Sтраница Основного Sмысла

Артемовская Cтена плача

Несколько лет назад в Гуманитарный журнал обратилась южноуральская журналистка Людмила Урда. Она известна как классный фоторепортер, объездила много стран мира. В нашей редакции есть книга, составленная из снимков Людмилы Урды, сделанных в Индии, Мексике и Перу. Людмила Ивановна вспомнила годы детства и юности. Они у коллеги прошли в городе Артемовске Донецкой области. Картины из былого не дают жить спокойно, будоражат душу.
Когда началась война, украинской девочке Люде еще не исполнилось семи лет. Она стала свидетельницей жесточайшего преступления фашистов — массового уничтожения в Артемовске евреев и цыган. И даже провела свое расследование, разыскивая место, куда их увезли. Потом Людмила выросла, училась в Ленинграде, жила и работала в Челябинске. И всю жизнь, словно в память о тех днях, как-то по-особому дружит с людьми еврейской национальности. Этому учила и двух своих дочерей. В пору мудрости, осознания вечности Людмила Ивановна решила, что должна поделиться своей болью и записанными воспоминаниями очевидцев с cовременными читателями. Это правильное решение: чем дальше в прошлое уходит Великая Отечественная война, тем ценнее становятся свидетельства людей, переживших ее. Мы понимаем и другой мотив Людмилы Ивановны. Все оценки фашизму давно даны, но удивляет и возмущает его неожиданная живучесть: то в одном, то в другом месте это отвратительное существо начинает поднимать голову. Мы публикуем текст Людмилы Урды, чтобы люди знали и помнили ту трагедию и не допускали ничего подобного в нынешней жизни…  

——————————————————————————————————————————-

Виселица в центре города

31 октября 1941 года немецкая армия оккупировала Артемовск Донецкой области — зеленый, уютный и чистый городок с веселым базаром, парком, где в свободное время топтались молодежь и старички, стадионом с шумными болельщиками, вокзалами. Куда бы ты ни шел, всегда встречал знакомого человека с широкой улыбкой…
Мне не было еще семи лет, а детство закончилось. Нашей семье предложили эвакуироваться. Папа работал на железной дороге, но он был болен. Уехать мы не смогли. Моей обязанностью было хождение за хлебом. Приходилось очень рано вставать, чтобы занять очередь. Если опоздаешь, оставишь всю семью без хлеба. В очереди все перезнакомились. Я была самой маленькой, и за мной все следили – не дай бог потерять карточки…
В центре города немцы воздвигли виселицу, и нас сгоняли смотреть на казнь. На площади было много эсэсовцев с собаками, они пинали нас, злобно тесня поближе к виселице, где уже висели четыре человека.
Людям не позволяли плакать. Ноги подкашивались от такого ужаса. Мы еле дошли до своего дома. Началась бомбежка: нас бомбили и немцы, и русские. А если бомбежка была днем, я вместе с мальчишками мчалась на место взрыва. Отвратительно пахло гарью, много было осколков. Бывало, что бомба не разрывалась. В центре города у городского сада лежала такая хвостатая неразорвавшаяся бомба, торчала из земли очень долго – ее разрядили лишь после войны.
Жуткое зрелище появилось на окраине города: на месте огромного стадиона были вырыты окопы, обнесенные колючей проволокой, и захваченные в плен молодые русские воины находились под открытым небом без пищи и воды. Вдоль лагеря денно и нощно ходила охрана со злющими овчарками. Измученные раненые, полуживые люди просили еды. Весь город шел с кастрюлями к этому месту. Но приближаться к проволоке не разрешалось. Это была жуткая пытка.
Многих молодых угнали в Германию (на снимке). Близилась зима. В квартирах было холодно. С 20 часов ввели комендантский час. Новая власть требовала соблюдать маскировку, сдать все радиоприемники и всем трудоспособным зарегистрироваться на бирже труда. Ночью во дворах появился патруль.

