Sтраница Основного Sмысла

Уральский горец

Председатель Челябинского областного общества дагестанской культуры Ханахмед Гюлов – табасаранец по национальности, хирург по призванию и мудрец по жизни

Ханахмед Гюлов родился в 1955 году в селе Джулжаг Табасаранского района, в 42 километрах от Дербента. В 1978 году окончил Дагестанский медицинский институт и приехал по распределению в Челябинск. И сегодня, спустя 35 лет, не жалеет, что оказался на Южном Урале. Он с интересом и пониманием говорит о жизни первой и второй малой родины: «Там – горы, и тут – горы. И люди – прекрасные».

Мы — табасаранцы

- Я родился в Табасаранском районе, — рассказывает Ханахмед Ярахмедович. — Он расположен в лощине, где течет река Рубас, и огорожен со всех сторон холмами. В районе живут табасаранцы. Есть разные толкования названия. Это местность, где холмы — табан. Еще говорят, что как французы живут во Франции, так табасаранцы – на этом месте. Мой отец служил в районной администрации, в 70 лет ушел из жизни. Мама – домохозяйка, при большой семье по-другому нельзя, у нас пять сестер и трое братьев. У меня есть старшая сестра, остальные все младше, я – старший брат. Почти все с высшим образованием, все нашли себя в Дагестане, средний брат с семьей живет и работает в совхозе в Ставропольском крае    
- У вас район Табасаранский, а вы кто по национальности?
- Мы — табасаранцы, и мама, и папа, и мы, их дети. Это один из народов Дагестана. Сколько букв в русском алфавите — 33, столько народностей и этносов в республике. Говорят, когда языки раздавали, в Дагестане мешок бросили. Это сказка, конечно. Но там, скорее всего, жило несколько народностей. Завоеватели оставляли своих наместников. Оставляли не только мужа и жену, а прислугу, определенное количество людей. Они смешивались с другими, и получалась новая народность. Когда следующий завоеватель приходил, увозил молодых женщин, молодежь ставил под ружье, оставались дети и старики. Дети подрастали, смешивались, и снова формировалась другая народность. А те этносы, которые завоевали нижнюю часть, вытесняли их в горы. Естественно, никто умирать не хотел, и переместившиеся вверх в горы, люди создавали свою народность. Так историки это интерпретируют.
«Дагестан» переводится как «страна гор». Но это еще и «гора языков». Кумыки и ногайцы говорят на языках тюркской группы. Языки, на которых говорят аварцы и 14 родственных им небольших народов (андийцы, ботлихцы, годоберинцы, чамалалы, багулалы, тиндалы, каратинцы, ахвахцы, цезы, хваршины, гунзебцы, бежтины, гинухцы, арчинцы), а также лакцы, даргинцы, кай-таги, кубачинцы, табасаранцы, агулы, рутулы, цахуры и лезгины, относятся к нахско-дагестанской языковой семье. Язык татов — иранской группы, он близок к персидскому. Дагестанские народы — мусульмане.
- Вы говорите на родном языке?
- Да. Человек обязан знать свой родной язык. Он также должен помнить, откуда предки, кто и чем занимался. Если этого не ведает, ничего детям, внукам не наследует. Когда знаешь свой язык и русский, следующий осваивать гораздо легче. Уже в подкорке вырабатывается навык к восприятию. Если, допустим, утром какой-то гость заходил, лакец или кумык, отец начинал с ним общаться на его языке. Это этикет, уважение к гостю — уметь на его родном языке спросить про детей, про семью. Отец знал более 12 языков, я говорю на восьми. Как врач я должен уметь поговорить с пожилыми больными, если их привезут с гор, где не все знают русский — язык общения в Дагестане.
- А вам удалось на родине врачом поработать?
- Будучи студентом первых курсов, я работал санитаром, а после третьего – медбратом. Так вот, если привезут бабушку, естественно, у нее переводчика нет. Надо выяснить, где болит, как болит, до приема пищи или после. Лекарства пила или нет, кушала или нет? Бытовой язык пациентов, находящихся в постели, медик обязан знать. Он должен уметь сказать: «Пошли со мной», «Присаживайся», «Вот сейчас давление будем мерить». Знать какие-то банальные медицинские слова, названия методов обследования  на разных языках – это свято. И никто поначалу не узнает, какой ты народности.
 — А как вы эти языки впитали?
- Естественным путем. К тому же в советское время до четвертого класса шло обучение на родном языке, изучали русский язык и литературу. А с пятого все предметы — на русском, родной язык и родная литература — на табасаранском. Табасаранский язык считается в мире одним из сложных. Китайский язык – самый сложный, сколько иероглифов, а наш – на втором месте, у него 56 падежей!

