Sтраница Основного Sмысла

Разумность человека — в его универсальности (вторая статья «провожатого»)

Суть этой работы заключается в стремлении автора продемонстрировать и доказать, что обретение смысла жизни каждым из людей представляет собой главный фактор активного долголетия – для каждого из людей, выживания – для современного человечества, бессмертия – для всего человеческого рода, т.е. для воспроизводства и продолжения существования  общечеловеческой культуры в целом.
Вопрос о смысле жизни — философский вопрос, не предполагающий простых и мгновенных ответов. Поэтому мы двинемся к его решению обходным путем, чтобы привлечь как можно больше полезного материала и сделать конечные выводы убедительными и понятными для всех, желающих их отыскать.
Начнем с вполне очевидных вещей. Например, со здоровья, которое, несомненно, обладает чрезвычайно высокой значимостью для каждого из нас. Об этом свидетельствует «общая медикализация жизни», подразумевающая тот факт, что вся жизнь современного человека, начиная с момента его рождения и заканчивая неизбежным финалом, проходит при содействии медицины, на это указывает и рост обращаемости населения к врачам, и многократное увеличение потребления лекарств. В русло растущей заботы людей о своем здоровье укладываются и такие явления, как бурное развитие фармацевтической промышленности, процветание бизнеса по распространению целительных средств, а также увеличение запросов на услуги целителей, знахарей, магов и экстрасенсов.
Но здоровье нужно людям не само по себе, а для активной, насыщенной, полноценной жизни — такой, какой она является в молодости.
Молодость и сопутствующая ей полнота жизненных проявлений во все времена ставилась выше простого продолжения жизни, о чем ярко повествует один древнегреческий миф: Эос, богиня утренней зари, попросила у Зевса, владыки богов, вечной жизни для своего возлюбленного – простого смертного, но забыла упомянуть о необходимости сохранить ему и вечную молодость. А поскольку после исполнения воли Зевса ничего уже нельзя было изменить — ибо «даже богам не под силу сделать бывшее небывшим», — то с тех пор заря наступает в окружении предрассветных сумерек, скрывающих в себе зыбкую тень, которая осталась от одряхлевшего, выжившего из ума и в конце-концов распавшегося тела ее возлюбленного. В общем, люди всегда печалились по поводу того, что молодость проходит, и проходит слишком быстро, но никогда прежде чувство это не было столь острым, как в наши дни, когда естественное стремление удержать молодость обретает прямо-таки характер навязчивой идеи, подтверждением чему служит хотя бы возникновение массовой культуры особого рода — принципиально ориентированной на молодежь (музыка, одежда, спортивный инвентарь и пр.), равно как и популярность фитнес-методик, пластической хирургии, опасной терапии стволовыми клетками, а также удивительный – на фоне успехов науки – расцвет упомянутых уже «эзотерических практик».
Поскольку же удержать молодость на сколько-нибудь существенный срок никому до сих пор не удавалось, с тем же постоянством возникали идеи действовать в противоположном направлении — задерживая наступление старости. Надо признать, что в этом деле были достигнуты более существенные успехи: образовалась особая наука – геронтология, были сформулированы теории долголетия, выработаны соответствующие научные рекомендации и даже созданы лекарственные средства, допущенные к широкому применению.
В становление данного направления значительный вклад внесли отечественные ученые и деятели русской культуры. Проблему борьбы со старением стали впервые разрабатывать в Институте экспериментальной медицины, созданном в Советском Союзе в 30-е годы XX века благодаря усилиям А.М. Горького, убежденного — и стремившегося убедить как научную общественность, так и тогдашнее руководство страны — в том, что борьба со смертью и болезнями за продление жизни и последующее достижение практического бессмертия человека и человечества представляет собой центральную общесоциальную задачу. В те же годы в Киеве был создан специализированный институт медицинской геронтологии, на его работу были затрачены колоссальные средства, и все же практические результаты оказались более скромными, чем ожидалось: исследования ограничились сбором обширного статистического материала о долгожителях, а в экспериментальном плане — небольшим увеличением продолжительности жизни лабораторных животных. Существует один курьезный, но заслуживающий упоминания исторический эпизод: в ответ на известие о том, что директор этого института, автор популярной в свое время теории долголетия академик А.А. Богомолец скончался (в 1946 г.), И.В. Сталин задал только один вопрос: «Сколько ему было лет?» — и, получив ответ «65», отозвался короткой репликой: «Обманул, сволочь!».