Евреям приказали собраться

Фашисты ежедневно выгоняли 40-50 человек, заставляли их рыть могилы, ставили на колени и стреляли в затылок. Потом подводили следующих, они сталкивали убитых и сами становились на их место. Так была расстреляна и беременная женщина с тремя малышами.
Комендантом города был назначен ставленник зондеркоманды майор Цобель, который разработал план полного уничтожения евреев. Полицаи – местные предатели, хулиганы, уголовники и пьяницы — помогали ему в этом гнусном деле. 19 ноября 1941 года издается приказ – евреям зарегистрироваться в комендатуре и носить на правой руке белую повязку. 9 января 1942 года городской голова приказал всем евреям в 8 часов утра собраться у гестапо, в помещении бывшего НКВД в парке. С собой разрешается иметь багаж в 10 килограммов, запас продовольствия на восемь дней. Велено было сдать ключи от собственных квартир. Евреи, где–либо работавшие, должны были уволиться. Вход в их пустые квартиры рассматривался как грабеж и карался смертью.
К назначенному месту шли известные в городе врачи, учителя, ремесленники. Некоторых стариков родственники везли на саночках. Было много детей, так как до войны еврейские семьи были, как правило, многодетными.
Шли по Харьковской улице ни в чем неповинные люди. Семья Самуила Каминского из девяти человек: отец держал на руках четырехлетнего сына, жена Лидия — маленького Валерия, ему 15 месяцев. У ребенка в руках была погремушка. Другие их дети жались возле родителей: шестилетняя Белла, восьмилетняя Тамара, 10-летний Юра, 12-летняя Лия. С ними сестра жены Самуила – русская женщина.    Шли к месту назначения Галина Фрейгерова с пятью дочерьми. Одна из них была у матери на руках, остальные испуганно держались друг за друга. На коляске внук Шнейдера вез парализованную 80–летнюю бабушку. Шли к месту назначения бухгалтер банка Деева. Она – еврейка, с ней русский муж. Он хотел разделить участь своей супруги…        

Рискуя жизнью, спасали обреченных

Многие жители города, подвергаясь смертельной опасности, укрывали у себя евреев. Когда на нашей Владимирской улице шла процессия, мы, ребятня, выстроились у забора Дины Ены, нашей подруги. Ее мама схватила еврейскую девочку и скрылась за калиткой. Был смертельный риск, всю оккупацию содержать ребенка в полуголодной семье, но никто не выдал эту тайну. Очень хотелось бы узнать судьбу Светы, Светочки, Светланы… Семья Д.В. Плыгуновой спасла от смерти еврейскую девочку Муру, родители которой были казнены. Софья Скибина и Ксения Чистякова скрывали у себя еврейского мальчика Толю Вайнштейна. Семья Георгия Гетмана, директора МТС, спасла еврейку Тесменицкую. Она долго работала после войны в городе. Врач Ионов спас многих евреев, отдавая им паспорта умерших русских жителей. Вызовом фашистам была деятельность гордой, величественной женщины, врача-хирурга Сары Михайловны Шапиро. Она открыто лечила раненных советских воинов. В 1943 году фашисты ее расстреляли.

Они умирали, обнявшись

Собранные люди замерли в ожидании. Большинство верило, что их будут переселять в другое место. Думали, что все-таки немцы – цивилизованный народ. Но в сборном пункте началось непонятное. Все вещи отняли, в ход пошли дубинки. Три дня – 9, 10 и 11 января 1942 года никому не давали ни воды, ни пищи. Крики, стоны были слышны далеко в городе. Дети просили: «Пить, пить!» Многие жители пытались помочь – бросали в окна комья снега, куски хлеба. Полицаи их сурово отгоняли.
А в ночь с 10 на 11 января 1942 года палачи начали выполнять свой зловещий план. Плач, крик усилились, они слышались всю ночь. Людей вывели из подвалов, затолкали в грузовики и увезли. Они кричали, плакали, а их палками загоняли в грузовики и потом в алебастровые шахтные выработки. Обессиленные, истощенные люди еле шли, некоторых стариков несли на руках. Молодые седели на глазах. Всех гнали к зловещей камере №46 – месту казни.
Люди уже знали, что их ждет впереди. Поэтому путь в подземелье казался им коротким, слишком коротким. Они догадывались, что их ждет в конце. Свыше трех тысяч человек были загнаны в шахту и живьем замурованы. Долго оттуда слышались стоны и плачь…