Годекан и другие традиции

- Что больше всего запало в душу, в память из детства, юности?
- У нас в районе в живописном месте находился интернат, в него для учебы в 9 и 10 классах приезжали агульцы, даргинцы, лезгины, цахурцы, азербайджанцы – большинство из многодетных семей. Так было не только у нас. В одном месте шло общение на одном языке, в другом – на другом.
В 16 лет получил паспорт, окончил среднюю школу, надо поступать в высшее учебное заведение. Спрашивают: «Чем будешь заниматься в жизни?» Я сказал, что стану врачом. Почему? Меня, мальчишку, посылали за фельдшером — в нашей деревне его не было, он в соседней жил. И тут через кладбище надо идти ночью. Спросил у отца, как быть. Он ответил: «Смело проходи, там наши деды, прадеды. Они тебя поберегут, так что никого не бойся». Эти слова меня окрылили, и я никогда не боялся. По дороге, а шли час-полтора, фельдшер мне рассказывал, какие случаи бывают. Если у него была сумочка, я обратно ее тащил. Несколько раз как проводил, и уже меня стали обзывать врачом. И я им стал.
Запомнилось также уважение к старшим. Определенный порядок совместного обеда, ужина. Когда все покушали, взрослые давали наставления. Вот в некоторых семья дети заявляют: «А я не хочу». В то время такого не было. Приготовили, все сели, покушали, дети постарше все убрали. Если дали, допустим, какое-то поручение, должен был выполнить и вернуться, доложить – получилось или не получилось. Если вечером на годекане собираются…                      
- Годекан — это что?
- Годекан есть в каждом дагестанском селе — это излюбленное место, где ежедневно собираются мужчины. Со стороны может показаться, что люди приходят туда от нечего делать. Но это далеко не так. Годекан — своего рода клуб, трибуна, своеобразная школа, и каждый мужчина считает своим долгом его посетить. Здесь обсуждаются все сельские новости и дела. Человек, впервые попавший в село, обязательно идет на годекан. Там крутятся и мальчишки, постепенно усваивая нормы поведения в обществе. Старшие могут дать им любое поручение, и выполнять его надо расторопно и беспрекословно. Женщинам и девочкам приходить сюда не полагается. Нередко у годекана устраиваются игры и спортивные состязания для детей, их учат борьбе и бросанию камней (это такая народная игра). Посещая годекан, младшие учатся уважать старших и чтить традиции предков.
Традиция вечерней или утренней сходки идет из ста-а-рых времен. Это у многих народов есть. У старшего поколения — свои места, среднее поколение – чуть в стороне, а молодежь – еще дальше. Если есть какие-то новости, идет общение. Допустим, где-то на окраине у пожилых жителей есть потребность в чем-то, например, крыша прохудилась. Уважаемый человек говорит молодежи: сходите, устраните неполадки или дрова поколите. Ребята потом приходят и говорят, что выполнили. Бывает, речка что-то снесла, надо восстановить. Дают поручения и идут. Или надо отремонтировать медпункт или родник, у администрации поселковой нет денег. Пускают папаху по кругу, и туда кладут, у кого сколько есть. Названный кассир их считает и говорит, что столько-то не хватает. Папах идет по второму кругу. Мудрые люди дают указания, не обязывая, не повышая голоса.
- То есть решения, касающиеся жизни села, принимаются вот на таком неформальном общественном собрании.
- Да. Те люди, которые имеют возможность, они безоговорочно в этих вопросах участвуют, и никогда потом никого ни в чем не упрекнут.