Научный прогресс не стоит на месте, в последние десятилетия возникли новейшие теории, связывающие процесс старения с накоплением недоокисленных продуктов, с нарушениями передачи наследственной информации, с превышением некоторого строго ограниченного числа деления клеток и т.д. Но, как представляется, значительно большей значимостью обладают не конкретные научные рекомендации, а выводы общего порядка, сделанные в результате сравнительных наблюдений за продолжительностью жизни разных животных, особенно млекопитающих. Оказывается, у некоторых видов, в частности у китов, старение как естественный, природно запрограммированный процесс отсутствует и смерть наступает как внезапное отключение всех жизненных функций, как мгновенный согласованный отказ всех систем жизнедеятельности в силу каких-то еще не очень понятных, может быть вообще случайных причин. Академик РАН В.П. Скулачев, автор теории «запрограммированной смерти» (апоптоза) вообще утверждает, что в живой, дикой природе процесса старения как такового не наблюдается, да и вообще не может быть, ибо в стае животных любая, даже незначительно ослабленная особь быстро погибает, не успевая состариться — становится жертвой хищника или проигрывает другим особям своего вида в конкуренции за жизненные ресурсы. Киты же (а также некоторые, живущие в условиях жесткой изоляции отдельные виды млекопитающих) в среде своего обитания не имеют конкурентов, и потому факт «нестарения» проступает у них особенно наглядно.
А вот человек являет собой живой парадокс! В природе вид «человек разумный» — вообще вне конкуренции (наиболее опасных хищников типа саблезубых тигров или пещерных медведей он давно истребил, а всех прочих загнал в заповедники) и потому каждый его представитель не должен был бы стареть. Тем не менее старость — это «медицинский факт» в полном смысле слова. Как же это объяснить?
Сам Скулачев сделал вывод, что старение — привилегия человека, связанная с особыми – искусственными – факторами его существования в виде культуры, но свои исследовательские усилия он сосредоточил на привычном ему «биологическом» направлении с целью выработать специальный фармакологический препарат, «лекарство от старости». Между тем, если развить высказанную им идею, то выходит, что старение у людей — это не природно заданный и потому биологически неизбежный процесс, но процесс культурообусловленный и потому регулируемый. Если еще дальше двинуться в этом направлении и привлечь данные медицины, есть весомые основания утверждать, что старение у человека представляет собой результат «изнашивания» его организма, но уже не в природной, а в искусственной, рукотворной среде, где «изнашивание» выступает как результат накопления недугов и болезней. Иными словами, старость и болезни — это две стороны одной медали, представляющие собой выражение одного и того же процесса, а не параллельные, случайно совпадающие друг с другом закономерности, как принято считать. Старение — следствие заболеваний, которые человек приобретает в культуре!
Такой вывод подтверждает ту точку зрения, что именно культура, а не природа есть ведущее условие человеческого существования! Так было всегда, но до сего времени этот факт слабо осознавался из-за недостаточного развития культуры, и лишь в наши дни, когда природа уже почти полностью «покорена», «накрыта культурой», он становится вполне очевидным. Достаточно взглянуть на структуру заболеваемости в так называемых развитых странах, дабы убедиться в ее безусловно «культуральном» происхождениеи. В самом деле, если в условиях прежней, доиндустриальной, аграрной культуры люди умирали в основном от эпидемий, голода и других так называемых «внешних причин» (травмы, междуусобные конфликты, преступность, войны), то в условиях современной высокотехнологичной культуры эти факторы существенно снизились, и теперь в подавляющем большинстве случаев — 90% — смерть людей в развитых странах обусловлена «внутренними причинами» в форме так называемых «болезней цивилизации», среди которых преобладают две группы патологии: сердечно-сосудистые (70% смертности) и онкологические (20%) заболевания. Не для кого не секрет, что основная их причина — стрессы, неправильное питание, неудовлетворительная экологическая обстановка, в общем факторы несомненно искусственного, «культурального» порядка.