Освобождение

За 22 месяца оккупации 45-тысячный Артемовск осиротел. Город лежал в развалинах – школы, больницы, электростанция, водопровод были разбиты. Гитлеровцами были убиты 15 тысяч горожан.
Когда Артемовск был освобожден, к членам государственной комиссии подходили жители и рассказывали о нескольких тысячах евреев, жителей города, которые куда-то делись. Они видели, как уезжали машины, груженные людьми. Государственная комиссия и активисты города, вооруженные факелами, ведрами с мазутом, отправились на поиски. Обследуя шахты алебастрового комбината, пройдя с факелами около километра под землей, обнаружили заделанный кирпичом шурф шахты №46. Когда пробили стену, вход осветили факелом, увидели жутчайшее зрелище: огромный, около 1000 квадратных метров, подземный туннель, наполненный трупами. Осталась свободной только узкая дорожка, дальше пройти было невозможно – всюду трупы и трупы. Их было тысячи. Они мумифицировались. Трупы сидят, полулежат, стоят на коленях, застыли в той позе, в которой застигла их смерть. Вот стоят, обнявшись, муж и жена, Шая и Бася Вахсман с детьми – дочерью Марией и сыном Мишей. Даже смерть не разлучила их. Вот женщина лет 30 сидит на каком-то узле. Здесь же мать обхватила обеими руками маленькую девочку, другая крепко прижалась костлявыми руками к грудному ребенку. Двое малышей пяти-шести лет, одетые в теплые пальтишки, стоят на коленях, уткнувшись головками в дедушкины ноги. Кругом бесформенные груды тел, пустые глазницы. Необходимо было, чтобы местные жители смогли опознать среди погибших своих родных, знакомых. Трупы надо было вынести из шахты. Разоблаченные пособники фашистов – полицаи  выносили трупы из шахты. Жители города многих опознали: Фаню Моисеевну Жалковскую, которая была замурована в карьере с грудным ребенком на руках; Ф.Б. Анпова, который до войны работал в железнодорожной типографии; Соломона Апштейна, который погиб в обнимку с дочерью Паночкой; Лисицина, который до войны работал заведующим типографии газеты “Железнодорожник Донбасса”. Убитые горем мы уходили с этой горы печали… Всего было опознано 408 человек. Городскому штабу “Поиск” удалось установить более полутора тысячи имен погибших. Все они занесены в городскую “Книгу скорби”.
В материалах Нюрнбергского процесса говорится, что Чрезвычайная Государственная комиссия установила, что по приказу немецкого коменданта Артемовска майора фон Цобеля было расстреляно и замуровано более трех тысяч советских граждан – женщин, детей и стариков. Комиссия установила: “В двух километрах к востоку от города Артемовска в туннеле карьера алебастрового завода, на расстоянии 400 метров от входа имеется небольшое отверстие, замурованное кирпичом. После вскрытия этого отверстия обнаружено продолжение туннеля, заканчивающееся овальной пещерой. Она заполнена трупами людей, лишь небольшое пространство у входа и узкая полоса в центре свободны от трупов. Все трупы тесно прижаты один к другому и обращены спинами к входному отверстию пещеры. Трупы настолько близко соприкасались, что на первый взгляд представляли сплошную массу тел”.