 Основа нестабильности

- Вопросы решаются на годекане. А где власть?
- Это собрание – авторитетнее и весомее. Традиции у нас более значимы. Намекнули, позволили участвовать, чем-то помог — в этом даже есть определенное удовольствие. А власти разных уровней сейчас в паутине. Вопросы, которые они решают, все под большим вопросом. После селевых потоков дорог нет, нет ничего там, где должны быть трубы под дорогами, кольца. Тем более, как говорится, война все спишет. В связи с арестом мэра Махачкалы и других руководителей возникает вопрос: это временная кампания или они до того наворовались в глазах народа, что возникла кризисная ситуация? В молодости мы уезжали из республики с памятью о том, как она цветет, сколько в ней работает заводов, фабрик, как в низменной части  края развивается виноградарство, бахчеводство, в горах пасут овец. Хотя многие говорили, что республика дотационная, она себя обрабатывала. В такой нищете, как сейчас, она не была.
- Что же произошло с Дагестаном?
- На его развитие повлияли перемены, произошедшие в России в последние два десятилетия. И, конечно же, — оба северо-кавказских конфликта. Я говорю северо-кавказский конфликт, а не чеченский, потому что там все виноваты — и верхушка, и народ, который позволил себя унизить. Сейчас вот война перебазировалась в Дагестан, в Ингушетию. Там, где много народностей живет, есть свои сложности. И чтобы такую тихую тяжелую войну пережить, нужно время, жизнь не одного поколения. Если в советское время только ребенок рождался, это приветствовали, говорили, что много национальностей — хорошо. Малыша в ясли записывали, в последующем – в садик. После школы время занимали – он шел в кружок или куда-то еще. Когда мы учились в институте, в низменных частях республики собирали виноград и другие фрукты, были заводы, там делали консервы, на заводах имелись карты, куда они должны отправлять свою продукцию — в страны социалистического Содружества и Варшавского договора. Молодежь училась, работала, спортом занималась, взрослые были трудоустроены, пенсионеры ухожены. Так было везде. Приятно было по дороге с Урала на родину видеть комплексы, свинофермы, засеянные поля. А сейчас везде и всюду березняк, брошенные поля, земли, скотоводческие помещения развалены – крыши нет, кирпич уже своровали. В нашей республике сегодня нет ни работы, ни денег…
- И это является основой нестабильности.
- Конечно. Если люди заняты любимым делом, никакие другие мысли в голову не лезут. Естественно, они ищут сомнительные заработки.  
- И тут арестовывают мэра Махачкалы.
- Дети не выбирают родителей, а народ не выбирает руководителей такого уровня. Так происходило в разное время, какой бы строй у нас ни был. Когда экс-мэра ставили на это место он, наверняка, не был вором. Это власть его сделала таким. Сказано: хочешь человека узнать – дай ему власть. У руля самого крупного города Дагестана, там население около 600 тысяч, он однажды что-то натворил, какое-то решение принял и почувствовал безнаказанность.
- Были комментарии с места, что создавалось впечатление, будто народ его даже поддерживает.
- Это могли быть отдельные высказывания. Народ во всей республике недоволен тем, что процветают бандитизм, ваххабизм. В республике неустроенность, нет социальных гарантий, нет бесплатного образования, здравоохранения – все за деньги. А уровень услуг крайне низкий…
- Сейчас республику возглавляет Рамазан Абдулатипов – политик федерального масштаба.  
- На него возлагают большие надежды. Аварию совершают по вине водителя за считанные секунды, потом ремонтируют машину месяцами. Республику, такую многогранную, многофункциональную, развалили за короткое время, а чтобы поднять ее, повторюсь, потребуется несколько поколений.
- Экономические проблемы есть и в других регионах, но почему в Дагестане так неспокойно. Влияние извне?
- На Кавказе встречаются две силы – иностранная и наша. Вот смотрите. В советское время была мечеть, человек 50 могли прийти молиться. Я считаю, что сегодня очень взвешенно надо относиться к строительству мечети на 250-1000 человек. Если нет спроса, не надо возводить мечети и церкви. Я не против разных религий, но если мы строим, значит, позволяем кому-то вкладывать деньги, позволяем, чтобы потом они дергали наших детей, родственников и сослуживцев: «А ты вот это сделай, мы же тебе заплатили деньги». Ваххабитское течение имеет колоссальное влияние на молодежь. Работы нет, учебы нет. Даже если ты выучился, все равно работы нет. Привлекли такого парня раз, привлекли два. Дали копейку, заинтересовали…
- Но должна же от всего этого предохранять народная нравственность, о которой вы говорили.
- Сохранить народное очень сложно. На сегодняшний день уже нет на свете многих мудрых людей. В стране, в уникальной республике, где внизу – почти субтропики, наверху – горы, где за один день можно снять фильм обо всех четырех временах года, сейчас анархия, война, гуляют пули. Утром убивают милиционеров, на следующий день — верующих. Руку подняли на такого человека, как Шейх Саид-афанди, духовного лидера мусульман Дагестана. Где охрана? Где государственная безопасность? А воспитание почти все по нолям растекается…  