Итак, факт доминирования культуры налицо, но в существующем виде это обстоятельство явно не внушает оптимизма. Медицина совершенствуется, но здоровых становится все меньше, а число стареющих людей, доживающих свой век с болезнями на фоне нарастающей дряхлости, неуклонно увеличивается.
Что же отсюда следует? Что человек по своей природе, как представитель биологического вида бессмертен, но он создает культуру, которая выступает для него и благом (позволяя выжить в борьбе с дикой природой, победить голод и многие опасные болезни), и одновременно проклятием (наращивая груз цивилизации, порождая новые болезни, несущие с собой старость и смерть)? — На первый взгляд трудно возразить, но, если вдуматься, культуру ведь создает человек, и в тех случаях, когда культура воздействует на него разрушительным образом, это означает лишь то, что он неправильно выстраивает свои взаимоотношения с ней. А раз так, то возможны и иные, более продуктивные варианты.
Поясню на собственном примере.
Однажды несколько лет назад, в разгар эпидемии гриппа я заболел. Гриппозное состояние особенно мучительно по той причине, что вирусные возбудители размножаются в нервных окончаниях и потому всякая деятельность, связанная с мышечной активностью — начиная с простейших действий и заканчивая движением глазных яблок — становится болезненной. Если добавить к этому головную боль и подъем температуры, то человек толком не может фактически ничего: ни ходить, ни лежать, ни есть, пить или спать. И вот в этом состоянии под руками у меня оказалась вдруг книжка — Л.Н. Толстой, «Казаки», детское издание с иллюстрациями Е. Лансере. В болезненной рассеянности я раскрыл первую страницу, прочитал несколько строчек, а дальше уже не мог оторваться: на меня пахнуло свежестью дикой природы, я погрузился в течение жизни суровых, диковатых людей, по образу существования и интересам в сущности крайне далеких от меня. Загадочная и необычная сплетенность толстовских фраз завладела моим вниманием и незаметно сдвинула мучительные ощущения на второй план. Через некоторое время, будто очнувшись, я оторвался от чтения и с удивлением осознал, что пульсирующая головная боль почти ушла, температура спала, ломота в мышцах ослабла. Я продолжил чтение, и к вечеру проявления вирусной инфекции почти исчезли, а через пару дней я был здоров. Что это было, как не воздействие духовного фактора, исходящего от культуры!
Конечно, этот случай не обладает абсолютной доказательностью, но он свидетельствует о реальности перспектив более продуктивной формы взаимоотношений человека и культуры, нежели та, которая существует сегодня и которая принимается как единственно возможная и неизбежная.
Основание для такого перспективного подхода в общем-то очевидно. Человек — это «человек разумный», и потому все проявления его жизнедеятельности так или иначе (хотя и в разной степени) связаны с сознанием, настроением, состоянием духа. Еще врачи далекой древности обращали внимание на тот факт, что раны у воинов наступающей армии заживают быстрее, чем у тех, кто терпит поражение и отступает. Сегодня бы мы сказали, что иммунитет зависит от психологического тонуса. Всё дело в состоянии сознания, в чистоте мышления, в ясности разума.
Разум человек обретает в процессе общения с другими людьми, по ходу усвоения накопленного людьми коллективного опыта, т.е. в процессе освоения культуры. Вне культуры формирование разума невозможно: как доказывают случаи «воспитания» человеческих детенышей в среде животных, при этом происходит прочное усвоение нечеловеческих форм поведения и тогда о возможности возникновения в последующем какой-либо минимально приемлемой разумности говорить не приходится. Эти случаи свидетельствуют,  кстати, и об отсутствии у людей каких-либо врожденных («природных», генетически наследуемых) способностей и талантов: если бы такие биологически заданные качества были бы присущи человеку, то каким-то образом они проявились бы у подобных «воспитанников», чего не наблюдается — по поведению и привычкам они всегда остаются на уровне животных. В реальной жизни «маугли» никогда не возвращаются в культуру!