Воспоминания

Владимир Михайлович Кийченко, начальник автотранспортного цеха Артемовского завода шампанских вин:

- В 1943 году я зашел в эту шахту с воинской частью, чтобы очистить взорванные помещения. Был разводящим, заводил людей и в конце смены выводил. Никто не знал, где были замурованы люди. Искали, искали и ничего не могли найти. Тогда обратились к маркшейдеру Логвинову. Он привел людей с факелами к стене, ее взорвали. Из пролома пошел теплый воздух. Жертв заводили с противоположного конца камеры смерти, подвозили машиной к шахте и гнали туда. Внутрь зашла государственная комиссия под председательством товарища Пожидаева и обнаружила трупы. Ну, вы можете представить себе – они были без воздуха… Остались кости, кожа и одежда на них. Как ребенка прижала к себе мать, так они там и стояли… Полицаи начали их выносить и рядочками укладывать. Четыре дня трупы подвозили к трубному заводу, на площадку. Четыре дня народ искал своих родственников и находил. А если в шахте погибали целые семьи, то никто и не приходил. У последних людей с противоположного конца камеры были пулевые ранения, и вокруг них были гильзы. Очевидно те, кого загнали последними, пытались вырваться, понимая, что ждет, а их расстреливали, пока не замуровали стену…
Собрали митинг, на который съехалась вся Донецкая область, священник проводил молебен. Захоронили их в братской могиле на городском кладбище. В день 20–летия Победы мы с корреспондентом ТАСС проникли в эту камеру и увидели, что там остались детские ложечки, туфельки, кастрюльки, игрушки, обрывки одежды. Трудно представить, передать словами, что человек мог загнать другого человека и живьем замуровать его. Никаких газов там не было. Абсолютно. Люди умирали в течении одного, двух, трех дней.
И когда мы их вывезли, такого плача здесь у стены не было, а потом через год–два появился. Может, это Господь Бог плачет о жертвах. Это стена плача. Вот такой я свидетель.

Максим Илларионович Бобылев, гвардии подполковник:

- В начале сентября наши дивизии освободили Артемовск. По решению Военного совета армии я, тогда гвардии майор, лектор политотдела армии, был оставлен в городе. В первые дни нас было всего три человека в руководстве: председатель горсовета, секретарь горкома и я, потом прибыл начальник МВД. С каждым днем мы обрастали активом. На площади Артема провели митинг.
Собирались в здании городского совета. В городе, в подвалах, в разрушенных домах еще прятались гитлеровцы и предатели, не успевшие убежать. Мы меняли ночлег ежедневно. В одном и том же месте не оставались дважды. Город лежал в развалинах; предприятия, электростанция, водопровод, школы, больницы были разбиты и разграблены. Надо было мобилизовать людей на восстановление. Выручила автомашина полуторка, наша армейская. Мы на ней объезжали город, осматривали предприятия – у местных властей не было своего транспорта.
Городской совет превратился в муравейник: с утра до поздней ночи приходили рабочие, учителя, врачи, они тут же получали знания, тот или иной товарищ назначался старшим. Люди изголодались и в буквальном и переносном смысле. Они не спрашивали, сколько им заплатят, а работали самоотверженно, одержимо, и город вставал из руин и пепла. На третий или четвертый день после освобождения кто-то из рабочих пришел и рассказал о зверствах фашистов. Была создана комиссия по расследованию немецких злодеяний. Вскрылись такие преступления, о которых еще не слышали. Тогда мы знали о Майданеке, Освенциме, Орадуре, но то, что обнаружили в Артемовске, превзошло все наши ожидания. Сначала немцы грабили, не обошли ни одного дома. Забирали сахар, муку, детские чулочки, игрушки, одежду, часы, ну буквально все, на что хищный взгляд падал. Жаловаться запретили. Комендант города, майор фон Цобель, вывесил на дверях комендатуры плакат: “Жалобы гражданского населения на немецких солдат не принимаются”.
Одновременно гестапо вместе со своей вспомогательной полицией, набранной из городских хулиганов, преступников и пьяниц, принялось систематически уничтожать людей. Они исчезали бесследно. Исчез учитель школы №3 П. Д. Зинченко – “красный партизан”, директор МТС Гетьман и сотни других. Затем комендант города майор Цобель одновременно с тайными казнями перешел к казням публичным. В назначенный день и час к городскому саду подошла многотысячная толпа женщин, стариков и детей. Больных и калек родственники везли на санках, матери держали грудных детей на руках, малыши стояли рядом. Каждому предлагалось войти в помещение для регистрации. Оттуда никто уже не вышел.
Евреев сталкивали в подвалы под зданием. Протягивая руки сквозь решетки подвалов, они кричали: “Пить, пить, снегу дайте! ” Детвора собиралась у подвалов и бросала комки снега в окна, но немецкие часовые и полицейские за это избивали детей. Через несколько дней крики и стоны смолкли.
Прошло еще несколько дней и за алебастровым заводом по распоряжению того же фон Цобеля было расстреляно все цыганское население города.
Когда комиссия обследовала почти все могилы Артемовска, подошел ко мне рабочий алебастрового комбината и предложил обследовать карьер предприятия. Он сказал: “Куда делось еврейское население, несколько тысяч? Ведь их мы не нашли, я с несколько раз видел машины, нагруженные людьми, которые уходили в карьер”.
16 сентября комиссия в полном составе, активисты, вооруженные факелами и ведрами с мазутом, отправились на поиски. Обследовали шахты алебастрового комбината. Пройдя с факелами около километра под землей, комиссия обнаружила заделанную кирпичной стеной шахту №46. Пробили стену, осветили  факелами, вошли, и… дыхание перехватило от жуткого зрелища. Рабочий, шедший со мной рядом и несший факел, закричал, пошатываясь: “Я не могу, товарищ майор, меня мутит, я упаду”. “Держитесь», — приказал я ему. Мой окрик его немного успокоил. Что мы увидели? Огромный, около 1000 квадратных метров, подземный зал и направо от него бесконечный, теряющийся во мраке коридор, наполненный трупами. Только узенькая дорожка, дальше пройти невозможно – всюду трупы и трупы. Я с трудом продвигаясь, чтобы не наступить на них, всматриваюсь в лица. Их тысячи! Они мумифицировались…
Трупы сидят, полулежат, стоят на коленях, застыли в той позе, в какой захватила их смерть. Вот женщина лет 30 в коверкотовом пальто — сидит на каком–то узле, закинув левую ногу на правую, туфелька коричневая с закинутой ноги свалилась, лежит тут же, а правая стоит на полу. Вот мать обхватила обеими руками маленькую девочку в красном капорке. Другая мать крепко прижала костлявыми руками грудного ребенка, личико обтянуто кожей, около нее стоит старенький двухлитровый эмалированный бидончик для молока. Двое малышей лет четырех и пяти лет, одетые в теплые пальтишки с поднятыми воротниками, перевязанными цветными кашне, стоят на коленях, уткнувшись головками в дедушкины ноги, согнувшиеся на полу.
Совершенно ясно, что все несчастные сюда привезены живыми, одетыми “временно”, и здесь они, замурованные в шахте, нашли свою смерть. Трупы без доступа воздуха мумифицировались. Ограбить их фашисты, видимо, не успели. Дальше в штольне были обнаружены голые трупы; это, видимо, расстрелянное цыганское население города. Все же остальные были одеты по-зимнему.
После осмотра, составления акта о зверствах фашистских людоедов в Артемовске, я уехал догонять армию, которая далеко уходила на Запад. Прибыв в армию, тут же передал в армейскую газету материал о зверствах фашистов в Артемовске и отправился по дивизиям, полкам и батальонам рассказывать бойцам, что видел в городе. В груди каждого клокотала ненависть к фашистскому отродью. Бойцы рвались в бой: “Мы не забудем и не простим”.