Назад уже не вернуться

- А дагестанцы чем-то отличаются от других народов Кавказа? Например, от чеченцев.
- Среди тех, кто там живет, наверное, можно найти отличия. А здесь, на Урале, уроженцы Чечни и Дагестана ничем не отличаются. Многие работают в разных кругах бизнеса, достойно содержат семьи. А для россиян все кавказцы одинаковые – черные, с определенной энергетикой, менталитетом. Да что там, многие даже не различают на рынке, кто перед ним – человек с Кавказа или с Востока, из Средней Азии.
- Вам это досадно?
- У меня нет времени об этом думать. Если это больные, то часть из них меня уважает, потому что я их лечил, где-то ассистировал. Другая, наверное, не особо приветствует. Потому что я не дошел до них или они до меня не дошли.
 - Мы плавно перешли к Челябинску.
- А что переходить – мы тут живем. Это наша родина.
- Как вам поначалу показался город, когда приехали? Что удивило?  
- Ничего не удивило. Я был полон энергии, окончил институт, хотел научиться профессии.
- То есть была мысль, что приехали ненадолго.
- Да. Когда я учился, отпуск посвящали дому, семье. И, естественно, где-то поучиться, приобрести опыт – это мечта любого. Кто не уважает и не ценит традиции малой родины, тот просто не воспитан. Когда приехал, практически сразу попал в хороший коллектив, в онкологический диспансер. Там прошел азы, учебу, состоялся как профессионал. Работал в разных отделениях, после 2000 года занимаюсь перспективным направлением – лечением онкологических больных лазерными технологиями. Сейчас уже грех жаловаться, что кавказские горы поменял на уральские.
- Вы тут создали семью.
- Да, здесь, но женился на своей горянке. У меня трое детей, двое внуков. Жену зовут Бэла, по-настоящему – Бесханум. Меня в Челябинске зовут Ахмедом, а на самом деле я – Ханахмед.
- Бэла – это прямо как у Лермонтова.
- Приехать на чужбину и бить себя в грудь, чтобы полностью произносили твое имя, это было бы неправильно.
- Ваши дети помнят, что они – табасаранцы?
- Помнят.
- Это здорово. Я недавно узнал, что живущая в Волгограде двукратная олимпийская чемпионка по прыжкам с шестом Елена Исимбаева — табасаранка. Как вам в Челябинске, в российской области, удалось детям это привить?
- Они много говорят по скайпу. Многие мои племянники общаются на родном языке. К тому же сотовые операторы дают специальный тариф с нулевой оплатой. Они там тоже берут такой тариф, делают корпоративную связь. И разговаривают. Взрослые — с младшими, младшие – со взрослыми.
- Когда дети были они маленькими, вы ездили на родину? Дедушка и бабушка с ними общались?
- Естественно. Есть многие семьи, которые считают обязательным приезжать на праздники, на Новый год домой в Дагестан. Но сейчас там идет война, пули гуляют, поэтому меньше стали ездить.
- Здорово, что современные технологии не приглаживают всех под один стандарт, как часто бывает, а помогают сохранить язык, свое миропонимание. А когда вы поняли, что назад уже не вернуться?
- Скорее всего, после второго северо-кавказского конфликта. Сегодня вернуться туда, обосноваться уже невозможно.
- А было такое намерение?
- Ну, естественно! Отец спрашивал: «На сколько лет ты поехал в Россию?»
- А там так и говорят – «в Россию»?
- Да, говорят, но мы тоже россияне. Я говорил: «Год-другой поработаю»,  знания получу, категорию получу и вернусь. А когда империя распалась (никто не ожидал, что такая мощная страна рассыплется), все стало по-другому. У нас три брата, пять сестер. Маме 86 лет. Конечно, они нас приглашают, но, увы, сейчас получить там такой же авторитет, как здесь, в миллионном городе, очень сложно.   