Конечно, человек был и всегда останется природным существом, хотя бы в силу такого неотъемлемого от его жизни условия, как тело, т.е.  физический организм и соответствующие физиологические процессы, но дело в том, что организм человека существует в искусственной среде (характер питания, температурный режим, правила гигиены и пр.) и потому функционирует уже не по сугубо природным, а по новым — культурным — закономерностям: согласно нормам и запретам, традициям и законам, стереотипам и установкам. Культура — это всепроникающая и всеприсутствующая среда существования человека разумного, подобно тому, как кислород — среда существования всего живого. Опираясь на культуру, человек способен воздействовать на себя как прямым, непосредственно направленным на свой организм образом, так и более опосредованным путем, включающим преобразование внешней среды. Что еще раз подтверждает высказанное выше положение, согласно которому все изъяны, возникающие в жизни и конкретного человека (болезни и неизбежное при этом старение), и человечества в целом (кризисы, войны, революции) есть результат того, что люди не умеют правильно — осмысленно, разумно, целенаправленно — выстраивать свою жизненную траекторию в среде культуры.
Но почему же нет этого умения, отчего оно до сих пор не выработалось?
Присмотримся повнимательнее к такому явлению, как присущий человеку разум. Прежде всего, следует признать, что нечеловеческого разума не существует, что животные не мыслят, хотя обладают психикой разной степени сложности. Чтобы убедиться в истинности  этого утверждения, достаточно простейшего сопоставления. Уметь мыслить значит уметь действовать — нестандартно, творчески, с учетом новых обстоятельств, изменяющихся условий. Человек на это способен, его изобретательность в принципе безгранична и бесконечна, тогда как любое животное ограничено рамками генетически унаследованной программы. Животное приспосабливается к среде своего существования, тогда как человек приспосабливает ее к себе. Животное действует односторонне, по меркам своего биологического вида, тогда как человек разумный способен действовать по меркам всех видов, т.е. универсально. Это утверждал К.Маркс, и это безусловно верно.
Итак, разумность человека состоит в его универсальности. Именно универсальность создает присущую лишь человеку способность к беспрерывному обновлению и развитию, закладывается в основу неистребимого стремления творить, создавать новое, выходить за рамки сложившихся правил и устоявшихся стандартов. «Человек разумный» — существо универсальное, а значит, инновационно-творческое по своей сути, однако, во всей предшествующей истории  серьезного запроса на реализацию его универсальности не возникало, а творческая способность рассматривалась скорее как подлежащий строгому контролю источник опасности для общества, нежели как необходимый фактор его жизнеспособности. На протяжении тысячелетий человек использовался в основном лишь в одном, по большей части сугубо производственном приложении — как человек-функция, как человек-средство, и хотя подобное «функциональное» его использование и осуществлялось в разные исторические периоды в различных, весьма непохожих друга  на друга внешних формах — то в качестве грубой тягловой силы (во все времена, начиная с древности), то в качестве многофункционального «говорящего орудия» (рабство), то придатка к машине (фабричный работник в условиях конвейерного производства), то надрессированного на выполнение узкой интеллектуальной функции профессионала («офисный планктон» как основной человеческий фактор так называемого «информационного общества»), — содержание в сущности оставалось одним и тем же: нацеленным на ограничение, блокирование, ликвидацию универсальности. Так было всегда, но в наши дни вопрос об универсальности человека как его ведущем свойстве встает со всей неотвратимой определенностью: либо стремительно угасающая на наших глазах универсальность начнет искусственно «культивироваться», т.е. будет воссоздаваться у людей осознанно и целенаправленно, станет первоочередной и основной задачей для современного общества, либо она и дальше будет блокироваться, что в нынешних условиях чревато самыми разрушительными последствиями, угрожающими существованию всего человеческого рода! И способствуют этой тенденции два обстоятельства: окончательный распад традиционных форм культуры и актуализация вопроса о смысле жизни. Об этом мы поговорим в следующем материале.

Владимир Рыбин,
доктор философских наук