Житель Артемовска И. Л. Кричак:

- О трагедии, произошедшей в нашей семье в годы войны, я знаю со слов мамы. У моей бабушки, Кричак Анны Ефимовны, было пять сыновей, три дочери и 14 внуков. Большая, известная в городе, очень дружная семья. Многие из ее детей вместе с нею играли в любительских спектаклях еврейского театра, находившегося до войны в Артемовске.
Военный смерч пронесся над нашей семьей, унеся с собой 12 жизней. Восемь погибли мученической смертью в штольнях – бабушка, ее две дочери, три внучки, зять и дядя. Четверо – на фронте: папа под Смоленском, его брат – под Харьковом, их зять, мой двоюродный брат, который к началу войны окончил летное училище.
У бабушкиной дочери было четверо детей. Когда их всех согнали в городской сад, подростку удалось сбежать, помню, уже после войны он приехал к нам в шинели. Мы ведь не знали, что он остался жив.
На долю моей мамы Доры Ивановны Кричак выпало тяжкое испытание. Погибли все, кто остался здесь, на руках двое детей, жизнь которых могла тоже оборваться в любую минуту. Не раз прямо на улице ее забирали в комендатуру, некоторые предатели, работавшие там, знали ее как члена большой семьи. Мама рассказывала, как, отчаявшись, взяла меня на руки и пошла в комендатуру: “Вы хотите крови этого ребенка”. Мне было четыре года, брату – 10 лет. Мы жили в том доме, где сейчас находится радиоузел, у нас были чудесные соседи, никто не донес, что мы дети еврея. Помогли маме найти человека, от которого в какой-то степени зависела наша жизнь. Мама пригласила его, он, конечно, знал, что уйдет не с пустыми руками. Все, что представляло какую-то ценность и что еще мама не успела обменять в деревнях на продукты, было отдано ему. На какое то время откупились… А в сентябре 1943 года город Артемовск был освобожден.
Помню, мама говорила: “Никакие трудности меня уже не сломят, их для меня уже просто не будет, самое страшное пережито, и вы остались живы”.

Стена плача

500 тысяч евреев участвовали в Великой Отечественной войне, 200 тысяч погибли на фронте. 155 евреев удостоены Звания Героя Советского Союза, в том числе наш артемовский земляк – В.Б. Корсунский (на снимке). На фронте он был с июля 1942 года и совершил 152 боевых вылетов. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Орденом Красной Звезды, медалями. Трагически погиб 17 марта 1950 года.
Эхо страшной трагедии еврейской общины Артемовска прозвучало на всю страну в книге Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Артемовский городской Совет народных депутатов, Артемовский завод шампанских вин (он находится на месте алебастровых разработок) и Артемовский еврейский благотворительный фонд “Хесед Зикарон” стали инициаторами сооружения на месте камеры №46 мемориала. Автор мемориала В.Ф.Сотник. Велики заслуги в его сооружении коллектива завода шампанских вин и его директора А.А.Клейна. Мемориал открыт 12 января 1999 года. Он представляет собой скульптурное изображение женщин, символизирующее горе, страдание, скорбь. На груди — колокола, которые не дают памяти уснуть.
При открытии мемориала городской голова Алексей Александрович Рева говорил:
- 57 лет назад больше здесь были замурованы 3000 жителей города. Городской штаб “Поиск” во главе с Давидом Львовичем Вигдергаузом по крупицам восстанавливает сведения о жертвах фашизма. Мы должны помнить о них всегда.
Стену, где вмонтирован мемориал, назвали “Стеной плача”. С нее все время сочится вода. Нет! Это не вода, это слезы по безвинно погибшим… К артемовской Стене плача, как и к иерусалимской, по еврейской традиции люди кладут маленькие камни: “Живым – живое, мертвым – мертвое…”

Людмила Урда,
журналист