На Южном Урале тоже горы

- Что вам нравится в Челябинске и на Южном Урале?
- Воздух ничем не отличается от дагестанского. Изобилие воды, здесь – озера, там – Каспий, река Рубас. Здесь горы, там – горы. Тут такая же смешанная растительность и в Дагестане. Если вначале тут не все росло, то теперь, грех жаловаться, созревает все, вплоть до винограда. Надо только приложить труд и плоды будут. У нас есть сад, огород.
- Руки доходят?
- А куда деться, это такой отдых.
- Какое-то любимое место есть в нашем крае?
- Мы живем в Кременкуле. И дай Бог, чтобы после напряженного рабочего дня дойти до земли. А потом – готовиться к следующему дню, что-нибудь почитать, полистать. Озера наши – все любимые. Когда с друзьями на них ездим, когда – на охоту.
- Кто ваши друзья?
- Врачи, педагоги, коммерсанты.
- Я знаю, что в Кременкуле есть целая улица, где живут узбеки.
- Да, они приехали на заработки, ужились  и прописались. Это вызывает уважение, когда люди вдали от своей малой родины трудятся, показывают себя с хорошей стороны.  
- То есть если человек любой национальности куда-то приезжает и ведет себя достойно, то у него проблем быть не должно. И, наверное, нет таких мест, где было бы по-другому.
- Философски вы абсолютно все грамотно отразили. Времена меняются, те люди, которые когда-то куда-то перемещались на конях, на арбе, имели свой менталитет и кому-то могли попробовать его навязать, уже прошли. Сегодня – время электроники. Все приехали в Челябинск, все стали россиянами. Если кто-то кричит, что земля — для русских, это политический пиар перед выборами. А так мы тут живем в одной семье, в одном обществе, мы – уральцы. Естественно, наши дети в садике несут определенную энергетику. Какая-то одна няня в детском садике не знает какие-то национальные особенности, одинаково кормит, одинаково подмывает, одинаково укладывает спать. В школе тоже одну программу проходят. Но у каждого народа есть свои, тысячелетиями сформированные особенности. Например, армянин никогда не встанет за прилавок продавать овощи и фрукты, потому что он хорошо укладывает асфальт. А кто-то хорошо кладку делает. Нет рабочих мест в Таджикистане и Узбекистане, надо им позволить делать ту работу, которую они могут. Не всем же быть начальниками.
- Есть среди них и начальники.
- Конечно, они получили в советское время образование, сегодня учатся в престижных учебных заведениях, но это могут не все. У меня был инцидент, когда одна женщина с пеной у рта возмущалась: «Вы не остались у себя, приехали, и занимает место моей дочери». Я говорю: «Хорошо, пожалуйста, вот вам лист бумаги – напишите заявление. Я перейду, найду другую работу». – «Нет, моя дочь брезгует». А если брезгует, зачем же вы тогда упрекаете? В онкологии работают люди, которые имеют определенный внутренний мир. Многие, кто не знает, как передается, наследуется онкологическое заболевание, брезгуют («а вдруг я заражусь»), они неработоспособны. Поэтому каждый должен делать свое. Если приезжие хорошо убирают территорию, надо им позволить это делать. А другие пусть выполняют другую работу.

