеалист, представитель немецкой классической философии.
8 «В сильной эмоции любви есть глубина бесконечности» – (Н. Бердяев «Самопознание», глава 2, «Сомнения и борения духа»).

СОДЕРЖАНИЕ

От автора……………………………………………………… 3
РУГВЕНИОН Роман………………………………………… 6
Комментарии……………………………………………… 211