Общество культуры

- А теперь поговорим о вашем общественном детище.
- В 1996 году, кода Ромазан Гаджимуратович Абдулатипов перестал быть министром, пошло веяние – создавать общественные организации разных национальных культур. Собрали нас, руководителей диаспор. Сначала появилась ассамблея народов в Челябинской области, а потом российская. Мы в то время с Абдулатиповым на многих встречах пересекались. Он же вначале, по первой профессии – фельдшер, коллега мой. Сначала в Екатеринбурге уроженцы нашей республики создали общество дагестанской культуры, потом мы. Затем судьба обязала меня закончить академию госслужбы, вступить в разные общества – «Большой Урал», «Кавказ». Неоднократно ездил в Дагестан. Даже речь шла об открытии представительства республики на Южном Урале. Когда империя развалилась, многие надеялись, что напрямую можно сотрудничать, это станет полезно для народа, для молодежи. Но, увы, не получилось, идея не была подкреплено деньгами. Она и сейчас обсуждается: если нет работы, нет денег, то хорошо бы привлечь оттуда молодежь на производство сюда, учиться заочно, обеспечить жилье и т.д. Но, повторяю, любая идея должна быть обозначена юридически и подкреплена деньгами.
Когда Абдулатипов бросил клич — организуйтесь в местах более-менее компактного проживания уроженцев Дагестана, — мы создали общественную организацию.
- Не знал, что это сделано по его кличу.
- Да. У него с тех лет в глубине души – боль за народ. Вторая основная профессия Ромазана Гаджимуратовича – философ. И, находясь на таком высоком уровне, он, наверное, по-другому видит свой народ. Больше ездит, общается с другими этносами, оценивает, какие у кого возможности. Как говорится, тот, кто не ценит свой народ, тот не может ценить другой.
- А дагестанцев много в области?
- Когда мы регистрировались в 1996 году, показали около пяти тысяч. Есть те, кто весной и летом приезжают на заработки и уезжают, другие привозят овощи и фрукты. Мы учли не только дагестанские народности. Есть русские, татары, башкиры, которые после землетрясения в Дагестане 1970 года, когда бросили клич восстановить республику, приехали туда. Они возводили ГРЭС, заводы. 10-20 процентов строителей осели в Дагестане, а после военных конфликтов вернулись сюда. Челябинский поэт и краевед Сергей Александрович Тимошенко тоже в свое время в нашей республике жил. Вот таких людей тысяч пять.
- Что сделало общество дагестанской культуры, а что не удалось сделать?
- Мы приглашали знаменитую команду КВН «Махачкалинские бродяги», они выступали в ДК железнодорожников, в Магнитогорске, в Екатеринбурге. Старались участвовать в каждом значимом областном и городском празднике. Но все общественные мероприятия посетить невозможно, тогда не надо ходить на основную работу. И потом, когда дома идет тихая война, многие приходят и сообщают, что того убили, другого, когда наших ребят посылают туда, привозят «200-е грузы», какие-то акции проводить невозможно. Это будет некрасиво.
- А кто они — дагестанцы Челябинской области?
- Есть врачи, педагоги, коммерсанты которые приехали сюда по распределению в 70-х годах, есть те, кто остался здесь после военной службы, есть приехавшие по торгово-коммерческим делам и осевшие, а также те, кому просто приглянулась жизнь на Урале.
- Спортсменов в последнее время немало появилось.
- Это отдельная яркая статья. Все знают, что борьба у дагестанцев — в крови. Их, как говорится, хлебом не корми — дай побороться.
- А почему дагестанцы хорошие борцы? Это такая психофизиология?
- У кролика, который в клетке сидит, маленькое сердце. У зайца, который по лугу бежит, большое здоровое сердце. Так и здесь. Тот человек, который в горах, на свежем воздухе двигается, бегает, прыгает, тренируется, он гармонично развивается. Посмотрите на парней, которые в последнее время прославили как Дагестан, так и нашу область, это интеллигентные ребята, воспитанные, знают, где что сказать, достойно себя ведут. Иногда слышу: могли бы у себя там бороться, зачем сюда приехали? Но это же государственная программа. Когда проводили чемпионат по дзюдо, нам надо было получить медали. Тренеры, тот же Александр Миллер, поехал домой, посетил семьи: приглашаем вашего сына с такой-то перспективой. Какая мать откажется, чтобы у ребенка все было хорошо.
- На одном из российских семинаров я рассказал коллегам, что у нас прошел чемпионат Европы по дзюдо и назвал имена южноуральцев, которые в нем участвовали: лезгин Ренат Саидов, аварцы Сиражудин Магомедов и Мансур Исаев (на снимке). Все по-хорошему заулыбались. А Мансур потом стал олимпийским чемпионом.
- Надо уважать, ценить традиции того места, где ты живешь. И показывать это своими положительными, созидательными поступками. Что эти ребята и делают. Да, изначально были договорные отношения, но, я думаю, они сполна отработали, пашут по 25 часов в сутки.
- Они прониклись местом, в котором живут?
- Я думаю, что да. Как и многие другие дагестанцы, для которых Южный Урал стал второй родиной.
- Успехов вам на нашей общей земле!
- Спасибо!
 

Беседовал Лев Лузин